Глава 3. Уайт-Плейнс

     Сохранить армию в Уайт-Плейнс представлялось более сложной задачей, чем в Велли-Фордж.
     Недовольство офицеров, страдания простых солдат, халатность и неразумие в Конгрессе – вот то, с чем главнокомандующий сталкивался ежедневно. К тому ещё прибавилось разочарование, вызванное отходом французского флота под командованием графа д’Эстена, который, после того как обещал соединиться с Салливаном у Ньюпорта, уплыл прочь, едва завидев британцев под командованием лорда Хау, а затем, когда шторм разметал его флот, притащился в Бостон для ремонта, оставив Салливана буквально на съедение британцам, которые тут же напали на него, как только союзник его бросил.
     Это было ударом для Вашингтона, который многого ожидал от союза с французами, но ещё хуже для него оказались постоянные разногласия Арнольда с властями Филадельфии по милости его жены и друзей, верноподданных короля.
     Генерал Ли впал в немилость после сражения при Монмуте, где он отдавал бессмысленные приказы об отступлении, что едва не привело к разгрому американцев, и не утихали слухи о том, что такое поведение генерала не было ни  трусостью, ни глупостью, а прямым предательством.  Намекали также, что и генерал Арнольд поведёт себя таким же образом, если представится к тому случай. Вашингтон не верил в предательство Ли, хотя и обрушился на генерала из-за его некомпетентности, также ни секунды не сомневался он в Бенедикте Арнольде, которого привык считать своим самым близким другом и доверенным офицером. Но он был бессилен защитить Арнольда, чей горячий нрав настроил многих против него; и так почти год тянулась схватка в Филадельфии между ним и властями города; кончилось всё тем, что Арнольд был вызван предстать перед комитетом, назначенным Конгрессом, и ему предъявили несколько незначительных обвинений; в результате, он был отдан под суд по двум вполне техническим правонарушениям. 
      Главнокомандующий был вынужден наложить на него взыскание. Он сделал это неохотно, ибо был полностью на стороне обвиняемого, к тому же в таких обтекаемых выражениях, что, казалось, он скорее отдаёт обличаемому генералу честь, чем порицает его – но в душе он опасался, что Арнольд глубоко обижен, и уязвлённая гордость причинит ему больше боли, чем телесная рана, полученная при Саратоге.
     Раздосадованный всеми этими обстоятельствами, Вашингтон начал думать, что настало время разоблачить заговор, зреющий против него среди офицерства. Он не сомневался, что Арнольд тоже жертва подобной, если не той же самой, интриги. 
     Что окончательно подвигло его заговорить, так это назначение генерала Гейтса, вопреки его совету, на место генерала Линкольна, который потерпел поражение от Корнуоллиса и Клинтона, чьи отряды бесчинствовали на юге.
     Вашингтону казалось, что он видит в этом назначении свидетельство влияния Гейтса на Конгресс, поэтому, всё ещё страдая из-за несправедливости по отношению к Арнольду, он решил показать заговорщикам, что хорошо осведомлён об их планах.
     Он был убеждён, что Гейтс является лишь орудием в руках заговорщиков. Реальную опасность представлял человек, который всегда ненавидел его, в прошлом искатель руки Марты Кастис, а именно, - ирландский авантюрист Конвей.
     Когда он узнал, что марионетка Конвея, Гейтс, назначен защищать его любимый юг, он сразу же решил, что Конвея не должно быть в армии. Поэтому, в июне 1780 года - года бедствий и ужаса -  вскоре после поражения Линкольна при Чарльстоне, и сразу же после того, как Гейтс получил назначение на юг, он и Конвей получили приказ явиться к главнокомандующему.
     Они повиновались без опасений. Они были уверены в полной своей безопасности.
     Вашингтон вежливо принял их в фермерском домике, что был его штаб-квартирой в Уайт-Плейнс, но как только его слуга Билли закрыл дверь, повернулся к ним с ледяным спокойствием, с котором недавно жестоко обрушился на Ли после сражения при Монмуте, и сказал:
- Генерал Конвей, я требую вашей отставки.
     Если бы он выхватил шпагу и поразил его, то и тогда Конвей не был бы больше изумлён. Он в растерянности молчал.
     Англичанин Гейтс более владел собой. Ему не приходилось опасаться так, как Конвею, и он был сделан из другого теста.
- Это довольно неожиданно, сэр, - сказал он.
     Генерал Вашингтон в силу своего роста стоял, возвышаясь над ними обоими, и переводил утомлённый взгляд с одного на другого.
- Я не хочу много говорить об этом, - ответил он. – Вы, генерал Гейтс, выбрали генерала Конвея на роль своего помощника на юге. Вам придётся выбрать другого.
     Гейтс стал таким же белым, как его напудренный круто завитый парик, но продолжал стоять на своём.
- Могу я узнать ваши доводы, сэр? – потребовал он.
     Вашингтон, прищурившись, взглянул на него. Он вспомнил, как Гейтс, в бытность его стройным молодым офицером при Мононгахеле, помогал ему  переплавлять смертельно раненого Брэддока через реку.
- Сожалею, - сухо, но вежливо сказал он, – что вы, генерал Гейтс, не нашли ничего для себя лучшего, чем сделаться марионеткой в чужих руках.
     На впалых щеках Горацио Гейтса выступил румянец. Он положил руку на рукоять шпаги, затем убрал с глубоким вздохом и посмотрел на Конвея, который стоял, прислонившись к стене, словно ноги не держали его.
- Итак, вы уйдёте в отставку? – снова обратился главнокомандующий.
    Конвей повернул к нему потемневшее искажённое лицо с глазами, налитыми кровью.
- Нет! Клянусь небом, нет! – выдохнул он сквозь стиснутые губы. Вся его долгая злоба, угроза и зависть отразились в этом возгласе.
     Серые глаза Вашингтона блеснули. Он слегка откинул назад голову.
- Тогда я представлю Конгрессу информацию о вас, которой я располагаю, - сказал он.
     Гейтс вскрикнул, и Вашингтон моментально обратился к нему.
- Вы думали, я не знаю? – спросил он. – Если б я был так прост, генерал Гейтс, я не был бы в состоянии сохранять целостность армии и её боевой дух во всё время непрестанных сражений.
    Конвей поднёс руки к горлу и потянул свой мишленовский платок, как будто тот душил его. 
- Я буду иметь дело с Конгрессом, а не с вами, сэр, - высокомерно сказал он.
- Не сомневаюсь, - был спокойный ответ, - что у вас есть друзья в Конгрессе – но у меня есть доказательства вашего поведения, и для вас это будет означать военный трибунал. Никто в Конгрессе вам тут не поможет.
     Конвей уже не мог держать себя в руках.
- Вы мне угрожаете? – взвизгнул он.
- Угрожаю? За эти два года я мог бы повесить вас за измену в любое время.
- Что же вас удержало?
- Нежелание навлекать позор на американскую армию.
- У вас попросту нет доказательств.
- У меня есть все доказательства.
- Вы меня всегда ненавидели!
- Всегда презирал.
- Вы думаете, я вас испугаюсь и подам в отставку?
- Думаю, вы подадите в отставку, генерал Конвей.
- Никогда!
- Ах так! – Вашингтон, слегка побледнев, взглянул на Гейтса. – Вы уйдёте со своего поста, прежде чем экспедиция отправится на юг.
     Встревоженный бледный Гейтс по-прежнему молчал, выжидая.
- Клянусь Богом, нет, - ответил Конвей.
     Вашингтон сунул руку в карман и достал какие-то бумаги.
- Около шести месяцев назад, - сказал он, - вы организовали заговор с целью сместить меня и сделать генерала Гейтса главнокомандующим – в этом заговоре замешаны вы, Гейтс и Ли, но есть ещё одна тайная интрига, за которую ответственны только вы. Вашим намерением было предать меня, за определённое вознаграждение, в руки мистера Ричарда Трайона, сына покойного губернатора Нью-Йорка.
     Конвей побледнел так, что сделался похож на призрак. Снова он потянул свой шейный платок.
- Но я не знал об этом! – вскричал Гейтс в изумлении.
- Надеюсь, что не знали, генерал Гейтс, - сказал командующий холодно.
     Глаза Конвея устремились на бумаги, которые держал Вашингтон.
- Эти письма, написанные вами, были переданы мне секретарём мистера Трайона, который предал своего хозяина. В них подробный план того, как именно следует меня завлечь за британские линии. Эти-то подробности и дали мне возможность нанести им поражение.
     Конвей тяжело дышал. Инстинктивно он повернулся к двери, словно собираясь сбежать.
- Теперь вы уйдёте в отставку? – прогремел Вашингтон.
- А что насчёт других? – хрипло спросил Конвей. – Ваш друг Арнольд тоже замешан.
     Вашингтон грозно нахмурился.
- Не старайтесь замарать моих друзей! – закричал он. – Я уверен в невиновности Арнольда, так же как уверен в вашей виновности.
- Я ничего не знал, - пробормотал Гейтс. – Я никогда не согласился бы иметь дела с британцами.
     Вашингтон повернулся к нему с гордым видом.
- Неужели вы полагаете, генерал Гейтс, что я дал бы согласие на ваше назначение на юг, если б верил, что вы такой же, как Конвей?
    Горацио Гейтс поклонился.
- Благодарю, - с усилием сказал он. – Я полностью в вашей власти. Вы – благородный человек. Поступайте со мной, как вам угодно, сэр.
     Ослабев, он схватился за спинку стула и стоял так, опустив голову.
    Конвей с яростью посмотрел на человека, которого обманом завлёк в свои сети.
- Как мило, - сказал он, - только не забывайте, генерал Гейтс, что вы замешаны в этом деле не менее меня.
- Боже милостивый, нет!  - горячо возразил англичанин.
     Вашингтон, не спуская глаз с Конвея, встал между ними.
- Мне известно всё об участии генерала Гейтса в этом деле, - сказал он холодно. – Его поступки были направлены против меня лично, и я могу взглянуть на это сквозь пальцы. Но вы действовали против Америки, и этого я не прощу.
     Он помедлил, затем резко сказал:
- Вашу шпагу, генерал Конвей.
     Побагровев, ирландец выдернул шпагу из ножен.
- Решили сделать из меня козла отпущения? – усмехнулся он. – А как насчёт Бенедикта Арнольда?
     Вашингтон не ответил, на его лице отразилось презрение.
- Осмелитесь сказать, что его имени здесь нет? – закричал Конвей, указывая на бумаги в руке Вашингтона.
- У меня нет желания обсуждать это с вами, - сказал главнокомандующий. – Вашу шпагу.
     Конвей бросил шпагу на пол перед ним.
     Не сводя глаз с Конвея, Вшингтон отбросил шпагу в сторону носком своего сапога для верховой езды.
- Теперь уходите! – приказал он.
     Конвей, пошатнувшись, направился к двери, прижимая носовой платок ко рту.
- А всё-таки, что насчёт Арнольда? – крикнул он напоследок.
     Вашингтон повернулся к нему спиной. Дверь открылась и захлопнулась за предателем.
     Наступило молчание. Затем главнокомандующий обратился к генералу Гейтсу.
- Мне нечего больше сказать. Теперь, когда генерал Конвей, наконец, исчез, не будем снова ворошить старое…
     Горацио Гейтс поднял голову и ответил, с трудом находя слова:
- Поверьте, я никогда не сотрудничал с врагом. Я не имел понятия о том, насколько низко пал Конвей.
- Я уже сказал вам, генерал Гейтс, что я об этом думаю. Желаю вам удачи на юге.
- Что же до обвинений против генерала Арнольда – я должен сказать …  - снова забормотал Гейтс.
- Нет необходимости что-либо говорить. Я полностью доверяю Бенедикту Арнольду, - сказал главнокомандующий. – Вы не будете сомневаться в этом, когда я скажу, что он просил у меня доверить ему командование фортом Вест-Пойнт, и я согласился.
     Генерал Гейтс молча смотрел на Вашингтона. Укрепление Вест-Пойнт было ключом ко всем американским позициям.
- Вы … великодушны, - очень тихо сказал он.
    Выйдя из штаб-квартиры, Гейтс помедлил, глядя на лагерь.
- Как же так? – сказал он самому себе. – Сколько же они платят Арнольду? Видимо, больше, чем Ли. Вест-Пойнт! Боже мой! Не могу понять!