Глава 39. Пустошь, где падают звёзды

Сон уже накатывал, тянул в тепло, но вдруг кто-то с силой забарабанил в дверь. Синьи вздрогнула и села, глядя в темноту. Стучали с такой яростью, будто от этого зависела чья-то жизнь. За стуком послышался женский плач.

— Ли Синьи! — раздалось. — Открой! Прошу!

Хриплый, дрожащий от волнения голос. Она вскочила, надела штаны, наскоро натянула футболку и открыла дверь.

На лестничной площадке в полумраке стояла девушка. Мелодия выла тонкой, рвущейся нотой Сяо, как будто флейту ломали в колене. Лицо в слезах, губы дрожали. Увидев Синьи, девушка словно выдохнула боль — и рухнула на колени в поклоне.

— Прошу… спаси Лю Аня… — всхлипывала она. — Ты сильная… все говорят…

Слова путались, дыхание хрипло. Синьи нагнулась, быстро подняла её, поймала под локоть. Без лишних слов натянула куртку, босыми ногами шагнула в кроссовки.

— Где он?

— На пустыре, — пролепетала Лин Цинь. — Чжао Минь… он убьёт его…

Спрашивать, кто она, не было нужды. Девушка говорила о Лю Ане, и в её голосе не было лжи. Этого хватило. Пока Синьи натягивала куртку, из памяти всплыло имя — Лин Цинь.

Они вышли. Захлопнувшаяся дверь отрезала путь назад. Тусклый свет в подъезде робко лился им под ноги, будто и он боялся этой ночи.

— Полчаса назад… — начала Цинь, запинаясь. Она шла, постоянно оглядываясь на Синьи, переживая, что та исчезнет. — Пришла сестра Шэнь Цзя. Лан. Её зовут Лан. Ты знаешь… У доктора Ян работает.

– Ян? Ян Шаньу? – и почему подумала о Байхэ, ведь Ян фамилия не редкая. Но Лин Цинь подтвердила.

— Шэнь Цзя… работала на Лю Аня. Всегда домой к полуночи… самое позднее — к часу. Но сегодня — ни её, ни её парня. Телефоны мертвы. Лан испугалась… побежала искать, а потом к Миню. А там…

Лин Цинь вытерла слёзы рукавом, но они снова текли — каплями, от которых не спасала даже беготня. Говорила быстро, урывками, и Синьи почти чувствовала, как бешено стучит у той сердце.

— Её вытолкали. Сказали: не лезь. Или тебе рядом могилу выроют.

Синьи бежала быстро, шаг в шаг. Мир снова сужался до одного единственного выбора.

— Лю Ань… — Лин Цинь почти споткнулась, поймала равновесие и продолжила. — Как узнал — сразу собрал всех. Пошёл туда. На пустырь… тот самый. Где… ты знаешь.

Но Синьи не знала… Слова замирали на губах девушки от ужаса перед тем, что предстояло озвучить.

— Минь… — Цинь задыхалась, почти всхлипывала, но шла быстро, не сбавляя темп. — Он же там всегда кого-то да закапывает. У него… пистолет. Он убьёт Лю Аня. Он его ненавидит. Уже давно. Завидует. А сейчас…

Голос сорвался. Ещё шаг, и перестала говорить… дальше были уже не слова, а голый страх.

Синьи мельком заметила взгляд Цинь-цзе — напряжённый, будто всё её существо сжалось в безмолвной мольбе: «Скажи, что спасёшь… Просто скажи».

А внутри щёлкнуло. Если не успеет — потеряет Лю Аня навсегда.

Они свернули к пустырю. С противоположного берега реки, с какой-то старой вышки, медленно и неумолимо полз слепящий луч прожектора, выхватывая из тьмы клочья драк, искажённые лица и беспомощно раскинутые тела. Луна открыла им хаос в миниатюре. Сколько их было? Сорок? Тридцать?Они заполняли грязное пространство, сбиваясь в кучки по двое-трое. Кто-то выл, как раненый пёс, кто-то кричал короче и острее, будто воздух выталкивало из груди. В гулком воздухе раздались два сухих хлопка, приглушённые общим гулом. Пистолет.

Синьи ускорила шаг. Потом побежала. Под ногами заскользила мокрая земля, пахнущая глиной и мазутом — в рытвинах застывала грязь с колеями от бульдозеров. Луна спряталась, и она почти не видела, куда ступает. Только тени. Только силуэты. Кто лежал, кто ползал, кто бил ногами, не различалось. За забором метался слабый свет от редких окон через реку — он дрожал на холодной воде и не давал глазам привыкнуть к темноте.

Мрак обрушился на пустырь, будто небо провалилось вниз. Не разобрать, кто свои. В темноте лиц не различить. Рука, что тянется за пистолетом, и рука, что отмахивается. Лицо не скажет ничего, а сердце — ещё меньше.

«Значит, сначала вырубаю. Потом ищу Лю Аня», — решила она.

Прежде чем нырнуть в самую гущу, прожектор с реки на мгновение выхватил Лю Аня. Он работал жёстко и эффективно, как хищник в своей стихии. Чёткая низкая подсечка, выученная на улицах, ломающая колено, сочеталась с мощным ударом ногой из тхэквондо, вырубающим противника на средней дистанции. Он был хорош. Слишком хорош для обычной уличной разборки. И в этом была его проблема. Каждый приём был красив и смертоносен, но требовал доли секунды на подготовку, кусочек пространства. А здесь, в этой давящей, хлюпающей темноте, где тела сшибались в кучу, не было ни секунд, ни сантиметров. Его стиль был дуэлью, а здесь шла бойня.

Она врезалась в гущу драки. Влетела в троих, сцепившихся в клубке. Один, прижатый к земле, отчаянно отбивался, а двое других, молча и методично его избивали. Разбираться, кто из них чей, не было ни времени, ни необходимости.

Короткий, хлёсткий удар ребром ладони в шею первому нападавшему. Тот захрипел, глаза закатились, и он рухнул на бок. Второй, оглушённый внезапностью, лишь начал поворачиваться — острый локоть Синьи уже вонзился ему в солнечное сплетение. Воздух вышел со свистом, тело сложилось пополам и безвольно осело.

Парень, которого невольно спасла, с изумлённым хрипом поднял взгляд. «Сво...» — просипели перекошенные губы. Но для Синьи этот вздох значил не больше, чем шум ветра. Перед ней был лишь очередной силуэт, преграждающий путь к Лю Аню. Пальцы молниеносно нашли точку под челюстью, впились в нервный узел. Глаза округлились от шока, веки дрогнули — и сознание покинуло тело. Голова с глухим стуком шлёпнулась о мокрую землю.

Пока Лю Ань метался в центре бури, тратя силы на широкие, яростные движения, Синьи уже работала на опережение. Её стиль, отточенный в подземных залах Ордена, был лишён всего — кроме цели. Никакой зрелищности, только тотальный контроль. Она не побеждала — выживала, выхватывая из темноты чужие силуэты и методично выводя их из строя. Одно движение — одна нейтрализованная угроза.

Кто-то поскользнулся на мокром цементе, уронил лом. Сверху донёсся глухой удар — возможно, кто-то наткнулся на старую металлическую трубу, торчащую из земли. Но Синьи не отвлекалась.

Там, где видела пистолет, не думала. Рука сама шла к шее, к суставу, к изгибу. Тела поддавались, падали — быстро, даже не осознавая, что случилось. В голове только повтор: «Найти. Лю Аня».

Вдруг, среди всех, — он. В пятне света от тусклой луны — Лю Ань. Фигура двигалась резко, дрался не за себя. Левая нога вскинулась, послышался хруст, челюсти или носа. Даже не расслышал, закричал ли тот. Следом оттолкнулся от земли и рванулся к следующему. Всё происходило быстро, почти без промежутков. Напряжение в груди сжимало ребра, а воздух в лёгких превращался в дым.

Под ногами шуршали обрывки полиэтилена, разбросанные доски — следы рабочих. Чей-то вскрик растворился в общем гуле. Скользко, сыро, воздух густой, хлюпающий, будто сам пропитан грязью.

Неподалёку раздавались выкрики — знакомый голос. Чжао Минь. Он где-то там, за спинами, в грохоте, среди тел и теней. Выстрелить никто не мог: всё сплелось — свои, чужие, никто не различал, кто на чьей стороне. Слишком тесно. Слишком темно. Лю Ань шёл на голос, туда, где предстояло закончить.

Он двигался на автомате, не чувствуя ног. Первый. Второй. Третий. Без лиц в памяти. Без жалости. Без права на остановку. Каждый нападавший должен пасть — иначе падёт он сам.

Снова вышла луна, будто проверяла, закончилась ли драка. На миг осветило площадку. Он увидел — Чжао Минь схватил парня. Вдавил в землю, перерезал горло. Лю Ань шагнул. Потом побежал, больше не думая ни о чём.

Он не знал, кто лежит под ногами. Ботинок скользил по чьей-то куртке. Победа тут не пахла — воняла мазутом и рвотой. Если он не победит, то погибнет. Если погибнет — погибнет мама… и все его люди. Этого он не мог допустить.

— Ну здравствуй, — выдохнул Минь. — Хорошо, искать не придётся.

Грудь вздымалась. Рука сжимала нож, но он медлил — будто ждал чего-то, играл.

Лю Ань шагнул вперёд, как будто вся тяжесть мира легла на плечи. Они не смотрели друг другу в глаза. Слова пусты, когда кровь уже пролилась.

Лю Ань бросился вперёд, просто навалившись, будто хотел вдавить Миня в землю собственным весом. Лезвие полоснуло по воздуху, задело плечо, но он не остановился. Руки сомкнулись на куртке, и они повалились в грязь.

Минь превосходил весом и силой, но двигался с раздражающей неуклюжестью. Лю Ань наносил удары наугад: в бок, в шею, в лицо. Пальцы Миня впились в волосы, резко дёрнули в сторону. Боль пронзила скальп, но он не дрогнул. Кулак обрушился в ухо противника — глухой удар, как по пустой бочке. Минь толкнул коленом в живот, воздух вырвало с хрипом, но Лю Ань знал, что останавливаться нельзя. Он ударил локтем, промахнулся, зацепил ребро. Минь заорал, замахнулся, но промахнулся в ответ.

В какой-то момент оба уже не дрались — просто цеплялись друг за друга, как утопающие, выцарапывая клоки одежды, вцепляясь в грязь. Никаких приёмов, никаких ударов «в точку». Просто борьба, кто кого передавит.

Дыхание у обоих срывалось на кашель. Минь дёрнул за руки, сжал запястья и пнул в живот, отталкивая Лю Аня. Отскочив на шаг, он потянулся к пистолету за поясом. Теперь, когда луна осветила всё вокруг, а кругом лежали лишь тела, момент был идеальным.

— Пашешь зря. Итог один — в яму, — прохрипел Минь.

Но Лю Ань уже не слышал. Гул в ушах и плеск собственной крови внутри головы заглушал любой звук. Каждый вдох резал грудную клетку изнутри, но он по-прежнему стоял.

На секунду подул ветер — утренний, сырой, пахнущий свежестью и землёй. Лю Ань вздохнул глубже, но не успел сделать второй вдох.

— Аньань!

Крик разорвал воздух прямо за спиной. Тело среагировало раньше сознания. Лю Ань резко обернулся, уже подхватывая падающую Лин Цинь. Она врезалась в него всем весом, руки судорожно обвили его. Он автоматически сжал её в объятиях, и тут же почувствовал тёплый ручеёк, сочащуюся между пальцев.

Перед ним мелькнула отступающая тень, на миг освещая прожектором окровавленный нож. Всё стало на свои места с ужасающей ясностью: она закрыла его собой. Время остановилось. Кровь на ладонях пахла медью и чем-то сладковатым.

— Циньцинь… — выдохнул он.

Она взглянула на него, как всегда, с той самой улыбкой, будто и сейчас не умирала, а просто хотела, чтобы он не волновался. Их глаза на миг встретились, и в её читалась любовь, прощение. А потом обмякла, руки повисли плетьми.

И в тот самый миг прозвучал выстрел.

Что-то с силой врезало ему в поясницу — не больно, а словно огромный кулак ударил сзади, вышибая воздух из лёгких. Мир перевернулся. Он рухнул набок, выпустив из ослабевших рук тело Лин Цинь. На секунду всё тело онемело, и только тепло, хлещущее по спине, говорило о серьёзности раны. Адреналин заглушал боль, но не мог остановить кровь, которая липла к коже, намертво приклеивая рубашку к телу.

— Чё, не привык? — хохотнул Минь. — Говорил ведь, не вечный ты, — послышался голос уже ближе.

И в этот миг Синьи бросилась на него: руками в плечи, ногой в пах. Одним ударом выбила пистолет. Металл шлёпнул по грязи. Вцепилась Чжао Миню в волосы, он дёрнулся, пытаясь сбросить, но не успел. Ладони хлопнули по ушам. Минь пошатнулся и рухнул вместе с ней. Она не растерялась. Не раздумывая, рванулась к пистолету, валявшемуся в грязи. Минь, увидев это, с рыком попытался встать, но координация подвела. Синьи уже наставила дуло. Палец нащупал холодную шершавость спускового крючка.

В горле встал ком горького осознания. Та самая слабость, о которой говорил Линфэн, снова поднимала голову. Но сейчас это была не жалость, а нежелание брать на себя эту тяжесть, стать палачом.

«Нет, — пронеслось в голове. — Не палач. Хунлунь».

Голос Линфэна прозвучал в висках: «Твоя слабость ведёт к смерти по твоей вине».

«Ты прав, Мэйлин. Я уже однажды пожалела его».

Мир стал кристально ясным. Она не «спустила курок». Она просто перестала удерживать палец. Звук выстрела отозвался в костях глухим ударом, будто хлопнула тяжёлая дверь в её прошлое.

Выстрел эхом раскатился по пустырю. Наступила секунда ошеломлённой тишины. Тело Миня дёрнулось и обмякло. Синьи бросила пистолет обратно в лужу.

— Босса! — проревел кто-то из ближайших бойцов Миня, увидев падение своего лидера. — Сука, она босса!

И тут же, ещё двое, обдирая в кровь костяшки о щётки товарищей Лю Аня, рванулись к Синьи. Это был уже не бой, а слепая ярость толпы, жаждущей растерзать цель. Они видели в ней только цель, которую нужно разорвать.

Но люди Лю Аня, измождённые, окровавленные, уже поняли, что происходит. Чья-то широкая спина преградила путь первому, чья-то рука с зажатым обломком трубы опустилась на плечо второго. Началась новая, короткая и яростная свалка.

Лю Ань, через нарастающий туман в глазах и жгучую боль в спине, наблюдал за этим хаосом. Мысли путались: «Циньцинь... держись... они... держат их...» Он видел, как избитые, едва стоящие на ногах ребята, снова бросаются в бой, чтобы прикрыть его и эту девчонку. Гордость и стыд сливались воедино.

А Синьи не видела ни «своих», ни «чужих». Видела движение. Угрозу. Пока двое нападавших сцепились с невольными защитниками, метнулась вбок, к следующей активной фигуре с арматурой в руках. Пальцы впились в нервный узел на шее — тело затряслось и замерло. Разворот — и ребро ладони в висок другому, замахнувшемуся с криком. Ещё один — тихий и бездыханный.

Она работала методично, зачищала территорию. Лю Ань сквозь туман боли уловил систему – не убийство, а отключение. Откуда знает эти точки?..

Он провалился в тёплую, вязкую тьму. Звуки доносились сквозь вату — приглушённые, обрывками. Собственное тело стало чужим, тяжёлым якорем, вросшим в сырую землю. Боль куда-то ушла, отступила, уступив место оглушительной, звенящей пустоте.

Где-то сбоку мелькало лицо. Ли Синьи. Слишком близко. Слишком резко, чтобы быть сном. Слишком неподвижное, чтобы быть спокойным.

— Вставай, Ань.

Слова врезались в мозг, заставив что-то внутри судорожно дёрнуться. Он почувствовал, как рука легла на плечо — железная, неумолимая.

— Цинь-цзе не для того подставилась, чтобы ты тут лежал.

Циньцинь... Имя пронеслось раскалённым ножом, прорезая мутное забытьё. Он попытался откликнуться, заставить мышцы работать. Но из ног будто вынули все кости. Тело дёрнулось, подчиняясь её рывку. Его тело стало неподъёмным грузом, вросшим в сырую землю. Но её тонкие руки впились в него с упрямой силой, заставив скрипеть каждую мышцу. Он опёрся на неё, и в этом унизительном положении чувствовал не только свою слабость, но и её стальную волю, передававшуюся через дрожащее от напряжения плечо.

— Ты не имеешь права сейчас сдохнуть, понял? — её шёпот впился в ухо, обжигая и цепляя за душу куда сильнее крика.

Ответом был лишь хрип, но она, кажется, поняла. Мир закачался, поплыл, но точка опоры в виде её хрупкой спины оставалась нерушимой. Под ногами хлюпала грязь, и с каждым шагом в рану впивалась новая волна тошнотворной боли.

Потом — обрыв. Падение. Он рухнул. Она выругалась.

«Всё, — пронеслось в голове. — Конец».

Стыд, жгучий и беспомощный, подкатил к горлу. Он висел на ней тушей, а её ладони дрожали. Чувствовал эту мелкую дрожь сквозь одежду, чувствовал, как она напрягается, пытаясь снова поднять эту бесформенную массу, в которую он превратился.

Брось, — хотелось хрипнуть. Оставь. Но эти цепкие, дрожащие пальцы не отпускали.

И вдруг — новые руки. Мужские. Сильные. Чей-то голос, знакомый, но неразборчивый, словно из-под воды. Учитель… Чжан? Мысли сползали в кашу. Полиция? Смерть?

Их стало двое. Он почувствовал, как его подхватывают, отрывают от земли. Мир закачался, поплыл в сторону. Свет фар. Скрип двери. Втолкнули внутрь, рухнул на сиденье.

Пахло кровью. Его кровью. Грязной, уличной. И ещё — её духами. Теперь и на ней.

Движение. Тряска. Голова болталась, не мог удержать. Кто-то сдавил ему спину и прижал голову к груди. Горячие ладони. Синьи. Зажала рану, пальцы впивались в плоть, пытаясь остановить то, что уже нельзя было остановить.

— Не убила... только усыпила... — донёсся до него обрывок фразы, обращённой к учителю. Оправдывалась? Перед ним?

Перед глазами всплыл тот выстрел. Чёткий, без колебаний. Откуда в ней эта... жестокость?

А потом — её пальцы в его волосах. Внезапно нежные. И прерывистый шёпот у самого уха, разрывающий тьму:

«Не отключайся... Держись…»

Он хотел сказать, что слышит. Что держится. Но был лишь глухой стон, родившийся где-то в глубине горла. Знак. Я ещё тут.

Потом — резкая остановка. Яркий свет, бьющий в закрытые веки. Новые руки. Много рук. Его снова подхватили, понесли. Он мельком увидел её — рядом, не отставая. Вся в крови. В его крови.

Холод, пробирающий до костей... А потом — тепло. Сначала одно — угасающее, с горьким привкусом крови и последней улыбки Циньцинь... А потом — другое. Настойчивое, живое, впивающееся в него пальцами. Синьи... Её руки, вопреки всему, были тёплыми. Госпожа... Почему она... он же уже почти...