Шизофрения. Самобичевание

С рассветом видения оставили, и радость от прихода нового дня на время заставила забыть вчерашние бредовые мысли, что его хотят пошинковать, распластать на органы: «А он жив живёхонек, лежит теперь привязанный к кровати, и это такой пустяк, в сравнении с тем, что ему грозило, имей его фобии серьёзную подоплёку. И даже хорошо, что его обездвижили, а иначе он мог запросто наваратить делов. И хорошо вдвойне, что ему не дали выброситься в окно, ведь это было сугубо его решением, что палата реанимации находится так низко. Но теперь он знал, что ему попросту не дали умереть, поскольку весь переполох, виновником которого послужил он сам, случился вовсе (как он предполагал) не на первом, а на седьмом этаже больницы, и не задержись он в плотных объятиях медперсонала: не встречать бы ему свой очередной рассвет».   
   Он лежал привязанный к кровати, и по взгляду дежурившей медсестры в которой накануне вечером он ошибочно находил девочку лёгкого поведения, понимал: она искренне видит в нём настоящего психопата. И отчасти она была права: где ещё найдёшь такого пациента, с которым не могут справиться четверо здоровых мужчин? Именно психопату даётся столько сил, что он в порыве приступа может перескочить высоченный забор, или как в моём случае: биться до последнего вздоха за свою ещё молодую и по всему видать ценную жизнь.   
   Я был счастлив и весел, что безумная (в моём случае) ночь закончилась, и надеялся на скорое выздоровление.  Мне было немного стыдно за себя. Надо же: так дать маху. Слышал я, что один из врачей, а именно тот кардиолог, которому я едва не свернул шею, теперь же утром намеревался уйти по больничному листу… после моей, так сказать… мануальной терапии. 
  Но более всего меня мучил вопрос: неужели они, - врачи, не догоняют, что вчера мне требовалась помощь дипломированного психиатра, и даже если я и сам мало что слышал о шизофрении, то сегодняшним утром я был в полной уверенности, что вчера после пары уколов в бедро меня посетила именно она…
   Освободили от пут меня только после утреннего обхода, на котором главврач интересовался у оперировавших меня хирургов: по какому случаю я привязан к постели? На его вопрос ему отвечали, что, скорее всего последствия двух подряд наркозов сказались на моей психике, и нашли своё отражение на неадекватном поведении пациента. А я б ему ответил без прикрас: какие там последствия? Да спросил бы: слышал ли он что-нибудь о трансплантации донорских органов? И не желает ли он сам лечь под нож, - не по собственному желанию?   
  В общем, «расшнуровали» меня, убедившись в моей адекватности в аккурат к завтраку. Давали овсянку, пару кусков хлеба, жидкий чай. Не густо, однако и после такого нехитрого перекуса я почувствовал себя намного бодрее. А к обеду и вовсе перевели в палату к такому, как я, перенёсшему операцию на сердце.  Вдвоём нам стало веселей, да и было теперь кому понаблюдать со стороны в порядке ли я. Вторая причина казалась мне наиболее важной. Я перестал отвечать за собственные поступки, а что может быть страшней собственного безумия.   
   После плотного обеда (в сравнении с недозавтраком) зашёл один из моих лечащих хирургов и сообщил, что через час вернётся и на больничной коляске спустит меня на первый этаж, где сдают анализы и проводят дополнительные обследования. Необходимо будет сделать УЗИ сердца, и посмотреть: всё ли нормально пришито и… не забыто ли что? Это уж я шучу. Просто нужно было посмотреть, сколько крови выбрасывает моё подремонтированное сердечко. Забегая вперёд, скажу без хвастовства: выбрасывало оно как сердце здорового человека, коим я и находил себя с той самой минуты, когда очнулся после операционного наркоза.      
   И что касается сердечных сокращений: УЗИ показало норму, включая и крепёж, скреплённых хирургами рёбер, который после моих ночных баталий мог дать слабину. И в этом случае, по словам всё тех же докторов, моё сердце просто разорвало бы на части. Но господь был милостив, и мне элементарно повезло, что не распался… на элементы. 
   По результатам УЗИ хирург сообщил, что у меня всё отлично, разве что где-то под лёгкими, в какой-то там полости скопилась кровь, и необходимо сделать пункцию, чтобы откачать эту лишнюю жидкость обычным шприцом.   
   Про пункцию я слышал и даже знал. Когда-то получил сотрясение мозга с ушибом и кровоизлиянием, тогда-то и проходил эту процедуру. В районе поясницы из позвоночника через толстую иглу мне откачали лишнюю кровь, тем самым снизив внутричерепное давление. Но теперь я засомневался в сказанном доктором: «Зачем мне эта пункция? Когда само рассосётся».    
    Провожатый вернул меня на лифте обратно на седьмой этаж и наказал, чтобы я ждал его возле 703 кабинета, где собственно он и проведёт необходимую процедуру. Затем он удалился по своим делам (так мне подумалось), а я поднялся с коляски, и медленно перебирая ногами, доплёлся до указанного кабинета, где и присел на один из расположенных здесь стульев.   
   Дожидался я доктора достаточно долго, достаточно для того, чтобы в моём состоянии начинать уставать, и вдобавок ко всему меня стала изнурять жажда. Хотелось пить, но я боялся отойти от кабинета, словно в этот самый момент решался вопрос всей моей жизни, и, конечно же, я не мог позволить себе проворонить назначенного часа из-за какой-то там сухости во рту.
   Прошёл уже час моего ожидания, а доктора всё не было. Меня стали посещать нездоровые мысли: а не очередной ли это сдвиг по фазе? После вчерашнего помешательства я резонно считал, что с меня сбудется. Необходимо было успокоиться, но волнение только нарастало, захотелось в туалет, но я терпел…
   Кульминация наступила, когда долгожданный хирург прошёл мимо, не обратив на меня ровным счётом никакого внимания  (ни привета, ни ответа), будто и не было у нас с ним никакой договорённости, не было никаких планов на меня.   
    Я испытал очередной шок, и почувствовал, как эта самая лишняя кровь, обнаруженная на УЗИ, закипела  во мне; где-то внутри обожгла рядом стоящие органы, и горячим паром обдала, коснувшись души.   
    Не в силах больше находиться у этого чёртового кабинета за номером 703, я направился прямиком в свою палату, по дороге, правда, ненадолго заглянув в туалет. К тому времени мне уже выдали телефон и я спешил позвонить кому-нибудь из родственников, поделиться своим состоянием. На докторов у меня было мало надежды, я знал, что рассчитывать могу только на себя. Наверняка что-то снова сдвинулось в моей больной голове, шарики закатились за ролики, и вернуть их обратно можно было только, взяв себя в руки, и не без поддержки близких мне людей. Так захотелось домой, и ни в коем разе, ни в какой реабилитационный центр, где моя психика могла не выдержать очередных перемен; только домой, в тёплый душ, и в мягкую постель, где я найду свой душевный покой.
    Я понимал, что история с лишней кровью и несостоявшейся процедурой извлечения её из меня пока только слегонца пошатнула моё сознание, а о большем не хотелось и думать. Радовало одно, что с переводом из реанимации в палату у меня появился новый собеседник, который, возможно, и вразумит меня, что творится со мной.
    А пока я шёл по длинному коридору, и, проходя мимо дежурного поста перед входом в наше отделение, увидел старшую медсестру, и меня осенило: а не обратиться ли к ней за помощью? Ведь это именно она, жгучая брюнетка лет тридцати с яркими голубыми глазами, брила меня перед операцией в самых интимных местах, а значит, мы с ней стали вроде как близки, пусть и с большой натяжкой, но пусть кто-нибудь попробует возразить мне.
   Я оттягивал двумя пальцами член, пока красотка орудовала безопасной бритвой (и хорошо, что безопасной): привычное занятие для неё, но не для меня. Всем своим нутром я почувствовал тогда, что и для неё это бритьё не совсем обычное дельце. Движения её были плавны и нежны, а в бездонном океане её синих глаз пылали искры желания, очевидно, она испытывала истинное наслаждение от общения со мной (точно псих, возомнил себе). Я был опытен в амурных делах, и не мог ошибиться в её желаниях, и теперь она была просто обязана развеять все мои сомнения. 
- Привет. Как дела у вас девушка? – подкатил я технично.
  В ответ она широко улыбнулась и ответила:
- Отлично. Да и у вас я вижу всё хорошо. Идёте на поправку.
   «Видимо, она не слышала о ночном эксцессе в палате реанимации, - подумалось мне. - А может, она просто не знала, кто являлся главным зачинщиком ночной потасовки. И это даже к лучшему». 
- Знаете? Я хотел у вас спросить.  - Начал я с ней издалека, только б девушка раньше срока не догадалась о моих подозрениях насчёт собственной нормальности, - Вот сегодня я был на УЗИ и мой хирург мне сказал, что необходимо сделать пункцию. Он наказал мне ждать его возле 703-его кабинета, а сам потерялся в неизвестном направлении. Вот я и думаю, а может он просто забыл про меня? Как вы думаете?      
- Не может быть, чтобы он забыл про вас, - пыталась успокоить меня синеглазая, - Скорее всего его вызвали к другому больному. Идите в палату, а я увижу его и обязательно передам, чтобы он зашёл к вам.   
- Вот спасибочки, девушка. Должен буду, – Сморозил я очередную глупость, и, прикусив язык, не дожидаясь ответной реакции, направился восвояси.   
    И снова она проводила меня широкой улыбкой, видимо, подумав, чем я буду рассчитываться с ней, коли должен… 
   Сосед мой по палате выслушал мой рассказ внимательно и не знал, что посоветовать. Сошлись мы на  том, что нужно было ждать появления моего доктора, а чтобы не замыкаться на ожидании: пропустить по стаканчику горячего чая. Он поделился со мной кипятком из имевшегося у него термоса и пару пакетиками чая, а от сахара я отказался. После чаепития, мои мысли собрались в кучу, и даже стало немного смешно от своего собственного самобичевания: «Подумаешь, не пришёл? Скорее всего, действительно, у него возникли другие дела. Ни на одном же мне свет клином сошёлся, выискался тут… пуп земли…».