Отражения1. Мих. Палецкий. Царица престрашного...
Это текст, где народная речь становится судом,
а суд — фарсом, который всё равно звучит правдивее официальных хроник.
Поповна говорит так, будто каждое слово — это не обвинение, а попытка объяснить себе, почему власть всегда пахнет не ладаном, а сеновалом.
Царица здесь — не персона, а миф о женской власти, доведённый до гротеска.
Её фавориты — как экспонаты Кунсткамеры:
немец, конюх, барон, бестужевский красавец —
все одинаково нелепы и одинаково опасны.
И именно эта нелепость делает их частью системы.
Бирон — главный символ текста.
Конюх, ставший бароном, — идеальный пример того,
как при дворе социальный лифт работает только в одну сторону:
вверх по лестнице, ведущей в постель.
И поповна видит это яснее всех.
Главная сила текста — в том, что он не морализирует.
Он просто фиксирует:
власть — это тело,
а тело — это слабость,
а слабость — это повод для Тайного приказа.
Вторая половина — переворот оптики.
Поповна, которая осуждает царицу,
сама оказывается в ситуации, где грех и покаяние
разделены толщиной сарайной доски.
И дьякон, который должен наставлять,
кладёт руку туда, куда кладут не наставники, а участники.
Финал — почти мистический.
Наталия, только что плакавшая в полумраке,
вдруг входит в багетную раму,
становится живой картиной,
и Пан играет ей на флейте так,
как будто Эрмитаж — это не музей, а продолжение сарая.
Это текст о том, что мораль — это декорация,
а человек — всегда между иконой и сеновалом.
Свидетельство о публикации №225122600522
(монолог народной оптики)
Это текст, где народная речь становится судом,
а суд — фарсом, который звучит правдивее любой канцелярии.
Поповна видит власть не как величие, а как запах:
не ладан, а сеновал.
Царица — не персона, а миф о женской власти, доведённый до гротеска.
Фавориты — кунсткамера эпохи: немец, конюх, барон, красавец —
все одинаково нелепы и одинаково опасны.
Бирон — формула придворного лифта:
вверх по лестнице, ведущей в постель.
И поповна понимает это лучше всех.
Вторая часть переворачивает оптику:
осуждающая грех сама стоит у сарайной доски,
а дьякон кладёт руку туда, куда кладут не наставники, а участники.
Финал — мистический:
Наталия входит в багетную раму,
и Эрмитаж становится продолжением сарая.
Мораль — декорация.
Человек — между иконой и сеновалом.
Михаил Палецкий 27.12.2025 05:00 Заявить о нарушении