Несостоявшаяся дуэль. III

         – Понимаешь, он заявился отдельно от своего полка, один единственный. Не был приписан ни к одному из гарнизонов. Сведения прислали из Гуниба и это был третий по счёту гарнизон, который поручик Гучков посетил. Писарь ответственный оказался, не только внешность обрисовал, но весь вояж, который вновь прибывший совершил за месяц. В бумагах из двух других гарнизонов, он не упоминался, поскольку, я потом выяснил, пробыл там не более недели и только по окрестным аулам ездил.
         – Не знал этого. Интересно.
         – Вот и мне тогда стало интересно. С одной стороны, начинающему службу молодцу простого купеческого происхождения карьеру в столицах не сделать. Один путь – на Кавказ, только так выслужиться можно и боевые награды получить. Но, во-первых, что делает на Кавказе младший офицер из полка, который квартирует в Москве и находится под личным патронажем Императора? Почему он прибыл один и оказался никуда не приписан? И, во-вторых, каким образом он оказался в Преображенском гарнизоне?
         – Попасть в Гуниб, где Шамиля захватили, каждый хотел. Историческое место, так сказать. Даже император, насколько я знаю, посещал этот гарнизон.
         – Естественное желание, не спорю. Но до этого он побывал в Ботлихе и Хунзахе. Представляешь себе расстояния? Пять ночёвок минимум. Как выяснилось, в гарнизонах квартировал за свой счёт. Уезжал в сопровождении местного проводника и ночевал в горах. Всю дорогу только в мундире русского офицера. Это в то время, когда меньше взвода в сопровождение не брали.
         – Значит знали, кто едет и не тронули.
         – Знали, ждали и беспрепятственно пропустили, – подтвердил полицейскую версию Иванов.– Я тогда даже обрадовался, решил было, что нам в помощь новый секретный агент объявился. Правда, слишком явно демонстрировал он свою исключительность. Помчался я, дурак, у начальства спрашивать. Очень всех удивил.
         Васильев чуть не рассмеялся.

         Фёдор Гучков был на два года старше Иванова, который в ту пору, в 1881, ещё не достиг и двадцати. Правда, несмотря на ранние года, Пётр Алексеевич слыл, можно сказать, туземцем. С Русско-турецкой войны с отцом на Кавказе пребывал и к своему совершеннолетию считался опытным, к тому же лично знакомым со многими старейшинами.
         Старший и младший Ивановы своим внешним видом и лихостью привлекали многих горцев. Некоторые даже относили их, поджарых и желтоглазых, к высокородным, скрывающим до поры до времени своё истинное происхождение, воинам. Чем оба Иванова во всю пользовались, выполняя сложную миссию, стараясь свести к минимуму «дружеские действия» британской разведки и примирить горные народы с новыми цивилизованными условиями существования.
         С окончанием непростительно долгой Кавказской войны, российский император потребовал от горцев прекращения набегов и перехода к мирной жизни. Подразумевалось, что серьёзных изменений в укладе жизни в аулах не произойдёт. Но, шаг за шагом, привычный быт начал меняться.
         Прежде всего освободили тех, кто находился на положении рабов. Главным образом, пленных разных национальностей, захваченных в набегах. Для любого просвещённого и цивилизованного человека подобное действие было бы естественным, но не для дагестанца, или чеченца, или для любого иного горца. Это означало покушение на его статус. Любая работа даже для обычного члена общины считалась оскорблением. Не нравились горцам ни денежные сборы, как компенсация за старые набеги, ни необходимость перевозить казённые грузы. А более всего угнетало требование строить и ремонтировать дороги.
         По истечении двадцати лет окончания открытых боевых действий Кавказская война ещё тлела, волнения остались навсегда. Война с Турцией взбудоражила горячие головы молодых аульцев, подстегнуло желание возродить былую лихую славу. Новоявленных воителей интересовали более всего не вопросы религиозного противостояния, как в период вылазок Шамиля, и не противостояние именно русским войскам. Им всё равно было с кем воевать. Важен был сам факт сражения и признания их лихости.
         С лёгким сердцем и необремененной высокими идеями головой уходили они в горы устраивать засады против регулярных войск. Рисковали своей свободой и жизнью ради славы и не такой уж большой наживы. Только потому, что представлялся случай поволноваться, пошалить и затем, подобно охотнику или рыбаку, с неимоверными преувеличениями, рассказать в кругу односельчан свои подвиги и опасности, которым подвергался. Какие последствия будут у этой, с позволения сказать, борьбы юнцы и не задумывались.
         Чтобы как-то уравновесить условия в противостоянии горской партизанщине создали несколько «летучих» отрядов не более полутора сотен сабель в каждом. Своим подходом к ведению военных действий они мало чем отличались от местных, разве что засады устраивали реже, да предпочитали брать пленных, ранить, а не убивать. Один из таких отрядов возглавлял отец Петра Алексеевича.
         Старший Иванов жалел «горячие головы» за лихую неразумность. Захватывая, наказывал строго, но зло не усердствовал. Лучше посадить в местный острог, чтоб остыли, а не отправлять этапом в Сибирь. Зато Пётр Иванов, совсем мальчишка, соревновался с ними в лихости и напористом упрямстве, не всегда понимая последствия своих жестоких действий. Выросший в таких же условиях, как и горцы, сам, по умению приспосабливаться к кочевой жизни и по отношению к сопернику, стал горцем. Иванову-младшему главенство в отряде и перешло «по наследству» после того как отец, получив тяжёлое ранение, вынужден был вернуться в Россию.

         – И вот что примечательно, Алексей Тихонович, – Пётр Алексеевич не удержался и стал прохаживаться вдоль книжного стеллажа в конце комнаты, слишком взбудоражили его кавказские воспоминания. – Вот, что примечательно. Федор Гучков не состоял ни в одном таком карательном отряде, это я точно знаю, проверял. Не был приписан ни к одному гарнизону, но курсировал от одного к другому совершенно беспрепятственно и так быстро, что даже мы не могли его долгое время застать. Что ты на это скажешь? Везение или отсутствие риска?
         – Отсутствие риска,– не задумываясь ответил опытный чиновник, во время рассказа он неотрывно разглядывал темноту за окном. – И всё же ты его поймал.
         –Ну, да. Как говорится, гнездо вороны найдёшь по карканью. Казак у нас один был, Андрей Еремеич, сметливая голова. Задумался он, как это стало получаться. Только на месте побываем, прищемим хвост аульцам, разговоры добрые поразговариваем, словом, утихомирим всех, уговорим молодых вернуться в общину, как через неделю-две у них опять буча. Возвращаемся – нам басни какие-то рассказывают про новые русские законы. Да новыми английскими винтовками перед носом трясут, ещё смазка не сошла. Так вот, казак мой и углядел систему в возникновении смятений в умах. За нами хвостом, говорит, аспид этот ездит и надо бы нам маршрутец сменить и навстречу ему двинуться. Так вот мы на господина Гучкова и налетели. Шугануть шуганули, а арестовать не смогли. Прямых доказательств у меня не было. Только слухи, что некто в русском мундире помогает на английских «купцов» выйти и почти задаром новое оружие взамен конфискованного приобрести. Потому как русский царь не уследит когда новые поселенцы из русских земель приедут и отберут всё. Было описание внешности таинственного агента в русском мундире, у нескольких старейшин полученное. Один в один Гучков. Только слова, без официального свидетельства к делу, не применишь. А никакой документ никто подписывать не желал.
          – Поэтому ты придумал дуэль?
          – А что прикажешь делать? Надеялся, что честь офицера и мнение товарищей заставит его признаться.
          – Дурак ты был молодой и наивный. Офицерская честь у купца! – насмешливо проговорил Алексей Тихонович, а про себя подумал, что таким наивным Иванов, собственно, остался и до сих пор, со своей верой в честь, царя и долг перед Отечеством.