Игра в жизнь. Гл. 9

9.
   
Это было давно. Может быть, в детстве.
Я где-то случайно встречала тебя...
Может быть, жил ты здесь, по соседству...
Но рядом с тобой я не вижу себя!
Как это было? Когда это было?
Даже не знаю - то сон или явь...
Солнце давно в моем мире остыло.
В реку времен я бросаюся вплавь:
И города, океаны, пустыни
Мимо мелькают, как калейдоскоп...
Помню тебя и глаза твои синие,
Но рядом себя я не вижу. Нон-стоп.
Тщетны усилия, лишь безысходность
Мозг пожирает, как пламя в печи...
К черту сомнения! Мне бы твой голос
Слышать всегда. Но кричи - не кричи,
Ты не приходишь. Ты - моя боль,
Ты наваждение, призрак, фантом!
Нет больше сил. На часах все ноль-ноль...
Память моя - старый, брошенный дом...
Все! Уходи!
Нет! Вернись, моя боль...
      
     Она знала, что наделала кучу ошибок в ходе отношений с Андреем, но оправдывала себя то отсутствием опыта,  то кучей комплексов и неуверенностей родом из детства. Она закатывала истерики, давила и пыталась переделать его в парня, который бы ее устраивал. Но прошло время, и она полностью растворилась в его жизни: ее перестали интересовать другие дела, она наполняла свои дни только мыслями и заботами о нем. Пока он был дома. Но когда он исчезал, уезжая в свои бесконечные командировки, ее переживания возобновлялись с прежней силой.
    Когда она решила порвать с Андреем, она заканчивала третий курс, и перед нею встал выбор — либо сидеть одной в пустой квартире, либо идти в университет, где хоть на какое-то время ее мысли переключались на учебу. К тому же она знала, какие надежды возлагает на нее мать. Она не могла сказать маме — все, я не буду больше учиться, потому что в моей жизни случилась такая трагедия. И ходила на занятия и делала домашние работы, убеждая себя, что это только ради мамы.
     Она не говорила матери о том, что решила порвать с Андреем и пыталась бороться со своими навязчивыми мыслями в гордом одиночестве. Чтобы как-то изливать то, что бушевало в ее душе, она завела дневник, куда записывала свои метания. Странно, но ей порой становилось легче от общения с листами бумаги, особенно, когда она перечитывала написанное ранее. В то же время, Наталья прекрасно понимала, что не одна она испытывала в жизни подобное. Что далеко не у всех получается гордо и спокойно принять расставание, закрыть дверь и идти дальше по жизни. Одной. Что почти все женщины в какой-то момент проходят через переживания потери, влекущие за собой чувство вины, бесконечные внутренние диалоги с тем, кого пыталась вытолкать из своего сердца, страстные желания взять телефон и позвонить ему и в слезах умолять вернуться…
     Прочитав несколько страниц дневника, она захлопывала тетрадь и… рыдала. Рыдала навзрыд, выпуская из себя всю боль, и ей немножко становилось легче.
     Наверно многим женщинам, кто прошел через расставание с любимым, знаком страх того, что больше никогда подобного счастья и любви не будет, что она разрушила любовь, и больше никто ею не заинтересуется. Она перебирала в памяти моменты былого счастья, и постоянно корила себя, представляя, как  легко Андрей найдет себе новую девушку, женится, будет счастлив. А она останется одна, либо выйдет замуж от безысходности. За Валентина, который до сих пор ее любит. Она знала это.
     Прошло восемь месяцев со дня их расставания. И она все же не выдержала и позвонила Андрею. Ей повезло – он был дома. Когда они встретились, на нее что-то нашло… Она вдруг разрыдалась у него на плече, неся сквозь слезы какой-то бред.
     - Наша любовь, Андрюша, это прошлое! – лепетала она. - А настоящая жизнь проходит мимо, пока я плачу и страдаю, а ты болтаешься по своим войнам. Жизнь слишком коротка, чтобы прожигать ее в тоске о прошлом. Я поняла, Андрей, что нельзя из мужчины делать кумира и лепить из него смысл жизни. Ведь что может быть мучительнее встречи посла долгой разлуки, когда все слова падают на землю, как мёртвые, а дух, который должен бы их оживлять, парит в воздухе, лишённый плоти? Это не высокие слова, а простая правда жизни.
     - Ты позвала меня только для того, чтобы сообщить мне об этом? – удивленно спросил Андрей. – А я думаю, что ты просто ищешь себе оправдание. Да, жить со мной – не мед ложкой хлебать, согласен. Но ты изначально знала, что я буду уезжать. Надолго. А сейчас ты стараешься убедить себя в том, что я совсем не тот,  которому ты когда-то отдала свою любовь. Что ж, я помогу тебе… Да, это правда. Мы влюбляемся, и с головой бросаемся в этот омут, теряем себя, плюем на свои личные интересы, пытаемся подстроиться под любимого, лишь бы не потерять человека. В какой момент ты вдруг подумала, что перестала быть нужной самой себе. Я прав? Когда ты позвонила мне восемь месяцев назад и сказала, что не хочешь больше быть со мной, я слушал тебя и не понимал, как родной и любимый мною человечек может быть таким жестоким и безразличным. Безжалостным. Но тебе ведь через это обязательно нужно было пройти, чтобы обрубить окончательно все надежды, чтобы понять, что это действительно не твое и бороться не за что. Ни ты не виновата, ни я - просто не судьба. Верно?
     Она в ответ лишь устало кивнула головой.
     - Я наивно мечтала, что все вдруг изменится и подстроится под все мои ожидания. Но ты…
     - Но я не оправдал твоих ожиданий? – Андрей широко улыбнулся. – Так? Да ладно, Наташка, не кори себя! Я ведь правда не готов измениться в ту сторону, в которую бы ты желала отправить меня. Я офицер, родная, и мой долг - защищать Отечество, как бы высокопарно это не звучало. А тебе бы нужно впредь смотреть на прошлое человека, чтобы понять, чего, хотя бы примерно, от него можно ожидать в настоящем. В прошлом я был офицером, им и останусь. Для меня война и любовь — вот две единственные вещи, ради которых стоит родиться и жить. Прости!
     Понимая, что она все окончательно испортила, она вдруг произнесла:
     - Но ты ведь не возненавидишь меня теперь? Я смогу хотя бы звонить тебе?
     - Звони, милая! – Андрей посмотрел на нее серьезным взглядом. – А я буду любить тебя. Всегда! Я тут написал тебе кое-что… Когда ты в крайний раз ушла от меня… Словом, прочтешь потом, на досуге.
     Он сунул ей в руку листок бумаги, сложенный вчетверо, резко развернулся и ушел. Андрей шел по улице, раздираемый смятением и тоской, ему хотелось развернуться и бежать к ней, бежать изо всех сил, сметая на своем пути все страхи и сомнения, но что-то сдерживало его, и он продолжал уходить все дальше и дальше, стараясь не замечать кричащий гул многотонного колокола в его груди. Он уходил, вдавливая в асфальт свое сердце…
    - Что ж, - произнес он в пустоту, окружившую его. - В любви как на войне. Горе побежденному...
     А она все стояла и смотрела ему вослед…
     Потом она шла домой под аккомпанемент нервной ночной музыки города, сплетающейся из подвывания ветра в антеннах домов, истерического лая какой-то собаки, шуршания шин по мостовой, скрежета трамваев по замерзшим рельсам, визга тормозов и металлического грохота грузовиков. И все, что сейчас окружало ее, - глухой мрак подворотен, лиловое молоко уличных фонарей, освещающих асфальт неживым светом, низкие рыхлые небеса, по которым бессовестно шарятся цветные неоновые пальцы магазинных вывесок, колючие звезды, косо выглядывающие из-за туч, нарезки желтых окон домов, за которыми проходит чья-то жизнь, пестрые клочья рекламных щитов – все это тяжким грузом давило на ее плечи, приземляя.
     Она остановилась около своего подъезда, у серой стены, расписанной дворовыми мастерами настенной живописи, и узнала, что «Колька - лох» и нужно «держать фасон – не опускать крыльев».
     - А когда-то я здесь парила птицей, пьяная от любви! – произнесла она и рванула на себя тяжелую дверь подъезда…