Дитя Русалочки. Глава 18

ГЛАВА 18

Как складывались эти пять дней, нужно было просто видеть. Ясмина весь день только и делала, что готовила еду, ходила за покупками, перебирала специи, копошилась на рыбном рынке, учитывая при каждом шаге рекомендации и наставления Юми. Столько продуктов перевела зря, один имбирь чего ей стоил. Почти всю первую половину дня она тратила на готовку еды. Тэхо сидел рядом и рисовал, а иногда решал свои любимые задачки. Ясмина то в муке, то в пудре, то с красными глазами от жгучего перца, неустанно трудилась, чтобы воспроизвести нужный вкус. Тэхо тоже прилетало каждый раз и немало. То шлепнется соевая паста, как клякса, на весь альбом, то мед, как выгнутые росинки, ляжет на его волосы. Иногда она использовала малыша как дегустатора, который в свою очередь честно все выплевывал и качал головой. Тогда Ясмина в ярости трескала ему щелбаны. Тэхо растирал лоб и снова принимался за рисунки.

— Я же тебе сказала, что нужно было вырезать белые жилки внутри перца. Посмотри, как теперь это все выглядит, — поучала Юми.

Иногда Ясмина просто бесилась от бессилия. Она раскидывала по всему столу кунжутные семечки и канючила на всю кухню:

— Что это за издевательство?! Какая разница, как я нарежу. Что это такое? Почему все развалилось? А эти макаронины почему слиплись? Почему все овощи в кучу, а эта стеклянная лапша никак не отлепится от дна?

— Хватит нервничать. Так у тебя ничего не получится, — терпеливо наставляла Юми.

— Да сколько ж можно! У вас там что, особенные желудки? Куда столько перца? Еще три ложки? Кто будет такое есть? Почему нельзя в обычную тарелку все выложить. Это разве тарелка? Это же целый котелок. Как из такого есть? Ах, твою ж!.. Обожглась! Что ты там так тихо бормочешь? Я ничего не слышу!

— Во-первых, не ори на мать, — привычной фразой успокаивала Юми.

— Никто на тебя не орет! Все, потом позвоню!

Ясмина гневно хлопала крышкой ноутбука и с досадой выбрасывала всю еду в мусорное ведро.

В такие минуты Тэхо вскакивал со стула, подходил к ней и ласково гладил ее по плечу. Ясмина глядела в его чистые и добрые глаза, и ярость как рукой снимало.

— Может быть, проведем сегодня урок на свежем воздухе? — предлагала Ясмина, и Тэхо учтиво разрешал ей уложить свои игрушки и учебники в рюкзак.

Обычно никому он этого не позволял делать, даже Юми. Поэтому с его стороны это было проявлением высшей признательности.

Ясмина каждый день брала список дел, которые ей прилежно расписывала Юми, сворачивала в трубочку и равнодушно всучивала в стальную банку между деревянными ложками и лопатками.

Ясмина смело поломала весь привычный распорядок дня Тэхо. Теперь они большую часть своих занятий проводили на открытом воздухе. Ясмина играла с ним во все игры и стала мостом между ним и другими детьми. Скоро Тэхо перестал бояться других детей, и, как это часто бывает, между детьми быстро завязалась дружба. Как оказалось, Тэхо может отлично ладить с другой ребятней и даже спорить с ней. Правда, последнее он делал по-своему, молчаливо, но упорно. Дети только в самом начале удивлялись тому, что их новый знакомый не умеет говорить, но потом быстро свыкались с непонятным явлением и тут же принимали все как должное. Дети есть дети. Дни для Тэхо стали яркими, а рисунки разнообразными. Теперь он всюду рисовал себя улыбающимся, а рядом неизменно изображал тонкий стан новой учительницы, чьи волосы все также оставались сиреневыми. Потому что иначе он не знал, какой карандаш подходит для раскраски ее волос.

Несколько раз Ясмина водила его в музеи, где Тэхо с открытым ртом смотрел на полотна. Как будто в его маленьком сердце уже давно зародилась эта чувствительность к искусству. Он созерцал картины с непонятным для него упоением. После этих походов рука Тэхо стала более твердой и уверенной. Он в первый раз попробовал взять в руки кисть вместо карандашей и фломастеров. И какую радость он получил от того, что у него вышла какая-то размазня вместо картины. Но Ясмина чутким взором оглядела картину и задумчиво сказала:

— Малыш мой, это ведь исторический момент. Мне особенно понравились вот эти листья… Или это лапы? Неважно. Но края у тебя получились очень естественными. Знаешь, что мы сделаем? Пойдем сейчас в магазин и купим для нее рамку. Когда ты станешь великим художником, эту картину будут продавать на аукционе как твой первый шаг в мир настоящего искусства.

Сомневаюсь, что Тэхо понял все, что она ему сказала. Но в этот же день они отправились в магазин и купили рамку из темной бронзы. Эта была первая картина, которую Ясмина повесила над письменным столом Тэхо, это был первый раз, когда Тэхо позволил своей картине висеть в рамке на стене. Тэхо с удовольствием посмотрел на картину, а потом на чистый лист и снова взялся за кисть.

Ясмина присела рядом и открыла ноутбук. Снова заклацала клавиатура и посыпались комментарии из всех провинций. Вы только вообразите себе: Ясмина готовилась к демонстрации в эту субботу. Сторонников у нее набралось немало. Правильно подобранные слова, подкрепленные фотографиями из дельфинария, сделали свою часть работы. Люди со всех сторон поддержали эту затею с закрытием дельфинария. Всем не терпелось отпустить на волю бедных гигантов, в особенности же все сочувствовали Ханне и ее малышу.

Это был вечер пятницы. Ясмина вместе с Тэхо раскрасили огромный плакат.

— Завтра Сена пойдет спасать дельфинов. Ты хочешь тоже? — спросила Ясмина.

Тэхо вырвал из своего альбома рисунок с синими дельфинами и протянул его Ясмине.

— Если моя мама узнает или твой папа, то мне очень за это попадет.

Тэхо порылся в своей тумбочке и достал оттуда билет в культурно-развлекательный центр «Лотте-Ворлд». Ясмина по глазам поняла его затею.

— Тэхо, обманывать нельзя, — твердо заявила Ясмина, но потом, смягчив тон, добавила: — Если только потом мы во всем честно признаемся.

Тэхо смело приложил руку к сердцу, словно давая торжественную клятву.

Так они и поступили на следующее утро. Главный охранник господин Сонг, ни о чем не подозревая, подвез их к «Лотте-Ворлду», а сам остался снаружи. Смешавшись с толпой, Ясмина и Тэхо незаметно скрылись из виду и умчались в сторону ближайшей станции.

Поезд быстро домчал их на другой конец города. Время стояло еще совсем раннее, и, к величайшему удивлению, в назначенном месте их уже ждали три девушки. Среди них Ясмина узнала Хан-Соль.

— Тебя же уволят, — запротестовала Ясмина.

— Не уволят. Потому что я уже сама уволилась, — сказала Хан-Соль, обнимая Ясмину за плечи. — Прости, что тогда во время парада я тебя бросила. Я видела, как с тобой поступили, но ничего не сделала.

Ясмина с признательностью посмотрела на бывшую соперницу, и на глаза накатились слезы.

— Я видела Ханну и ее малыша, — сказала Хан-Соль. — Она умирает, и ей уже ничего не помогает. Из-за той дискуссии, которую ты развела в интернете, сейчас посетителей в дельфинарии стало совсем мало. В эту среду даже пришлось отменить показ, так как зрителей было считаное количество. Директор Хван в бешенстве. Он грозился тебя уничтожить, но ты не бойся. Сейчас даже сами работники океанариума взбунтовались. Они тоже требуют отпустить хотя бы Ханну и ее малыша на свободу. Так что ты многих подтолкнула к смелым поступкам. Вчера я узнала, что если мы соберем миллион подписей, то всех дельфинов, белух и косаток отпустят на свободу. Сейчас у нас на форуме уже больше ста тысяч сторонников. Нам нужно еще совсем немного постараться. Егор обещал нам помочь в этом. У него очень много знакомых среди журналистов. Так что мы пробьемся.

— Егор помогает нам? — спросила Ясмина.

— Да. Он считает, что ты безумная, раз на это пошла. Но в то же время говорит, что ты особенная. — Хан-Соль потупила взор и уже более тихим голосом произнесла: — Сена-онни, мне очень печально оттого, что ты ему очень нравишься. Он ни о ком так не говорит, кроме как о тебе. Ты ведь уже давно поняла, что мне Егор очень дорог. Он ведь моя первая любовь. Но я подумала, что в этом нет твоей вины. Он ведь живой человек и сам может сделать выбор. Мне, может быть, нужно совсем немного времени, чтобы забыть его.

Ясмина ничего на это не стала отвечать. Она лишь с горечью отвела взгляд. Повисло неловкое молчание, и тут взор Хан-Соль упал на темную головку малыша Тэхо.

— А кто это с тобой? — изумленно спросила Хан-Соль.

— Это тот самый малыш, о котором я тебе говорила.

Хан-Соль присела на одно колено и посмотрела на опущенное лицо мальчика. Тэхо неуверенно отпрянул от незнакомой девушки.

— Мама Сена тебя очень любит, — сказала она, аккуратно коснувшись его макушки.

Тэхо отвернулся от нее, но прятаться за протез Ясмины не стал.

— Он смущается, — пояснила Ясмина. — Но он всеми силами борется за свободу Ханны и ее малыша. Так что нас уже пятеро. Признаться честно, я думала, что вообще никто не придет. Одно дело возмущаться и высказываться в интернете через липовые имена. И совсем другое дело прийти и подвергнуть себя всеобщему непониманию или, может быть, даже опасности.

Только Ясмина это сказала, как к ним подошли трое охранников океанариума.

— Нам приказано убрать вас отсюда, — доложил один из них.

— И не подумаем, — твердо заявила Хан-Соль. — У нас есть официальное разрешение на демонстрацию. Если мы соберем миллион подписей, то победа будет за нами. Никто нам не может помешать.

— Я сказал убираться, — прорычал главный охранник.

Он выхватил плакат из рук Ясмины и порвал его на части. Густой хруст плотной бумаги прорезал накалявшийся воздух. Увидев эту сцену, Тэхо отважно встал перед Ясминой, загородив ее собой. Он с вызовом посмотрел на охранника и высоко над головой поднял свой рисунок. Охранник презрительно прыснул, а потом так же выхватил альбомный лист, смял его и швырнул на траву. Впервые озлобленный Тэхо сморщил нос и сжал перед собой кулаки, готовясь к атаке.

— Забирай своего выродка и уходи подобру-поздорову. Ты не знаешь, с кем связалась. Ты чужая в этой стране. Ты не знаешь здешних порядков. Никому нет дела до этих дельфинов.

После этих слов охранник схватил Ясмину за ворот и хотел уже было отшвырнуть ее в сторону, но в ту же секунду получил по голени. Острый носок Тэхо врезался ему прямо в кость, и охранник согнулся от боли, но не вскрикнул. В неуправляемой ярости он схватил Тэхо за плечи и, как котенка, отшвырнул его на траву. Он уже собирался уходить, но не тут-то было. Ясмина вцепилась в его волосы и, как кошка, начала царапать его лицо. Тут же присоединились остальные охранники, Хан-Соль и ее подружки. До того как все лица мужчин были разукрашены царапинами, подоспела полиция и всех разняла, потребовав пройти с ними в участок.

— Мы не можем уйти, — протестовала Хан-Соль. — У нас сегодня официальное время для демонстрации. Вы не можете нас разогнать.

— Какая демонстрация? — презрительно фыркнул полицейский. — Посмотрите вокруг. Никому это не нужно.

Ясмина растерянно посмотрела на Тэхо, потом на Хан-Соль. В глазах потонуло чувство вины и полнейшего разочарования. Ничего из этого не вышло. Нужно было с этим завязывать. «Мы хотя бы попытались», — как бы извинялись ее глаза перед присутствующими.

И в тот момент, когда она уже готова была опустить руки, из-за угла огромных небоскребов показалась толпа. Сначала было непонятно, откуда и куда идут эти люди. Но они, как муравьи, стройным шагом стекались именно к ней. Над головами раздувались плакаты с призывом и требованием отпустить китов на свободу. Молодые, старые, дети, домохозяйки, рабочие, студенты, клерки вышли на улицу, чтобы спасти бедных заключенных в аквариуме. Полиция тут же ослабила хватку и отступила. Улицы тут же забаррикадировались. Тьма народа стекалась к океанариуму, кричала в рупор, махала руками, топала и восклицала, требуя свободы для китов. Там, где скапливаются люди, туда всегда притягивает и остальной народ. Так что вскоре людей стало так много, что движение на главной улице пришлось остановить. Каждый присутствующий подписывал документ об опустошении дельфинария. Демонстранты призывали к этому прохожих. Некоторые убегали, не желая светиться в этом беспорядке. Некоторые с удовольствием соглашались внести свой голос за доброе дело. Улицы гудели. С высоты казалось, что дороги ожили и стали хаотично двигаться во все стороны. Воздух дребезжал от жары. Влажность стояла выше отметки девяноста пяти процентов. Люди, мокрые, липкие, с блестящими лбами, растекшимся макияжем, как ожившие карамельки, заполнили все проходы, тротуары и дороги. Господин Хван сидел в кабинете, разнося в пух и прах своих подопечных. Но уже заметно ослабевало его влияние. Так как сила толпы уже наезжала на него, уже заполняла все его владения, уже пробивала стены, и, казалось, еще немного, и заберутся к нему на стол и начнут танцевать на его угловатой голове.

Демонстрация длилась почти до самого вечера. Подписей было собрано свыше семисот тысяч. И хотя это было много, но все же недостаточно. По всем каналам и новостям передавалось это послание. Так что вскоре о бедной Ханне и ее детеныше знали даже за пределами республики.

Как только весть стала транслироваться по всем каналам, на место происшествия прибыл личный охранник господина Кан Хан-Уля. Он попытался увести Тэхо из этой забастовки, но Тэхо упрямо колотил руками и извивался, как червь, оказывая всеми силами сопротивление. В конце концов господин Сонг опустил Тэхо на землю и все время демонстрации не сводил глаз с малыша. День этот длился бесконечно. Я сам вымотался настолько, что казалось, еще немного, и я умру во второй раз. Сила толпы давила на все правила и распорядок. Кругом все гудело от нарастающего волнения. Помимо людей, над городом высились рядовые ангелы. Было ясно одно: эта демонстрация носила очень важный характер не только для людей, но и для высших сил. Кто-то там, на небесах, очень хотел свободы для бедных китов. Улицы ревели единым возгласом. Все в тот день ходило ходуном из-за вспыхнувшего беспорядка. И день тот казался мне бесконечно длинным. Под вечер волнение стало угасать, а толпа редеть.

Ясмина и Тэхо вернулись домой поздно вечером, и дома их ожидал самый неприятный разговор с господином Каном. Он вернулся на шесть часов раньше, так что Ясмина не успела приготовиться к этому разговору. Измученная и уставшая, она предстала перед разгневанным господином Каном и его невестой Юни. Тэхо по своему обыкновению бросился на шею к отцу.

— Тэхо, все в порядке? — тревожно разглядывая сына, спросил Хан-Уль. — Как вы могли это допустить?! — яростно повысил он голос в сторону охранника Сонга. — Я с вами еще потом поговорю. А сейчас пошел вон!

Господин Сонг опустил глаза, виновато поклонился и, не сказав ни слова в свое оправдание, вышел.

Ясмина осталась стоять одна. Одинокая и покинутая. Тэхо уже стоял рядом с разгневанным Хан-Улем. Юни, скрестив руки на груди, с отвращением кидала взоры на согбенную от усталости фигуру Ясмины. Господин Кан усадил Тэхо в кресло и, не поднимая головы, ледяным тоном произнес:

— Вы больше ни на шаг не приблизитесь к Тэхо. Сейчас же собирайте свои вещи и убирайтесь из моего дома. Мне все равно, куда вы пойдете.

Я заметил, как плечи Ясмины содрогнулись. Одна лишь мысль, что она больше никогда не увидит Тэхо, выбила ее из привычного равновесия.

— Господин Кан, — осмелилась заговорить она. — Прошу вас… Только в этот раз простить меня. Тэхо очень переживал за дельфинов…

— Как вы могли до такого додуматься?! — перестав контролировать свой пыл, вскричал Хан-Уль. — Он еще ребенок. Мало ли чего ему еще взбредет в голову. Как вы могли подвергнуть моего сына такой опасности?!

Господин Кан беспощадно указал Ясмине на дверь.

— Уходите сейчас же, — приказал он. — Я больше ничего не желаю слышать. Вон из этого дома!

Залившись слезами, Ясмина опустила голову и скорыми шагами направилась к порогу. По мере приближения ее к двери я услышал, как чье-то сердцебиение участилось вдвое. Чье-то горячее дыхание прожгло мне спину, и тут до всех присутствующих ушей донеслось:

— Не ори на мать!

Мне показалось, что даже в мире призраков, ангелов и домовых на миг все зависло и прекратило свой ход. Голос был детский, хрипловатый, но твердый, уверенный, плотный. Это был голос Тэхо. Это были его первые в жизни слова. Вопреки всем стараниям, свою первую фразу он произнес на русском, да еще без малейшего акцента, да еще таким приказным тоном. Ясмина остановилась. Хан-Уль с опаской огляделся, большие глаза Юни стали совсем как блюдца. Тэхо стоял, сжимая кулаки. По лицу его катились крупные слезы. Он неотрывно с отвагой смотрел на отца. Выдохнув обиду и утерев глаза, Тэхо снова, уже более тихим голосом, произнес, не сводя глаз с Хан-Уля:

— Во-первых, не ори на мать.

Ясмина обернулась, и в эту же секунду ее единственная нога подкосилась, и она рухнула на пол без сознания. Тэхо кинулся к ней и, положив голову на ее плечо, прилег рядом. Все стояли как небом раздавленные. А в голове моей только и звучал этот голос и эта фраза. Повторялась эхом, затихала и снова раздавалась с новой силой. «Не ори на мать! Не ори на мать! Во-первых, не ори на мать. Не ори… Во-первых… На мать… На мать». Фраза эта повторялась то голосом Ясмины, то голосом Юми, то голосом Тэхо. Все вокруг меня затряслось, и я впервые ощутил, каково это — терять почву под ногами. Неужели все вот так просто? Он молчал все эти семь лет и вот так легко вдруг заговорил.

В растерянности я совсем упустил, кто и когда отнес Ясмину наверх в ее спальню и как Тэхо отказался спать в свой комнате. В эту ночь не было чтения на ночь. Тэхо уснул рядом с Ясминой, а Ясмина так и не пришла в себя до самого рассвета.

Утром первым, что увидела Ясмина, открыв глаза, была черная макушка Тэхо. Мальчик преспокойно спал рядом, прижавшись к ее плечу. Из глаз Ясмины снова брызнули слезы. Хлюпая носом, она крепко прижала к себе малыша. Тэхо проснулся и сонными глазами замигал на нее. Увидев ее слезы, мальчик принялся утирать их.

— Тэхо, — нежно произнесла Ясмина. — Тэхо, ты можешь говорить? Как же так? Почему же ты все это время молчал?

Тэхо в ответ пожал плечами. Ясмина снова прильнула губами к его лбу. В эту минуту она выглядела совсем как мать. На мгновение я представил, какой бы она была мамой для меня. Все это время она выглядела как амбициозная, дерзкая, избалованная девушка. Но сейчас рядом с этим мальчиком она стала совсем другой — взрослой и ласковой.

— Не переживай, малыш, — прошептала она ему на русском. — Мама тебя не оставит.

Тэхо по привычке кивнул ей в ответ и коснулся ее руки. Затем он вскочил, резво выхватил с ночного столика толстую энциклопедию и в последний раз с обожанием посмотрел на плотную красочную обложку. Бережно и даже с неким благоговением он положил книгу на грудь Ясмины.

— Это мне? — спросила растроганная Ясмина.

— Да, — сказал Тэхо.

— Насовсем?

— Насовсем.

— Но ведь это твоя любимая книга. Я почитаю и верну тебе.

— Нет, — твердо ответил Тэхо. — Мама Сена любит рыб больше, чем я.

Ясмина прижала к груди дорогой подарок, и ответила;

— Мама Сена всегда будет любить рыбку Тэхо.

Тэхо кивнул и поцеловал Ясмину в мокрую щеку.

В эту минуту в дверь постучали. Ясмина привстала с постели.

— Входите, — пригласила она.

На пороге стоял Хан-Уль. Ясмина неуверенно поднялась с кровати и, опустив глаза, привычно поклонилась.

— Вы хорошо спали? — заговорил Хан-Уль, стараясь не глядеть на Ясмину.

— Да, спасибо, — ответила Ясмина.

В комнате повисла неловкая пауза. Хан-Уль растерянно переводил взгляд из угла в угол и наконец-таки решился нарушить напряженное молчание:

— Сын, пойди пока умойся и почисти зубы. Мне с учительницей Сеной нужно поговорить.

Тэхо потер глаза кулачком, а затем неспешно удалился.

— Вчера… — неуверенно начал Хан-Уль. — Вчера… Что он сказал? Он сказал что-то на русском. Что он сказал?

Хорошо расслышав вопрос, Ясмина, однако, стояла молча. Господин Кан терпеливо ожидал ответа. Во взоре уже не было той колючей холодности, которая присутствовала вчера. Ясмина молчала. И это было такое молчание, по которому было ясно, что ответа не последует. Господин Кан это понял, поэтому следующий его вопрос был такой:

— Раньше Тэхо уже говорил при вас?

— Нет.

— Вы никогда не слышали от него ничего подобного?

— Нет.

Хан-Уль коротко откашлялся.

— Вот что, я не враг своему сыну. Я вижу, что с вами ему за эти пять дней стало гораздо лучше. Вы можете остаться и быть ему учительницей на неопределенное время. С госпожой Ким Юми я сам поговорю. Думаю, она согласится, если вы ее пока замените. Только я прошу вас прекратить с демонстрациями.

Ясмина прекрасно знала обычай этой страны, что, когда говорит кто-то старший по званию или возрасту, она должна сохранять покорное молчание. Но в этот раз она снова нарушила привычный корейский уклад.

— Господин Кан, если позволите, я бы хотела сказать, — не поднимая глаз, поспешно сказала она. — Тэхо очень переживает за дельфина Ханну и ее малыша. Остальным китам тоже очень несладко живется в океанариуме. Мы уже собрали больше половины подписей. Нам осталось совсем немного. Прошу вас, позвольте довести это дело до конца. Тэхо своими глазами хочет увидеть, как дельфинов выпустят на свободу.

Сначала, когда Ясмина начала говорить, лицо Хан-Уля стало жестким как кремень. Но с каждой фразой оно оттаивало и под конец стало мягким и понимающим.

— Тэхо сам сказал, что хочет увидеть дельфинов на свободе? — спросил Хан-Уль.

— Да.

— Вы наделали весь этот бардак в городе ради моего сына?

— Не только. Мне и самой очень жалко этих животных.

— Хорошо. Можете тогда за это больше не беспокоиться.

— Что вы имеете в виду?

— Завтра их выпустят в море, а дельфинарий по вашей милости закроют. Только ведь… От этого животные не перестанут страдать. Все равно их будут вылавливать где-нибудь в другом месте.

— Господин Кан смотрит на этих китов как на весь род. Но для меня и Тэхо эти животные — отдельная личность. Пусть хотя бы они будут свободны.

— Хорошо.

И прежде чем Хан-Уль перестал удаляться, Ясмина в глубоком поклоне с горячей признательностью выдохнула слова благодарности. В тот день она в первый раз посмотрела на него с неким восхищением. Я даже подумал, что еще немного, и она бросится ему на шею в порыве глубокой признательности. Хан-Уля этот взгляд очень смутил. Он тут же отвернулся и поспешил уйти, но уже у порога Хан-Уль обернулся и с какой-то многозначительной улыбкой посмотрел на Ясмину. Ясмина уловила этот взгляд и смущенно заморгала.

— Учительница Сена, — вдруг обратился к ней Хан-Уль. — Сложно, наверное, вам разыгрывать приличную кореянку?

Ясмина вспыхнула румянцем и не нашла даже слова в ответ. А Хан-Улю как будто только это и надо было.

— Надеюсь, вчера мой сын сказал приличную фразу.

Ясмина все так же упорно хранила молчание. И Хан-Уль принял тот факт, что с этой дамой невозможно спорить. Поэтому, не дождавшись ответа, он просто вышел за дверь. Как только он закрыл дверь, Ясмина как можно тише облегченно выдохнула.

— Вот привязался, — пробубнила она чуть слышно. — Катись отсюда.

Да что ты будешь делать! Глупая. Никак до нее не дойдет, что господин Кан все время ее подслушивает. Обязательно нужно что-то такое сказать, а то это будет не Ясмина.

А господин Кан за дверью даже прищелкнул пальцами, как бы говоря себе этим жестом «Вот так я и знал!». А потом с довольной улыбкой зашаркал по коридору, вложив руки в карманы, как подросток. Такая беспечная гримаса иногда залегает на лицо этого человека, что с трудом верится, что он и есть акула бизнеса, печальный вдовец и отец семилетнего сына. Я заметил, что вы, люди, часто прячете свою настоящую сущность подальше от чужих глаз. Может быть, если бы я родился, то тоже стал бы прятать все свои лучшие качества, такие как любовь, сострадание, тяга к безумству и приключениям, за маской сильного и равнодушного циника. Думаю, вы это делаете потому, что вам не хочется впускать кого-то в сердце, чтобы не быть причастными к чужой боли. Гораздо проще строить из себя эдакого негодяя. Так ведь легче жить: не нужно ни перед кем оправдываться или испытывать неудобство, когда кто-то называет тебя последней сволочью или по крайне мере так думает. Это всегда легче, чем принять тот факт, что любое сердце тоже живое и имеет свои невычерпанные воды.

Не надо удивляться. В конце концов, я ведь душа человека, а не животного, и мне не чуждо пускаться в дебри размышлений и раздумий. Как, например, сейчас, когда я смотрю, как Хан-Уль беспечно вышагивает по узкому коридору, рассматривая картины на стенах. Как будто это все тот же парнишка, который только что с уверенностью заявил отцу, что хочет стать большим человеком и совершить огромный переворот в хлебобулочном мире. Но прямо у лестничного пролета он наткнулся на утонченную фигуру свой невесты, и эта глупая улыбка тут же слетела с его губ.

— Ты уже проснулся? — вежливо сказала Юни.

Вот опять. Видно ведь, как ее грызет что-то изнутри, но на лице все та же вежливая маска.

— Да. Ты хорошо спала?

— Да. Чем сегодня займемся?

— Мне сегодня нужно встретиться с одним человеком, а потом вечером мы можем пойти в театр.

— Но ты ведь сказал, что сегодня и завтра у нас будет выходной.

— Так и есть. У меня встреча не по работе.

— А с кем?

Хан-Уль удивленно приподнял бровь. Юни тут же осеклась. Видимо, она никогда раньше не задавала ему подобных вопросов.

— То есть… — сконфуженно произнесла она.

— Все хорошо. Ты имеешь право знать. Мне нужно уладить этот вопрос с дельфинами.

— Ты что, серьезно?

— Вполне. А то это никогда не прекратится.

— Хорошо. Как знаешь. Кстати, я видела вчера, как ты был расстроен, и утром поговорила с одной давней знакомой. Она учительница и детский психолог. Больше четырнадцати лет проработала в специализированной школе для аутистов. У нее огромный опыт, и она точно сможет помочь твоему сыну. Так что можешь не переживать за Тэхо, я уже обо всем позаботилась и нашла для него лучшего педагога.

Хан-Уль с признательностью поцеловал Юни в лоб.

— Ты чудо. Спасибо тебе огромное, но я пока принял решение, что с Тэхо должна остаться именно Сена. Я не могу сказать, что у нее за методы обучения, но по своему сыну вижу, что есть прогресс. Он уже не так замкнут, а вчера он заговорил. Я глаз всю ночь не мог сомкнуть. Я думал, что мой сын будет пожизненно немым человеком. Если Сена сейчас уйдет, Тэхо может снова замкнуться. А мне очень важно, чтобы он был счастлив. Поэтому Сена останется с ним. Я так решил, и давай больше не будем возвращаться к этому вопросу.

— Хорошо. Как знаешь, — мягким голосом ответила Юни.

Хан-Уль еще раз поцеловал ее в лоб и поспешно зашагал вниз по лестнице. Оставшись одна, Юни со всей силы стиснула зубы, так что на ее белых щеках проступили тонкие жгутики. Лицо стало холодным, а глаза наполнились яростной влагой. Еще немного, и она вскрикнет от бессилия и злобы, но вместо этого Юни лишь беззвучно выдохнула, стараясь унять дрожь, охватившую ее подбородок.