Прыжок длиною в пять часов

Приглушенный свет вечернего софита неторопливо высвечивает неизведанность уходящего в небеса колышущегося обмякшего купола. Где-то внизу жесткий веник скребет грубый песок арены, причесывая волнение пережитого дня.
Её руки слегка оперлись на тонкие перила, ощущая привычный холод железа и прикрывая неяркие отблески, словно пытаясь задержать остроту аплодисментов еще на пару минут.

Но манит ее он. Только он - её единственный. Трос. Этот стальной змий, туго скрученный, уверенный и безапелляционный, опасно раскачивающийся и манящий в бездну небесного цирка.

Ноги спешат. Торопятся отпустить надежность пластикового покрытия подставки и пуститься в бескрайнее путешествие равновесия вещей и смыслов. Подушечки пальчиков слегка покалывает от нетерпения, а ноги пританцовывают, перетаптываясь и оставляя легкие белые тальковые следы.

И вот он первый шаг, переместивший вес по-кошачьи напряженной ноги на шершавую и твердую поверхность принимающего единственного. Начало движения положено, начало бесконечных игр теней, бликов и фантазий, несбывшихся мечтаний и безудержной ярости быть на острие.

Уловив равновесие и опустив ногу стопой на весь трос, каждая мышца правой стороны фигуры, обернутой плотным черным трико, придающим скольжение, ощутила, что союз снова установлен. Ее руки – крылья, разбросанные в стороны, ее руки - веер - символ вечной жизни и бесконечного полета.
Опуская вторую ногу, перенося вес тела и подпирая правую, выставленную вперед, она приседает в галантном и искусно отточенном реверансе перед любимым, прося его позволить снова пройтись по переплетенным сероватым нервам.

Она – его Суок, его гуттаперчевая розовая мотивов Пикассо, его колибри. Их единение нерушимо, ибо любит он, когда она колеблется из стороны в сторону, задевая перышками веера его натянутые струны, когда изредка капелька пота падает на его неприступные волокна, так заботливо и четко проверенные на мануфактуре Фагерста, лучшей в городе.

Ее ноги, подняв в воздух крепкое сжатое тело, оттолкнулись от него с прежней уверенностью и мастерством. Взмахом веера она укрепила веру в намерении взлететь и приземлиться синхронно с «дыханием» троса.
Теперь замер он, ведя отсчет времени прыжка. Сколько помнит он за эти бесконечные пять лет выступлений. Сколько помнит он ног, проверявших его на прочность. Зачем он помнит оступившиеся колени и не цепкие пальцы. Но кажется, что помнить все это - лишь подготовка перед сегодняшним днем последних пятичасовых выступлений, перед ее прыжком сейчас.

И приземляясь на трос с подогнутым коленом, свесив одну ногу в вакуум циркового вечера, она снова счастлива и бесконечно благодарна за его верность, привязанность и память. А он бесконечно счастлив, что до следующего сезона впереди еще целых три месяца.