Я больше не влюблюсь

Я часто лгал.

До встречи с ней я жил как будто по инерции, просто проживая каждый день. После развода у меня совсем не осталось сил и желания — я лишь механически выполнял то, что нужно было делать изо дня в день. Я не мог видеть свою дочь, связь с ней была полностью прервана.
Это было похоже на то, как бесконечно жевать жвачку, в которой давно уже не осталось вкуса, — такой была моя повседневная жизнь.
К счастью, у меня была возможность заниматься тем, чем я хотел, и благодаря этому я каким-то образом не сломался и не опустился.
И именно тогда она внезапно появилась в моей жизни.

«Я мать-одиночка».
Когда она вдруг сказала это, я почему-то вздрогнул. И одновременно почувствовал облегчение.

Наш первый телефонный разговор был очень странным. В то время я совершенно не знал английского и не понимал ни слова из того, что она говорила, поэтому я просто продолжал смеяться. Она, вероятно, считала это странным, но сказала мне: «Твой смех прекрасен, он такой милый».
Я подумал, что мой мозг очень удобно устроен — несмотря на то что я не понимаю язык, позитивные слова я каким-то образом понимаю без труда. И в то же время я немного пожалел о том, что в студенческие годы прогуливал занятия по языкам.
Она жила в Восточной Европе, я — в Японии. Около 9000 километров расстояния и разница во времени в 8 часов — так началась наша любовь.

Когда я просыпался, я желал ей спокойной ночи, а когда она просыпалась, у меня уже давно заканчивался обеденный перерыв. Я каждый день делал для неё фотографии, стараясь хоть как-то увидеть её улыбку. Самое красивое, что я видел за день. Я по-настоящему любил её улыбку. Зелёные глаза, красивые каштановые волосы, морщинки у губ, появлявшиеся, когда она смеялась — всё казалось совершенным, всё было бесконечно дорого моему сердцу.
Чтобы делать ей подарки, я работал семь дней в неделю: почтальоном, водителем грузовика, в компании по переездам. Работа была тяжёлой, но если я мог видеть её улыбку, это ничего не значило. Я просто хотел хоть немного приблизиться к ней, поэтому начал искать работу в Европе.
К счастью, у меня был опыт жизни в Европе, и моя специальность была связана с европейской культурой, поэтому мне удалось найти работу. Но это была не та же страна — другая. Разницы во времени больше не было, но между нами всё равно оставалось более тысячи километров. Словно заполняя это расстояние, мы разговаривали по телефону каждый день, а я каждый месяц обязательно делал ей небольшой подарок. Не дорогой — просто продуманный, заработанный моим трудом и подаренный с мыслями о ней. Наконец-то началась наполненная смыслом, счастливая жизнь. Возможно, со стороны она выглядела не такой уж счастливой, но для меня было огромным счастьем тратить своё время ради кого-то.

Впервые мы поссорились спустя девять месяцев после знакомства. До этого я извинялся за всё. Мне было достаточно просто быть с ней — в любой форме. Но к тому моменту я начал думать о наших отношениях серьёзнее: если мы хотим жить вместе, я не должен накапливать стресс, мне нужно защищать своё пространство. Если послушать поверхностно, это кажется естественным. Но сейчас я ясно понимаю:
это было не взросление и не рост. Это была самозащита, рождённая страхом.
Я перепутал свою тревогу с «границами» и пытался заставить её понять меня — и именно моя незрелость с того дня начала порождать трение между нами.
Боль и раздражение от того, что я хотел, чтобы именно она меня поняла, но не мог этого донести, иногда приводили к жестоким словам. Но я ни разу не хотел её ранить. Просто потому, что мы любили друг друга слишком сильно, наши слова проникали прямо в самое сердце.
И всё же мы продолжали созваниваться каждый день. Иногда почти всё время бодрствования уходило на разговоры с ней. Мы смеялись, ссорились, мирились, клялись в любви — снова и снова, каждый день. Думаю, мы чего-то отчаянно боялись. Поэтому и не отпускали друг друга.

Впервые мы встретились в декабре — в Испании, когда мир только начинал возвращаться к нормальной жизни после пандемии.
Из-за одного человека мы тогда поссорились, и она сказала, что не будет меня ждать.
Мы ругались и накануне, и даже в день встречи. Причина была совершенно пустяковой. Я поехал в Испанию только ради неё — без других целей, без подготовки. Я просто хотел увидеть её и обнять.
Мысль о встрече заставляла моё сердце биться быстрее, дыхание сбивалось, и временами мне становилось буквально тяжело дышать.

Утром в день встречи я, конечно же, проснулся очень рано, почистил зубы раза четыре, трижды принял душ и вышел из отеля за час до назначенного времени. От отеля до места встречи было всего минут десять, и, наслаждаясь счастьем скорой встречи, я шёл туда. По дороге я увидел прекрасный букет цветов. Тогда я ещё не знал так хорошо, какие цветы и цвета она любит, но изо всех сил старался выбрать и купил один букет.
Спрятав его за спиной, я направился к месту встречи — Caf; Z;rich. Думаю, я никогда не забуду это место. Я пришёл туда примерно за тридцать минут и просто ждал, не в силах ничего делать. Когда она написала, что села в поезд, мне показалось, что я сейчас не выдержу. После самых длинных в моей жизни тридцати минут этот момент наконец наступил. Она была с пучком волос, в чёрных сапогах и длинном тёмно-синем пуховике — невероятно красивая. Я подумал, что она похожа на ангела, богиню, на нечто, вобравшее в себя всё прекрасное в этом мире.

Она очень нервничала, её руки дрожали. Маленькие ладони, хрупкое тело, большие зелёные глаза. Переполненный любовью, я обнял её. Она смущалась, но приняла это. Почему-то я помню этот момент словно с разных ракурсов. Возможно, от счастья я на мгновение словно вышел из собственного тела.
После того как она отвезла ребёнка в школу, мы вернулись в отель. В лифте она жестом попросила меня снять маску и сама тоже сняла. Она посмотрела на меня — это длилось недолго, но в эти несколько секунд в мире были только мы вдвоём. В следующий миг её губы коснулись моих. Мы оба были напряжены, и первый поцелуй вряд ли показался бы кому-то романтичным, но для меня он был лучшим в жизни. Потом мы пошли в порт и пили вино. Я хотел, чтобы это время длилось вечно.
За пять дней я целовал её много раз. Сначала она стеснялась, но постепенно расслабилась, и примерно к третьему дню наши поцелуи были словно сцены из кино. С этого момента я уже не мог не любить её. Мы ходили в церковь — пусть это и не было чем-то достойным похвалы, но мы использовали каждую секунду, чтобы чувствовать друг друга и говорить о любви.

И вот настал день расставания. Поцеловав её в последний раз за эту поездку, мы вернулись каждый в свой дом. Конечно, я хотел смотреть на неё вечно. В самолёте я снова и снова пересматривал фотографии нашего первого свидания, плакал и одновременно улыбался. На этих фотографиях она смотрела на меня тёплым и добрым взглядом.

Вернувшись домой, я почувствовал пустоту. Эти пять дней были слишком счастливыми.
Несколько дней я даже не мог открыть чемодан — мне казалось, что если я разберу вещи, воспоминания исчезнут. Я хотел сохранить её запах, предметы, к которым она прикасалась, даже её волосы.

А потом пришёл Новый год.
Он начался с видеозвонка с ней. Мы написали желания и сожгли их над свечой — так, по её словам, делают в славянских странах. Тогда я загадал два желания: жить вместе с ней и поехать к её родителям. Мы рассказывали друг другу, как встречают Новый год в наших странах. Я говорил о тосикоси-собе и моти и пообещал когда-нибудь приготовить их для неё. Она рассказала мне про салат оливье. И пообещала, что следующий Новый год мы встретим вместе.

В феврале я взял отпуск и снова поехал к ней. Она встретила меня в аэропорту — с тортом в форме сердца. Я был безумно счастлив и полюбил её ещё сильнее. Мы поехали на поезде в квартиру, которую я забронировал. Очень маленькая, всего одна комната, но там мы провели лучшие дни. Я думал, что скоро такая жизнь станет нашей постоянной — и, наверное, она думала так же. Мы много раз пытались посмотреть фильм «Аватар», но каждый раз через несколько минут занимались совсем другим. Наверное, она выделяет какие-то природные наркотики — рядом с ней все мысли исчезали, и я мог только любить её.

Лучшее время закончилось, и я снова вернулся в дом, где жил один.
Работа, еда, сон — и больше ничего. В то время я не думал ни о чём, кроме встреч с ней. Но чем сильнее я любил, тем сильнее росли тревога и ревность, и я постепенно начинал сходить с ума.
Одиночество и тревогу от того, что я не мог быть с ней, я не умел переживать сам. Не зная, как с этим справиться, я начал общаться с разными людьми, словно пытаясь заполнить пустоту.

Я всем говорил, что у меня есть девушка.
В основном это были либо рассказы о том, как я ею восхищаюсь, либо жалобы на тоску по ней, поэтому я искренне считал, что в этом нет ничего плохого.
Но это было роковой ошибкой.

Имея решимость любить человека,
я оказался слишком слаб, чтобы самостоятельно справляться с одиночеством и страхом —
и эта слабость постепенно, но неотвратимо разрушала её доверие.

Я перепутал границы.
Я считал, что, рассказывая другим, я проявляю «честность» и «открытость».
На самом деле у меня просто не хватало смелости по-настоящему смотреть ей в глаза.

И мои поступки в итоге привели к проблеме, которую невозможно было исправить.
Доверие, однажды разрушенное,
иногда рассыпается так, что уже невозможно вспомнить, каким оно было раньше.

У меня не было ни единой причины винить её.
Была лишь правда о том, что я не смог признать собственную слабость.

И всё же я,
боясь, что она может уйти,
боялся быть честным —
и снова продолжал лгать.

Я лгал не для того, чтобы защитить её
и не для того, чтобы сохранить отношения.
Я просто боялся, что меня разлюбят.

Я был по-настоящему незрелым.
Я думал, что понимаю, что значит беречь любимого человека,
на самом деле ставя собственные удобства на первое место.

Мысль «я для неё стараюсь»
была самым жестоким оправданием,
которым я прикрывал своё мнимое чувство любви.

Не имея решимости принять её жизнь,
её прошлое,
всё, что она несла на своих плечах,
я просто хотел быть «её парнем».

И я снова и снова
повторял одну и ту же ошибку.

Сейчас, перечитывая всё это, я понимаю:
если меня спросят, смогу ли я быть с ней — я не знаю.
Я нанёс ей настолько глубокую рану, что, возможно, никогда не буду прощён.

Говорят, со временем боль проходит.
Но исцеление и исчезновение — не одно и то же.
Та боль, которую я причинил ей,
наверняка навсегда останется где-то в её жизни, лишь изменив форму.

И всё же я
могу любить только её.
Даже если это чувство не будет вознаграждено,
даже если это всего лишь мой эгоизм,
вот это — не ложь.

Даже если у меня больше нет права говорить «я люблю».

Я люблю тебя.

И сейчас
я снова солгу.