Сытный месяц

(Из книги ЛЕСКОВКА)

Полгода как деда Михея пристроили к Петруше. Отец по-обещал: «До школы. Как учиться пойдёшь, Дениске под пригляд сдашь».
Пете шесть с хвостиком, Дениска на год помладше. Дед Михей счёт летам своим не ведёт: «Чего их считать-то? Все как есть мои». Уже года два дед живёт, не заду-мывается. По разуму стоит на одной ступеньке с Денис-кой. Видать, поэтому и интересы у них схожие. То у ра-диолы лишние детали обнаруживают, то из головастиков, что в кадушку запустили, для селезня Гошки лягух выра-щивают, а то вздумают проверить, сколько стаканов сме-таны в кота Пушка поместится. Мало Петруше Дениса, так ещё дед ополоумел, свалился на его голову. Глаз да глаз и за старым, и за малым.
А у Пети и своих дел невпроворот. И в поле смотаться надо бы, там уборочная началась, на комбайне Петрович обещался дать порулить. И за карасями в этом году только раз пришлось вырваться. У Кольки Титова под сараем снизки сохнут, а тут из-за деда не выбрал рыбицу даже у Тимкина овражка, где месяц прикармливал. И в Савин лог бы сбегать, посмотреть, подрос ли куропачий выводок. Некогда даже к Макаровне в сад шмыгнуть. Доска в забо-ре с прошлого года на одном гвозде. Титок уж побывал, пипин, говорит, поспел. Ему что, Кольке-то, у него деда на руках нет!
Облака, обложившие до свету хутор, рассасываются, солнце выплёскивается прямо над их хатой, и день разгу-ливается. Петруша, всучив Михею и Дениске шашки, от-правляет игроков в тенёк под липки сражаться в Чапая. Приносит с веранды для Дениса панамку, для деда Ми-хея – лёгонький картуз.
Часок-другой, пока игроки стараются обжульничать друг друга, Петя ковыряется в древнем, как дед Михей, велике. Неделю назад развалил у крыльца, а справить ру-ки не доходят. «Соберешь тут с ними, как же!» – сердится Петя и замечает, как Денис подталкивает локтем с доски дедову шашку. Михей, поглощённый поеданием красной смородины, кисточки которой дёргает из миски, не заме-чает шельмовства. Напряжённо морщит и без того поро-жистый лоб. Картуз сдвигает на затылок. Сквозь жидень-кие, седые до желтизны, пуховые колечки проглядывает серый от безвременья череп. Дед скребёт на макушке и туго соображает, как это он снова умудрился продуть мальцу.
«Вся природь нашенская белогористая ды волни-стая», – дед гладит Дениску, словно котёнка, по кудряш-кам и высыпает остатки смородины под ноги. Тут же орёт бурластый петух, подлётывают голенастые бройлерки и мохнатыми лапами яростно разгребают обобранные ки-сточки, выискивая среди сора пропущенную Михеем алую ягодку.
Дед кышкает на птиц и вынимает из душегрейного кармана поддавленные сливы. Потянув на себя сливовый дух, принимается угощаться. До Пети доносится причмо-кивание. Дед обмумливает косточки, лакомится медовой «Алёновкой».
В августе на старика, как он сам говорит, жор нападает. Крахмалистые помидоры, тающие во рту бессемянки, треснувший от перезрелости белый налив, росный черно-слив, не дают ему покоя. Днями напролёт дед пробует, жуёт, набивает карманы про запас.
Свой сад-огород он уже наизусть изучил-обнюхал, а потому с утра норовит улизнуть и подкормиться на чьём-нибудь соседском дворе. То огурцов ему за пазуху напи-хают, то насыплют в картуз яблок-ранеток.
Август настолько щедр, что плоды его некуда девать. Хуторские не справляются с урожаем, и из садов от груз-ных ворохов тянет перепрелыми медовками и пипинами. Воздух бродит винным духом прокисающих слив.
Уборочная команда под предводительством Петруши, в составе деда Михея и Дениски, нарезает за день тонень-кими ломтиками несколько вёдер яблок и груш. Нанизы-вают на нитку и гирлянды развешивают на веранде. На железную крышу расстелили клеёнку, сушку прожарива-ют под палящим августовским солнцем. Тут же пристрои-ли старое покрывало. На него высыпали накроенные тон-кими лоскуточками духовитые подберёзовики и боровики.
Пете приходится поминутно забираться по лестнице на крышу, шевелить-ворошить сушку, следить за небом, чтоб не дай Бог, не намочило продукт. Донимает обнаглевшее за сытый месяц вороньё. Мало ему ворохов в садах, так нет же – поподжаристей подавай. Подскочит ворюга бо-ком-боком, схватит жмуренный ломтик и – прочь. Уж та-кой, видать, норов шкодный. Прибил Петя крестовину на фронтон. Треух дедовский нахлобучил, рубаху натянул. А птицы только насмехаются над пугалом. Облепят его и сидят-перегыркиваются.
Из сараюшки доносится чавканье и хруст сливовых ко-сточек. Это подсвинок Бутуз лакомится. С утра Петина бригада подчистила заросли в крапиве под сливняком, насобирала две корзины перезрелок. Нахрустевшись, Бу-туз успокаивается и замирает, лишь иногда доносится его мерный хрюк.
«Прожора, – замечает Петруша, – скоро закуть новую ладить придётся». И вываливает в корыто через верх вед-ро коричневых семенников. Сладкие мясистые перестар-ки-огурцы разбиваются вдребезги, пахнут свежестью и спелой бакшой. Потревоженный боров приоткрывает за-плывшие глазки, но с места сдвинуться не в силах. Так и засыпает, уставившись в халявный августовский корм.
Дед, вычислив, наконец, шельмовство Дениски, ссыпа-ет шашки. Обижается, словно ребёнок, и, поменяв бурки на войлочные боты, отправляется с ревизией вдоль хуто-ра. «К обеду не ждите», – заявляет внукам и скрывается за калиткой. «Видно, деду опять пора подзаправиться. На тихую охоту торопится старый, – ехидничает Петруша, – своего девать некуда, так ещё со всей деревни тащит». Забросив велик, он отправляется по следу. Дед этого не терпит. Внук вынужден держаться на расстоянии и появ-ляется в самый нужный момент, когда, изрядно напробо-вавшись, дед для пущего убеждения пускает слезу и всту-пает в россказни о том, что грачи подёргали по весне рас-саду, и семья осталась без огурцов, помидоры колорад-ский жук на корню порешил, а сад – на горе – прихватило на цвету заморозками. Хуторяне знают Михеевы замашки и щедро угощают деда.
Вечером он не вылезает на подгорье из лопухов. Пет-руше опять хлопотно. Кое-как свинтив велик, шпарит на другой конец деревни за фельдшерицей Егоровной. Та ворчит: «Как август подкатит, одно горе с вашим дедом». Назначает порошки-микстуры. Но дед их не признаёт. Ему не впервой. Ночь напролёт шуршит, будто мышь за-печная, точит сушку – грушу-дичку. Клин клином выши-бает.
А Петруша, пока дед лечится, не спит: «Хоть бы уж сентябрь поскорее… Дед отъестся… В спячку заляжет… В школу пойду…»