Исторический роман. Отрывок

Рать бежит быстро. Утоптанные дороги той степени благостности, что ни грязью движению не препятствуют, ни пыли особой не дают. Обозов с собой не тянут, рассчитывая получать всё нужное по пути. Вдобавок воины идут о двух конях, а некоторые даже и о трёх. Юрий ещё застал бедственный вид ратей отца, когда тому приходилось без устали отбиваться то от татар, то от крамольников. Потом, не скоро, но воины снова начали выглядеть воинами, а не босотой. Нынче же и вовсе любо-дорого взглянуть.
     Вдобавок с ним идёт та рать, что одолела казанцев у стен самой Казани. Когда старший брат перестал играться в свои придумки и разрешил ему с Андреем действовать по-своему, то есть по-старине, – вот тут-то вязнущая было война и докатилась до своей цели.
     Через несколько месяцев после лихого, но бестолкового набега охочих людей воеводы Ивана Руна стены Казани снова узрели русские полки. Хотел бы он увидеть лицо Ибрагима, когда тому доложили об их появлении. Почему-то вот был уверен: сквозь положенное высокомерие там уже проглядывала усталость.
     Хотелось бы ему поглядеть на Ибрагима и после того, как разбил вышедшее против него войско. А ведь там были не волчата, но лютые волки, защищающие своё логово. Остатки татар укрылись в крепости. Юрий отругал воеводу Андрея, не сумевшего оседлать убегающих, чтобы ворваться на их спинах в крепость. Два года назад у него уже случилась неудача с судовой ратью. Меньше всего ему нужно было и сейчас повторить сидение Руна под Казанью.
     Началась осада. По всем дедовским правилам. Крепость окружили. Возле рукотворного рва, которым из Казанки в город шла вода, за несколько дней поставили острог. Под его защитой, поглядывая на шалеющих на стенах татар, принялись перекрывать тот ров. Одной ночью поймали лазутчиков, намеревавшихся поджечь острог. Днём их тела вывесили на обозрение осаждённых. Больше татары никакие вылазки не устраивали. Вода в город тоже не шла.
     А после Юрию пришлось не раз ещё лицезреть лицо Ибрагима. Не доводя своих людей до смерти от жажды, хан предложил переговоры. Юрию, почитай в одиночку, пришлось выдержать ещё одну битву. Слов, хитрости, решимости. И здесь он одолел, заставив хана принять все условия Москвы.
     Возвращался он тогда домой, уже точно зная, что Ибрагим ненавидит его. Едва ли меньше, чем самого Ивана. А не надо было ерепениться! Ну, не дал ты Касиму ханскую печать, пускай. Так, вместо разбойного похода на Московские земли, отправил бы в Кремль послов. Чай, меньшим уроном и отделался бы.
     Теперь они спешат на битву с куда более лютым врагом. Лица его ратников тверды, у каждого по-своему. Есть с ним и почти старики. Эти настолько ко всему уж привыкли, что с одинаковым видом, расслабленно-жёстким, и в поход идут, и обратно возвращаются. Юрию довелось как-то в бою увидеть метание стрел его дворянином Якушем Олбаевым. Делал тот это с завидной сосредоточенной сноровкой, под которой вдруг проглядывала задумчивость о чём-то постороннем. Будто на привале кашу уматывал.
     Те, что помоложе, но тоже бывалые, друг на друга мало схожи. Каждый по-своему ждёт приближающуюся к нему битву; каждый своими словами с собой мысленно беседует. Или с Господом. Только и того общего у них сейчас, что скорее молчаливы они.
     Юнцы, для которых этот поход едва ли не первый, изо всех сил стараются походить на старших товарищей. Кто неумело хмурится; кто со вспыхивающим румянцем оглядывает соседей, успокаиваясь их богатырским видом. Видно, что этим бы хотелось потрещать, засыпать свою тревогу пустыми словами с неуместными смешками. Ничего, пусть привыкают.
     Идущий впереди проводник, босоногий парень на пахарской неосёдланной лошадке, вдруг круто повернул той голову вбок, останавливая. И да, из зарослей кустов вдоль тропы выскочил всадник явно ратного вида. Подхлёстывая своего коня, он вовсе полетел к Юрию.
     — Скорее! — крикнул он, почти так же резко разворачиваясь. — Крепость берут!
     — Ты чей? — спросил Юрий.
     — Воеводы Беклемишева, — ответил тот, разгорячённый, даже напуганный, по виду похожий на какого его юнца. — Из Алексина. Ой, сколько их там… Тьма-тьмущая!
     — А вас сколько?
     — Мало нас! А теперь и ещё меньше осталось… Вёрст десять, можно и успеть, — взмолился он.
     — Тише, паря, — осерчал воевода. — А то язык щами обожжёшь.
     Юрий повернулся к нему:
     — Отправь вперёд кого из быстроногих. Пусть разведают. Ты же, паря, сказывай.
     Вперёд ушли двое всадников; сама же рать снова тронулась в путь. Навстречу им, редкими кучками, уже бежали семьи, таща кто детей, кто скарб.
     — Татары третьего дня, до рассвета, появились, — докладывал тем временем Игнат, своим натянутым до дрожи высоким голосом. — Наш воевода тут же в Москву гонца!
     — Добежал тот, — нарочитым баском ответил Юрий, стараясь успокоить того. — Отправил великий князь меня, своего брата, к вам на подмогу. И иные рати тоже, да.
     — Царица небесная! — всхлипнул тот, перекрестившсь. — А то ведь крепость, поди, уже и взяли. Воевода-то нас с собой, через реку, уйти. Тьма же тьмущая!
     — Подробнее, — почти рявкнул Юрий, начиная уже сердиться.
     Вняв, наконец, тот принялся толково перечислять нужное.
     — Так, говоришь, на левый берег они ещё не перешли? — уточнил воевода.
     — Не видел того. Они бросились за нами на насадах, но потом обратно. Меня же воевода сразу послал найти, не идёт ли подмога, да привести побыстрее.
     — Дым! — ткнул пальцем в небо один из ратников. — Горит!
     Где-то впереди, левее, за стеной рощи, поднимался беличий хвост пожара. Он рос, разбухал прямо на глазах. Сквозь шум ветра в кронах сразу же расслышался и иной, отголосок не то ещё битвы, не то уже разорения.
     — Ну вот мы и на месте, — пробормотал Юрий.
     Один из разведчиков уже возвращался к ним, понукая своего выдохшегося жеребца.
     — Татары на этом берегу! — крикнул он, подъезжая. — Только – встретили их. Бьётся там рать береговая, князя Михаила Удалого.
     Пока все, тревожно гудя, пересаживались на боевых коней, разведчик вытарабанил кто, где и сколько.
     — Благослови, Господи, на ратный труд! — перекрестился Юрий, всматриваясь в свой трепещущий алый стяг со святым Георгием. — Давай за мной! За землю русскую, за веру христианскую!
     С иным, с грузным, сотрясающим землю топотом, шла теперь рать. Впереди, он знал, бились, преграждая путь начавшим заходить на этот берег татарам. Левее, до половины неба, клонился под ветром вал дыма. Привычные рощи здесь уже вырублены – и однажды, поднявшись на чистый пригорок, они все дружно крутанули головы влево.
     Там, за Окой, разливались половодьем тумены Большой Орды.
     Юрий выругался. Призывно поднял ладонь. Пропавшая было мерность топота вернулась. Всё вдруг замедлилось. Его собственная жизнь обнажилась, став ощутимо-истинной, будто парующий ещё кусок мяса. На заболоченной камышом пойме добивали перешедших сюда татар. С того берега к воде спускались новые всадники; некоторые уже плыли, держась за сёдла коней. Скрипнув зубами, Юрий махнул своим рассыпаться вдоль берега.
     Вместе со всеми, он прицельно метал стрелы в бурлящую головами воду. Когда стрелы кончатся, они потрудятся саблями с топорами. Дальше уже не думалось, помня о том зрелище удушающе заполненной всадниками степи.
     Но нет, не сейчас. От ханского шатра прибежал наказ остановить переправу. Повинуясь крикам мурз с того берега, прежняя лавина татар, немного покоцанная ими, развернулась обратно. Юрий велел своим прекратить тратить стрелы. С той стороны выстраивались лучники, приуготавливаясь к навесной стрельбе. Прикинув расстояние, он чуть отвёл своих.
     Дальше некоторое время ничего нового не происходило. Зевнув, жизнь запахнула свои румяные прелести. Юрий позволил себе увидеть и отдыхающего после битвы служилого князя, и охваченный пламенем Алексин на том берегу. Оставив своих, то и дело оглядываясь на пылающую крепость, он, вместе со своим воеводой, двинулся к Удалому.
     — Вовремя ты, князь Юрий Васильевич, — потирая разгорячённое лицо, сказал тот.
     — Да уж всё позже тебя, Василий Михайлович. Но должны ещё подойти.
     — Слава тебе, Господи! — выдохнул Удалой. Он привычно огляделся в поисках купола с крестом. Единственный доступный взору дрожал за маревом огня. Удалой вздрогнул.
     — А много ли идёт? — спросил алексинский воевода Беклемишев, подъехав к ним. Его закаменевшее лицо выглядело так, будто он только что закрыл глаза единственному сыну.
     Юрий перечислил имена тех, кого он точно знал бегущими сюда. Уж все из них воевать умеют. Тем сильнее ухнуло тревогой, когда он вернулся в настоящее, с потрёпанной ратью Удалого да считанными воями Беклемишева.
     — Ага. А Литва не просто позволила Ахмату пройти её землями, — заговорил алексинский воевода. — Там ещё и местные проводники. Уж больно ловко татары подошли.
     — Раз есть литовские проводники, то литовского войска может и не быть, — задумчиво проговорил Юрий.
     — Да, иначе Ахмат уж дождался бы его, — кивнул Удалой, вглядываясь в ту степь. — Но нам и этих хватит.
     — Идут рати за мной, — напомнил Юрий, тут же заведя речь о том, как они устроятся здесь станом и как далеко по берегам реки раскинут дозорных.
     Оговорив всё это, он потрусил к своим. На полпути заметил, что от горящего Алексина повели полон. Людей вообще-то мало. Он припомнил немногих бежавших мимо них. Повернулся к Беклемишеву.
     — Что с жителями-то?
     — Посечены, — глухо ответил тот. — Или в огне…
     Юрий остановился, всматриваясь в спины подгоняемых людей. С треском и последним горестным звоном рухнула колокольня. Церковь ещё держалась, хоть уже и без купола. По щекам покатились слёзы. Два дня отбивалась небольшая крепость. С Литвой-то сейчас мир, потому-то и сидела здесь всего лишь горстка сторожей. А вот поди ж ты, бились отчаянно, зло. Не дали татарам с ходу переправиться.
     В тот же день до них добралась рать Горяя; чуть позже подошли и сотни царевича. Пригорки веселили взгляд стягами на шестах, железными латами воев. Рати сливались в грозное войско. По крайней мере, Ахмат так и не поднимал свои тумены переправляться через змеящуюся реку.
     — Чего он ждёт? — спросил Юрий Данияра, когда они собрались на открытую всем ветрам думу.
     — Ждёт, — холодно повторил тот, вглядываясь в происходящую на том берегу рябь. — Пусть узнают.
     С этими словами он, уже татарской речью, подозвал к себе мурзу. Вполголоса что-то вложил ему в почтительно подставленное ухо.
     — Царица небесная!
     Услышав знакомо сказанное, Юрий поднял взгляд к стоящему рядом Андрею. Тот вперился в Ахматово войско, почти застыв. Разве что потемневшие зрачки его перебегали с места на место.
     — Нам не нужно их всех разбить, — напомнил ему Юрий. — Достаточно будет просто не пустить к себе.
     — Но ведь однажды и разбить придётся, — продолжая всё так же туда глядеть, произнёс тот. — А иначе ж как освободиться? От этой постоянной угрозы?
     — Придётся, значит сделаем. Сегодня о другом требуется думать. А что это твои, царевич?.. — обернулся он к Данияру.
     Пара мурз уже усаживалась в насад, явно намереваясь переправиться на тот берег.
     — Съездят, поговорят. Узнают, чего Ахмат-хан ждёт, — ответил тот, возвращаясь к своему куску баранины.
     Юрий переглянулся с Андреем. Данияр, как и прежде его отец, присягнул службой одному лишь великому князю. С тех пор делает это честно. Не забывая при этом показывать, что здесь боле никто выше его не стоит. Юрий даже как-то подходил с жалобой на увидевшееся ему неуважение от Данияра. Брат тогда его сторону не взял.
     — Волоколамские идут! — донёсся залихватский крик, лишь чуть-чуть опередив появление нового полка.
     — Борис! — заулыбался Андрей, тут же отправившись встречать брата.
     Юрий снова повернулся к Оке, поглядывая, как насад пенит воду, как к тому берегу съезжаются всадники. Виден завязавшийся разговор. Мурзы выходят из приставшей ладьи. Беседа продолжается. К переговорщикам подводят коней; вскоре они исчезают в той тьмущей тьме.
     — А вот и мы! — появляется Борис, для начала не выглядящий напуганным тем берегом. — За нами уже и великокняжеский двор спешит!
     — Неужто Иван сам расстарался?..
     — Нет, Пётр Челядин ведёт его. Великий князь в Москве.
     Юрий сдержанно кивает. Снова вглядывается туда – чувствуя, как в душе разливается благостное снисхождение к опоздавшему врагу. Если бы Ахмат не остановил тогда переправу – сейчас бы здесь валялись тела его ратников. Ханское же войско по одному перемалывало бы бегущие сюда русские полки.
     Взметающаяся в нём радость поднимает и его на ноги. Он идёт к своим, тоже воспрявших от ожидающей ещё их жизни. Заговаривает с ними, о чём-то почти шутейном. Вскоре они перешучиваются, посмеиваются, хлопают в подставленные ладони – так изливая переполняющую их всех любовь друг к другу.
     К вечеру этого бесконечно долгого дня вернулись переговорщики. Им удалось проведать о хвори, напавшей на войско Ахмата. Не моровая язва, конечно, но в походе неприятно.
     — А ещё им твой стяг, Юрий Васильевич, не любо было увидеть, — хмыкнул Данияр. — Наслышаны они о Казани.
     — А ты, Данияр Касимович, какое слово всё же передал хану? — упрямо спросил Юрий.
     — Ничего я Ахмат-хану не передавал, — надменно ответил тот. — Сакай с Агалаком ездили будто своим решением. Рассказали ему, мол, султан Данияр со своими батырами в Коломне. И великий князь со своим двором – тоже.
     — Это… это чтобы он подумал, что у нас найдётся ещё столько же войска, сколько и здесь собралось?.. — рассмеялся Юрий. — Хитёр, хитёр, Даньяр Касимыч. Но поверил ли он?
     Данияр кивнул одному из тех мурз. Тот заговорил.
     — Ахмат-хан слушал с непроницаемым лицом. Не переспрашивал. После сам рассказал, сколь много гаскэров привёл с собой.
     — Главное, чтобы его гаскэрам лопухов сейчас хватало, — не удержался Юрий.
     Окружающие грохнули гоготом, избавляясь тем от ошмётков прежнего страха. Хоть и рано было праздновать победу – но прошёл день. Второй. Так и не решившись, Ахмат двинул своих гаскэров назад.
     За ним пошло вдоль Оки и русское воинство, с постоянно отсылаемыми на тот берег лазутчиками. Пьянящая мысль, что без всякой хитрости отступают татары, день за днём превращалась в уверенность. Тут уже даже и старики позволяли себе беспечность празднования доставшегося всем ликования. Что уж говорить об остальных! Даже больные, даже раненые умудрялись без усилий выглядеть молодцами. Понимание, что они, одним своим грозным видом, заставили Орду уйти, поджав хвост, светилось лицами, утверждалось песнями, возносилось молебнами.
     К роскошно движущемуся войску отовсюду стекались крестьяне – и не гляди, что страда уже. Воев певуче благодарили, размашисто крестили, угощали спелыми яблоками, им румянились улыбками. Ненароком отставшие вскоре догоняли товарищей, расплываясь совсем уже довольством. Босоногие ребятишки версты напролёт бежали рядом с ними, пылая завистью к их удальству. Да даже берёзы вдоль дорог кланялись им!
      В один из дней очередной гонец от великого князя привёз наказ многим из них возвращаться по домам. Кроме его братьев: тем нужно идти в Москву. Их воеводы повели полки в свои земли; сами же князья, с небольшими дворами, всё так же налегке направились в столицу.
     Сразу оказалось, что ушедшие рати утянули с собой и полноту того счастья. Юрий откровенно заскучал по своим. Андрей с Борисом чему-то даже сердились, как-то разглядел он на привале.
     — Что случилось-то? — спросил он Андрея.
     Пока тот молчал, он стащил сапог, развернул повязку на ступне. Как-то спрыгнул с коня, прямо на наконечник стрелы, неудачно торчащий из земли. Ранка пустяковая, а болит.
     — Так чего? — вспомнив о своём вопросе, поднял взгляд к брату.
     — Домой хочу, — дёрнул тот плечами. — Соскучился по своему Угличу. Я там тоже церковь строю. И всё это без моего пригляда.
     — Ну что ж, — протянул Юрий. — Старший брат позвал. Надо!
     — Вот и я о том же. Постоянно делаю не то, что надо мне. А ему.
     — Данияра он-то домой отпустил, — вступил в разговор Борис. — Тот теперь себе – хозяин! А мы – нет. Я б тоже лучше к себе поехал…
     Юрий задумался. Да, и он тоже лучше б шёл сейчас со своими в свой Дмитров. Когда сам себе хозяин, куда веселее. Юрий натянул сапог. Снова заговорил.
     — Ну что поделаешь. Он опасается разлада. Ты же знаешь.
     — Разлада или непослушания?
     — А есть разница? — помолчав, сказал он.
     Младшие братья переглянулись. Андрей сейчас выглядел ещё более сосредоточенным.
     — Есть. Непослушание – это когда он сам решает, что правильно, а что нет. Сам, один.
     — Да он же советуется с нами, разве нет? — хохотнул Юрий, желая прекратить этот разговор. Да и вообще, ему несколько поднадоели подобные разговоры. Жалея об ушедшем чувстве победного единства, он встал. Прошелся, прислушиваясь к ступне. Вроде не так уже болит.
     —  Мы отогнали Орду, — всё же продолжил он. — Дело это… нехилое! Вот оно как ведь. Теперь же будем принимать его благодарность. В Москве. Или даже выпрашивать, — подмигнул он им, рассчитывая, что на этом уже точно всё.