Жить в доме другого

Меня поразило не само по себе упоминание о том, что Гегель после университета работал домашним учителем, а то, как долго это продолжалось. Около семи лет — с 1793 по 1800 год — он жил в домах своих работодателей: сначала в Берне, затем во Франкфурте. Семь лет жизни у других. Семь лет без собственного пространства, без права на тишину, которая принадлежит только тебе.
Его письма того времени — прежде всего Шеллингу и Гёльдерлину — полны грусти, раздражения, ощущения застоя и впустую уходящих лет. Он пишет не как будущий системный философ, а как человек, остро переживающий несоразмерность между внутренней жизнью и внешним положением. Образованный, мыслящий, уже философ — и при этом зависимый, подчинённый, вынужденный вписываться в чужой быт, чужие привычки, чужую волю.
Меня это задело лично, потому что по приезде в США я сама прошла через подобный опыт. Я работала бэбиситером live-in и жила в доме работодателей. Формально — временно, практически, «ничего страшного». Но я не смогла выдержать больше месяца. Не потому, что было тяжело физически, а потому что это оказалось почти невыносимо внутренне.
Жить у других — значит быть всё время на чужой территории. Ты никогда не бываешь полностью вне работы. Даже когда молчишь, даже когда сидишь в своей комнате, ты остаёшься частью чужого хозяйства, чужого взгляда на тебя. У тебя нет своего времени в полном смысле слова, нет своего одиночества, нет нейтрального пространства, где ты просто существуешь, а не выполняешь функцию.
Именно поэтому меня и поразило: как он мог это выдержать годами?;Как можно жить так долго, не разрушившись окончательно?
Возможно, он выдержал потому, что не было выбора. Возможно, потому, что тогда это считалось нормальным этапом для образованного, но небогатого человека. А возможно, потому, что именно этот опыт — жизнь в подчинении при сохранённой внутренней свободе — стал для него невыразимым иначе знанием. Знанием, которое позже оформилось в философию зависимости, несвободы, в ту самую диалектику господина и раба.
Его письма — это ещё не система, но уже нерв. Уже опыт несвободы, прожитый не абстрактно, а телом. Образованный человек в чужом доме — это особая форма унижения, о которой редко говорят прямо. Это не рабство, но и не свобода. Это экзекуция без кнута, но с постоянным внутренним напряжением.
Мой собственный опыт был кратким, но именно поэтому — предельно ясным. Я поняла, что для человека слова, мысли, внутреннего слуха такая жизнь разрушительна. Не потому, что «трудно», а потому что исчезает главное — возможность быть собой без свидетелей.
Я часто думаю: те, кто выдерживает live-in годами, действительно выдерживают — или просто постепенно немеют? Привыкают не принадлежать себе целиком, считать это нормой, добродетелью, терпением.
Иногда уйти раньше — значит сохранить больше.;Не карьеру и не деньги, а способность слышать собственный голос.