Русы Эпилог

                Эпилог

Спустя год скончался Борислав. «Вона как случилось, - толковали в народе, - плен и скитания на чужбине сдюжил царь, а смерть жены подкосила его под самый корень.»

Незадолго до кончины, видно, чуя ее приближение, призвал царь к себе Аскольда и долго разговаривал с ним. Вечеряли они вдвоем.
- Жаль нет уж с нами твоей матушки, - говорил Борислав, - она бы порадовалась за тебя. Русь покрестил, хоть и в малой части. Осталось объединить ее. Дело тебе привычное, бери под свою руку славянские племена. Византийцам не доверяй. Сегодня у нас с ними договор, а завтра взойдет на трон новый царь и забудет о нем. Они только силу понимают. В помощь тебе воинство и флот, а другой помощи не жди.

После смерти царя русов Аскольд остался править на киевском престоле. Туда же перебрались многие бояре, купцы и ремесленники. С годами Олешье превратилось в окраину русского княжества.

Сбылось всё, о чем когда-то мечтал Аскольд. Вот он, город на холме, что являлся ему во снах, расстилается у его ног. Вот она, водная дорога, что протянулась с севера на юг до самого Русского моря, бежит и несет на себе лодки и ладьи с товарами. Вот оно – княжество, еще малое, но скоро станет великим.

Ходил Аскольд войной на древлян и уличей и тех победил. Пришла пора брать под свою руку Полоцк. Опасное это дело: в Полоцке правит ныне наместник Рюриков. Брать полоцкое княжество – идти против самого Рюрика. Да только нельзя иначе: туда стекаются с побережья Варяжского моря купцы с драгоценным янтарем, оттуда начинается путь в Византию.

В 865 году рать князя Аскольда выступила в поход на Полоцк. Подгоняемые попутным ветром, расправив паруса, шли вверх по Днепру ладьи. По берегу вдоль реки шагом выступали конные. Впереди в раззолоченных шлемах, в кольчугах, с мечом на поясе – Аскольд и Дир. За ними верхом княжеская дружина: в железных чешуйчатых рубашках и в железных шлемах. На поясе секиры, мечи и дротики, в руках копья и большие деревянные щиты, окованные железом. Красной, яркой краской блестят они на солнце, и от того кажется, что ведет князь дружину на праздник, не на войну. Это ощущение передается ратникам, что идут в одних портах и рубахах вслед за конницей, и шагать становится веселее. Кто с копьем, кто с топором, с мечом или ножом, с луком и стрелами, идет рать вперед, глотая пыль, по бездорожью, и ни к чему думать, что ждет впереди, а просто топтать землю под жарким солнцем, да ждать, когда сотенный скомандует привал.

Пал Полоцк, как до того пал Смоленск в землях кривических, и князь Аскольд входил в него не пеше, просителем, как когда-то, а верхом на черном с бархатным отливом коне, победителем. Мечтал он десять лет назад вернуться в этот город, и вот сбылось. Теперь весь Днепр вместе с волоком, от истока до устья, в руках киевского князя – весь торговый путь из варяг в греки забрал в свое владение князь русов Аскольд. И сам Рюрик в Новом городе ему не указ.

Притихли на время неуемные древляне и уличи, смирились с новым князем полочане, когда из приднепровских степей появились новые враги: печенеги и черные болгары. Они будто смерч средь ясного неба черной тучей выползали из-за горизонта, налетали, как саранча, жгли селенья, уводили женщин в полон и снова растворялись в степи. Война с печенегами и черными болгарами казалась бесконечной. Они приходили и снова уходили в бескрайнюю степь, а то стерегли торговые пути на Русское море и на Итиль и нападали ордой на суда и торговых людей. Десять лет отняла эта нескончаемая сеча.

Как погиб его сын, Аскольд не видел. Он объезжал поле брани, заваленное мертвыми телами русичей и степняков с бесполезными теперь уже щитами, копьями, мечами, торчащими стрелами и еще не остывшими тушами коней. В ушах еще гудел звон битвы, а поле притихло. Вечерело. Темными тенями кружили вороны. Острыми прощальными лучами солнце впивалось в островерхие шлемы, вспыхивало блестками на лезвиях мечей, казавшихся продолжением рук. Казалось, что люди повалились от усталости и уснули вповалку. Да только уж не очнуться им от этого сна.

Сына своего Борислава Аскольд уже не раз брал с собой в походы и битвы. Недавно ему исполнилось семнадцать лет. В этих годах сам Аскольд вел дружину к Рюрику. Хороший, благодатный возраст для воина и будущего князя. Достойный наследник выйдет из него.

Аскольд шел среди побитых, зарубленных, заколотых воинов, узнавая среди них своих товарищей: кого-то он помнил по имени, кого-то вспомнить не мог. На тело своего сына он набрел случайно. Борислав лежал, раскинув руки, и глядел в небо. Светлые длинные волосы разметались, будто во сне, как когда-то в детстве: он любил засыпать, подложив кулачок под щеку, а волосы накрывали лицо и подушку. Кольчуга на плече была рассечена, шлем, видно, слетел от удара и валялся рядом.
«Он храбро сражался», - молвил кто-то за спиной. Аскольд кивнул, не отрывая взгляда от сына.

На поминальной тризне Дир сказал ему:
- Недавно приходили ко мне волхвы. Напророчили, что умрем мы с тобой в один день.
- Когда же?
- Не сказали.
- Какой смертью умрем, говорили?
- Будто бы убьют нас вместе.
- Видно, в сече рядом падем.
А про себя подумал: «Пора домой. Глядишь, Юлианна родит. Как бы род не оборвался.»

После этой битвы черные болгары больше не появлялись на Руси. Ушли, затаились на время печенеги.




«Прав был отец, когда говорил, что нельзя доверять Византии.» Аскольду донесли, что в Константинополе притесняют русских торговых людей и не пускают купеческие корабли в пролив.  «Да только не понимают они, что времена изменились, что есть уже сила у русского князя, и ответить он может не набегом, как раньше, а войной.»
«Только силу они понимают», - вспомнил Аскольд слова отца. В 874 году князь повел флот на Константинополь.

Многое к тому времени поменялось и в самой Византии. Был убит Михаил-пьяница, и новым императором был провозглашен Василий Македонянин*. На патриарший престол вернулся епископ Игнатий.

Уже показались вдалеке стены Константинополя, море запестрило парусами, и армада ладей ощетинилась копьями. Навстречу из утреннего тумана выплыла одна-единственная лодка. На носу стоял человек в длинном белом одеянии и махал руками. Аскольд дал знак своим кораблям остановиться. Человек ступил на борт, и Аскольд смог разглядеть его лучше. Это был седой высокий старик. Лицо его было похоже на лики святых с греческих икон, что привозил в Киев митрополит Михаил.

- Здравствуй, князь, - сказал он. – Я – патриарх Игнатий, послан к тебе императором Константинопольским.
Аскольд уже всё понял и внутренне радовался: «Боится нас Византия, значит будем договариваться.» А потом он услышал то, чего никак не предполагал.
- Ты похож на своего отца, князь. Я был дружен с ним и крестил его.

Эти слова разрушили невидимую стену между ними, и совсем уже по-другому: тепло, радостно от воспоминаний об отце, - взирал Аскольд на этого человека с суровым взглядом.
Несколько дней они провели вместе. Был составлен на бумаге и подписан торговый договор.
- Скажи, Аскольд, есть ли среди твоего воинства люди, которые хотели бы принять христианскую веру? Я мог бы совершить, как когда-то с твоим отцом, обряд крещения.

Следующим утром здесь же, в прибрежных водах Константинополя, патриарх Игнатий крестил русскую дружину.


--------------------------------------------------------


В 879 году умер Рюрик. После себя он оставил большое княжество, простиравшееся от Ладоги и Ильмень-озера на севере до Волги и Оки на юге, и двухлетнего сына Игоря на Новгородском престоле. Править же стал князь Олег.

Весть об этом долетела до Киева быстрее молнии. Юношеское восторженное почитание Аскольдом князя Рюрика давно прошло, но, хотя и досаждал он Рюрику походом на Полоцк, уважение к старому князю осталось навсегда. Да и тот поход был необходим Киевскому княжеству, а к самому Рюрику у Аскольда никогда не было вражды.

Теперь вместо него Олег. Рюрик всегда ценил его: хитрый, властный, прозорливый, сильный боярин. Последний раз Аскольд виделся с ним перед отплытием из Новгорода больше двадцати лет назад. Сейчас он стал внимательно перебирать в памяти свои отношения с князем Олегом. Между ними никогда не было дружбы, но Аскольд, как и другие бояре в близком кругу Рюрика, доверял его суждениям, а сам Рюрик всегда прислушивался к своему молодому родичу. Олег был чуть старше Аскольда, и теперь Аскольд вспомнил, как хотел тогда, на службе у Рюрика, иметь в своих товарищах такого воеводу и истинного князя по облику и положению своему, как Олег, но всегда ощущал с его стороны не то, чтобы враждебность, а высокомерную неприязнь и недоверие. Да, так и было: князь Олег всегда видел в нем чужака. Аскольд подумал, что было еще что-то, что мешало тогда стать им товарищами, и понял: Олег не мог допустить того, чтобы Аскольд сделался ближним при Рюрике боярином, потому что сам хотел занять это место.

Мысли Аскольда переметнулись на другое. Есть его, Аскольдово княжество. Вобрало оно в себя все славянские земли по обе стороны Днепра: полян, дреговичей, радимичей, древлян, северян, уличей, да еще, севернее, кривичей и полочан. А есть княжество Рюриково, коим правит теперь Олег. Там тоже славянские и иные племена живут: словене ильменские, весь, меря, вятичи. И там, и там правят русичи. Как бы так сделать, чтобы объединиться в единое княжество, и тогда среди других народов, и византийских, и норманнских, и иных не будет народа сильнее.

И Аскольд снова подумал: как жаль, что не случилось тогда дружбы между ним и князем Олегом. Да что же делать, упущенного не воротишь уже.

Как-то незаметно, по-хитрому, без битв, без шума, без переговоров и докучливых посольств за три года, минувших со смерти Рюрика, подмял под себя князь Олег и Полоцк, и Смоленск. Верховье Днепра и начало торгового пути на юг были теперь под его властью.

На дворе стояло лето 882-го года. День был жаркий, ясный, безветренный, такой, что хотелось разомлеть на солнышке, а потом бежать по траве вниз к Днепру и окунуться в прохладные его воды. Хороший, погожий, тихий день. Аскольд стоял на Красном крыльце и глядел на Днепр. Какие-то лодки плыли вниз по течению и исчезали в прибрежных зарослях.
- Погляди, Дир, гости что ли к нам пожаловали? Пошли кого-нибудь узнать, кто такие и откуда.
Воротился посыльный, сказал, что приплыли купцы из Новгорода и просят встречи с князем Аскольдом, потому как они не простые купцы, а старые его знакомые.
- Пойдем, Дир, посмотрим, что это за старые знакомые. Кто-то из тех, должно быть, кого знавал в молодые годы.

Аскольд вышел за городские ворота и поспешил к берегу. Рядом шагал Дир, за ними свита и несколько бояр. У самой кромки воды стоял человек. За его спиной прятался мальчик лет пяти. В надменном лице и в осанке этого человека не было ничего похожего на купца. Он скорее напоминал князя или воеводу. Что-то знакомое почудилось Аскольду в его лице: взгляд – прямой, дерзкий, твердый, чуть насмешливый. И тогда он узнал его.
- Здравствуй, князь Олег, - воскликнул Аскольд и, распахнув объятия, пошел к нему. – А мне сказали: купцы из Новгорода, вот дурачьё.

Олег стоял неподвижно, словно не узнавая Аскольда, и молчал. В тот же миг из соседних кустов с ножами в руках выскочили какие-то люди, их было десятка два, и бросились на Аскольда и Дира. Эти люди были похожи на татей, что разбойничают в ночи на большой дороге, и наносили удары беспорядочно и жестоко, будто спешили скорее покончить с этим делом. Ни Аскольд, ни Дир даже не успели схватиться за мечи. Кровь залила их одежду. Они упали наземь и больше не шевелились. Мертвый, застывший взгляд Аскольда был обращен на Олега, и в нем была не боль, не испуг, а удивление. Дир лежал рядом, и потухшие глаза его словно вопрошали невидимого бога: почему не в бою, а от рук убийц довелось нам умереть?

Из-за кустов и деревьев стали выходить прятавшиеся в лодках бойцы из дружины Олега: в кольчугах и шлемах, с мечами и секирами. Они строились рядами за его спиной, и становилось ясно, что князь пришел в Киев не с горсткой убийц, а с ратью, пришел, чтобы сесть на киевский престол и владеть этим княжеством.

Аскольдова свита и бояре отпрянули в ужасе и застыли на месте. Тогда Олег шагнул вперед и, указывая на мертвого Аскольда, произнес:
- Это не князь, не роду он княжеского. Я – роду княжеского.
А потом высоко поднял стоящего рядом мальчика и крикнул:
- Вот сын Рюриков – Игорь.


----------------------------------------------------

На месте погребения Аскольда тесть его Ольма поставил церковь Николая Чудотворца. Дира похоронили на языческом погосте.




Земли русского царства, захваченные хазарами, были возвращены на Русь внуком Рюрика Святославом.
Так закончилась история царства русов и началась новая – история Руси.
 
 


 


*Василий Македонянин – император Византии, правил с 867г. по 886г.