Очарованный зомби 2. В деревне. Продолжение

   Хороши вечера в деревне. Небо глубокое, черное, все усеяно звездами. В городе такого количества звезд никогда не увидеть, их скрывают смог и выхлопные газы автомобилей. И воздух. Чистый и густой от ароматов цветов и трав. Настя и Гоша сидели в обнимку во дворе на лавочке и блаженствовали. Если бы только не комары… Настя отвесила себе уже столько шлепков и затрещин, сколько в жизни не получала, так ей казалось.

   — Вот ты счастливый, Гошка. Тебя комары не едят.

   «Я счастливый оттого, что рядом с тобой…» Настя зажмурилась и плотнее прижалась к своему кавалеру. «И всех своих комаров дарю тебе», закончил Гоша и засипел горлом, изображая смех.

   — Злыдень ты, — Настя шлепнула Гошу по руке. — И откуда ты свалился на мою голову? — И, посерьезнев, добавила, — А правда, Гоша, откуда ты появился?

   «Такая большая девочка и до сих пор не знает, откуда появляются дети?»

   «Ну, хватит! Отпусти горло, задушишь. Шучу я. Я плохо это помню… Нас было несколько. Группа, компания, банда или коммуна… Не знаю, как правильно сказать. Мы никогда не оставались на одном месте. Как цыгане. Переходили из одного места в другое… А потом я остался один…»

   — Почему, Гош? Что сталось с остальными?

   «Не знаю. Бродят где-то, наверное. Я ушел от них. Не сошлись в гастрономических предпочтениях. Они все парное мясо с кровью любят. А я, ты ведь знаешь, не переношу это блюдо».

   — Ты никогда не питался человечиной?

   «Ммм… Один раз попробовал. Мне не понравилось. Может старый или спортсмен попался: мясо жилистое, мышечные волокна между зубов застревают. И вкус железа от крови во рту… Будто горсть ржавых гвоздей пососал… По мне, так картошка или огурцы куда лучше».

   — Неужели это ты его убил?

   «Нет, конечно. Я только крысу однажды убил. Наступил и раздавил. За то, что она меня за ногу укусила».

   — Я чувствовала, что ты не способен на большее. Пойдем уже спать, завтра на работу рано вставать. Хоть тебе и все равно — сон не нужен, ты всегда у меня бодрячком.

   Днем в контору забежала жена дяди Степана, обед принесла. Посидели, посплетничали, перемыли косточки знакомым, и тетя Лена под конец спросила:

    — Настя, а как у вас с Гошей? Ну, сама понимаешь. По супружеской части. Ты довольна?

   Племянница порозовела, словно невинная восьмиклассница:

   — Тетя Лена, ну вот что такое ты говоришь? Мне хорошо с ним, а все остальное, о чем ты намекаешь, не столь важно.

   — Ой, лукавишь. Не важно ей. Да ты в таком возрасте, что это чуть ли не на первом месте должно стоять. Надо тешить не только душу, а и тело не забывать. А, знаешь, сходи-ка ты к бабке Видане.  Знахарка, за селом на отшибе живет. Она уже после тебя в деревне появилась. Откуда переехала, не могу сказать. Старая, как… невеста Чингисхана.

   — Почему Чингисхана?

   — Ну, пусть Стеньки Разина. Уж больно древняя, никто и не скажет сколько ей лет. Вот она может, пожалуй, помочь с Гошиной проблемой. Только ты к ней со всем уважением. Бабка норовистая. Чуть что не по ней и погнать может. А то и чего похуже сотворит.

   В тот же вечер Настя, прихватив для смелости Гошу отправилась к старухе. Та оказалась во дворе своей хатенки, давно требующей ремонта. Причем не косметического, а капитального. Целительница осматривала на предмет сухости пучки трав, развешанных под навесом.

   Знахарка действительно выглядела так, словно Никитична, Настина соседка, была внучкой ведуньи. И без того малого росточка, из-за сгорбленной колесом спины — казалось, старуха вечно высматривает на земле оброненные кем-нибудь монетки — она смотрелась состарившейся Дюймовочкой. Сходство портило сморщенное, словно чернослив для компота, личико с выдающимся костистым носом.

   — Добрый день, бабушка, — вежливо скала Настя сгорбленной спине.

   — Ишь, внучка объявилась, — проворчала старуха, — да какая упитанная. Я как раз из таких внучек жаркое себе на обед готовлю. Да не пужайся, шучу я, — рассмеялась ведунья. — Какое жаркое, зубов уж давно нету мясо жевать. С чем пожаловали? Говори.

   — Бабушка, а вы можете неживого живым сделать?

   — Вот ты дура, девка. Вроде взросленькая, а все в сказки про молодильные яблочки веришь. Да если б могла, то разве выглядела сейчас, как засушенная жаба? Неет, я чего попроще. Если, скажем, у козы или коровы, или бабы кормящей молоко пропало, — могу снова вымя наполнить. Или мужик, допустим, больно охоч до женских юбок, ходок налево — могу лишить мужской силы. Но тогда уж и та, что просит, тоже пострадает.

    — Нет, мне этого не надо, — вздохнула Настя.

   — Могу еще кожу твоему дружку на роже нарастить, — и видя загоревшиеся надеждой глаза просительницы, добавила, — погодь, сейчас мазь из хаты принесу.

    Вернувшись, ведунья протянула берестяной туесок:

   — Значит так, мазать нужное место три раза в день за полчаса до еды. Мясное, острое, соленое, жареное из рациона исключить, — лексикон древней старухи как-то органично пополнился научными терминами. — На весь курс лечения — строгое половое воздержание. Вас это, чую, не касается, но предостеречь обязана. Вижу, девка, о чем просить вознамерилась. Ишь, глаза загорелись. Но не в моих возможностях, сама уж сколько годов без этого удовольствия живу. Вон, купи «Виагру» в аптеке. Хотя ему и она не поможет. Ладно, хватит мне с вами барабаться, недосуг, — и знахарка отмахнулась от посетителей.