Как бороться с осенней тоской

Жила-была девочка Настя. Несмотря на то, что ей было всего три года, она была очень самостоятельная и всякому могла сказать, что её зовут «Наття Ичичова», что на взрослом языке означает «Настя Чернышёва». У неё, как почти у всех детей, были мама и папа, но при этом было много забот и часто приходилось принимать самостоятельные решения. Папа и мама были студентами. Один – театрального института, другая – художественного, из которых они не вылезали днями и ночами, и поэтому им приходилось возить Настю в круглосуточный детский сад в соседнем городе Павловске. Родителям подумалось, что за городом воздух чище, чем в Ленинграде, влияние парка, на весь мир известного своей ландшафтной архитектурой и сам дворец, возле которого стоит памятник его хозяину, наверняка окажут благотворное влияние на душу маленькой принцессы. Кстати, когда папа однажды спросил Настю, знает ли она, кто стоит на постаменте в виде монумента, то получил внятный ответ: «Это дядя Павел».
Рано утром, каждый понедельник, на улице Восстания, где они обитали в Ленинграде, папа начинал хитро будить Настю словами: «А кто у нас сегодня наденет новое платьице и голубые сандалики?». Насте очень не хотелось просыпаться, ведь она знала, что придётся ехать в садик и долго не видеть родителей, но устоять перед соблазном нового платья и замечательных «голубашников», как она называла свои сандалики голубого цвета, она не могла, поэтому вылезала из постели с закрытыми глазами, досматривая свои детские сны, и шла одеваться. Надо заметить, что хоть Анастасия и любила новые платьица, всё же главной «красотой» в наряде человека считала обувь, поэтому, рисуя своих любимых «дюинек», то есть, «дюймовочек», она обувала их в огромные, на полстраницы, башмаки, украшенные поперечными полосками. То, что эти туфельки были больше принцесс, её не смущало, ведь главное, чтобы это было красиво!
В начале каждой недели рано утром Настя на руках у папы, чтобы получилось побыстрее, летела сначала на Витебский вокзал, до которого от дома ускоренным марш-броском можно было добраться за 15 минут, потом от вокзала до Павловска электричка шла тридцать пять минут. От Павловского вокзала до дворца, около которого находился садик, на автобусе приходилось добираться ещё 15 минут. В саду было неплохо. Можно было поиграть с подружками в куклы или машинки, побегать, попрыгать, но вот если набьёшь шишку на лбу или мальчишки отберут игрушку, никто не пожалеет: мама или папа забирали ребёнка из садика в конце недели. Ночевать же в круглосуточном саду было особенно тяжело: как будто нет никаких родителей, и живёт Настя одна одинёшенька на белом свете. Недобрые нянечки, если дети не спали, завязывали им глаза косынками.
Когда каждый понедельник утром вечно торопящийся папа привозил маленькую девочку в садик, она отворачивалась от него, с трудом сдерживая слёзки, скривив подковкой губки, и ждала, когда он уйдёт, чтобы не разреветься от всей души. Папа убегал на тренинги и этюды, а Настя шла в группу жить целую неделю своей самостоятельной жизнью. В садике кормили вкусно и давали на полдник печенье, конфеты или яблоки, но иногда перед ней ставили тарелку с противной манной кашей или с нелюбимой жареной рыбой-минтай. В этом случае необходимо было проявить находчивость и изобретательность. Кашу надо было размазать по тарелке и столу так, чтобы у воспитателя возникла иллюзия съеденного блюда. С рыбой было сложнее. Кусок незаметно обматывался заранее припасённой ниткой, когда же к концу трапезы воспитатель начинала проверять тарелки, рыбу надо было на нитке держать под столом до окончания осмотра. Получив разрешение убирать тарелку в мойку, минтай необходимо было незаметно достать из-под стола и выбросить в ведро для пищевых отходов. Операция довольно сложная, но Настя справлялась – воспитатели её ни разу не поймали.
Собственный взгляд на вещи у Анастасии проявлялся, например, даже в том, что ей не нравилось её имя. «А как же ты хотела бы, чтобы тебя звали?», – удивлялись родственники.  «Нтая», – не задумываясь, отвечала девочка. Много позже папа узнал, что, и вправду, на свете есть такое инопланетное имя, кажется, где-то в африканских странах. Чтобы иметь для жизни в городе Ленинграде собственную комнату, хотя бы в коммунальной квартире, отец, помимо напряжённой учёбы, ещё и работал дворником в одном из жилищных управлений. Он рано вставал, до занятий в институте, брал огромную метлу, такой же огромный совок для мусора и шёл подметать подвластные дворы и тротуары. Иногда в выходные дни, когда не надо было ехать в садик, Настя тоже просыпалась рано и шла вместе с папой, чтобы поддержать его в ответственной работе дворника. В одном из дворов жила пожилая волшебница, потому что совершенно непонятно почему, дарила девочке игрушки. Однажды бабушка подарила Настюше симпатичного плюшевого медвежонка. «О!» – сказал папа, – «Наверное, его зовут Топтыжка?» «Нет», – строго ответила дочь, «его зовут… Пиндипундик». Так медвежонка и называла вся семья, хотя, всё-таки, чаще просто Пундик, потому что слово «Пин–ди–пун–дик» слишком долго произносить. А однажды товарищ родителей по фамилии Мышкин подарил Насте какое-то резиновое существо, похожее на чёртика, его надо было надувать через специальную дырочку, которую в свою очередь надо было затыкать специальной пластмассовой пробочкой, похожей на маленький грибок. «Это-то кто такой?», – удивилась пришедшая с занятий мама.  «Манюскул!» – гордо ответствовала дочь. «Да», – подумала мама – «за словом в карман дочка не полезет!» Настя же вскоре сочинила такое стихотворение:
Манюскул шлёпает по лужам,
Увидел листик осени и грустно побежал…
На дворе, действительно стояла осень. Казалось, лето ушло навсегда и больше никогда не вернётся. В это время почти у всех людей начинается тоска.  Серые мокрые дома, лужи на улицах и во дворах, и пронизывающий ветер напоминали о безысходности жизни. Жители грустно глядели из окошек на дождик, голые деревья и не верили, что из-за нависших свинцовых туч может хоть когда-нибудь выглянуть солнце. В один из таких дней, когда Насте ужасно не хотелось ехать в садик, а маме идти на учёбу в Мухинское училище, откуда-то из дождя вынырнул папа и с хитрым видом спросил: «Не хочет ли кто-нибудь бросить все свои дела и догнать лето?» Анастасия, хоть и была мала, но сразу сообразила, что папа придумал какое-то приключение, а приключения Настя любила не меньше сандаликов. Мама вопросительно взглянула на мужа, а дочь спросила: «А бросить дела – это значит не надо ехать в садик?» «Точно», –ответил папа: «в садик ехать не надо, а надо ехать в страну Молдавию, к друзьям с загадочной фамилией Стасюк, которые живут в городе Бельцы и всегда рады гостям». При этих словах он с видом фокусника вынул из кармана билеты на поезд. Папа сам проложил по карте маршрут движения от Ленинграда до семейства молдован так, что необходимо было доехать сначала до города Переяслава в плацкартном вагоне, а оттуда на автобусе до Бельц.
Надо сказать, что до сих пор в этих самых Бельцах семья Насти не бывала, и где они находятся, представляла смутно. Ориентируясь на старый атлас железных дорог, папа, будучи по натуре авантюристом и исследователем, приобрёл проездные документы. Мама подумала, что нехорошо пропускать занятия в Высшем художественном училище имени Веры Ивановны Мухиной, создательницы знаменитого памятника рабочему и колхознице, поставленному на ВДНХ в городе Москве, но взглянула в окно и твёрдо решила ехать. А «маленький солдат» Настя всегда была готова идти навстречу приключениям. Правда скоро выяснилось, что папа навстречу приключениям вместе с семьёй не поедет. Он придумал эту затею, чтобы развлечь жену и дочку, а сам оставался в городе репетировать дипломный спектакль «Живой труп» по пьесе Льва Николаевича Толстого. Что означает слово «труп» маленькая девочка не знала, но то, как это слово произнёс папа, ей не понравилось. Расстраивались мама и Настя недолго: надо было быстро готовиться к отъезду. «Были сборы недолги», как поётся в песне, и с того самого Витебского вокзала, который Насте уже надоел, поезд повёз её и маму в таинственную страну Молдавию, где, как говорили родители, всегда лето, много цветов и винограда. 
Прошло недели две, и путешественницы мама и Настя появились на пороге дома, сияя как южное солнце. Девушки были довольны путешествием, как слоны после купания. Наперебой делились впечатлениями. Привезли баклажанов, перцев-«гагаузиков», молдавских помидоров и хорошее настроение. Мама рассказала, что в Переяслав поезд пришёл ночью, но Настя проснулась без капризов и стала одеваться, как по тревоге – чётко и быстро. Вышли на платформу и поняли, что это настоящий юг. Ночь была темна и непроглядна настолько, что звёзд на небе не было видно, только приглядевшись, можно было разобрать еле мерцающие огоньки в вышине, при этом было тепло и тихо. На вокзале сказали, что до автостанции ходит городской автобус, но в светлое время суток. Надо было дождаться утра, чтобы продолжить путешествие, а пока решили прогуляться по ночному городу. Шли-шли и вдруг, вышли к широкой реке, над которой сияла как фонарь полная луна, совсем как на картине Куинджи «Лунная ночь на Днепре». Позже на вокзале спросили у бабушки, сидевшей на соседней скамейке: «Что это за река такая?» «Днепр», – ответила старушка. Маме подумалось – «А не здесь ли Архип Иванович писал свою знаменитую картину?» Утром добрались до автовокзала, а потом на междугородном автобусе – до города Бельцы. Друзья Стасюки с воодушевлением приняли путешественников из холодного Ленинграда: показали им свой город, привезли на праздник поедания арбузов – «арбузятник», пригласили попеть бардовские песни в хорошей компании. В саду у хозяев росли на деревьях грецкие орехи, виноград и прочие южные фрукты и ягоды. Есть можно было без ограничений. Молдаване научили гостей готовить местные блюда: баклажанную икру на открытом огне и рыбу с мамалыгой и соусом муждей. Вынув из сумки южные гостинцы, мама спешила приготовить что-нибудь вкусненькое по молдавскому рецепту и угостить папу, не повидавшего южной зелени, яркого солнца, не вкусившего витаминов и радости. Устроили тематический ужин с рассказами о путешествии, а на следующий день мама радостно пошла учиться в своё училище, где ей наверняка сделают выговор, а Настя без возражений поехала в Павловский садик, так как опять наступала пора нормальной трудовой жизни. Поездка в тёплые края смягчила тоску, вызванную промозглой ленинградской осенью, и дала надежду, что впереди может быть ещё много путешествий, приключений и, вообще, много всего хорошего.