Лафкадио Хирн - Лилия в пасти Ада

Lafcadio Hearn: A Lily In The Mouth Of Hell

     Бессмертный эпизод из пятой песни «Ада» Данте вот уже на протяжении четырех столетий вдохновляет литературу и искусство цивилизованного мира; и растущий интерес к нему в наши дни оправдывает предсказание Вольтера о том, что шедевры «Божественной комедии» будут жить вечно. Нет другого эпизода в этой огромной трилогии, столь нежного, столь изысканно наполненного художественной истиной. Карлайл говорил о нем как о «нечто, сотканном из радуг на фоне вечной черноты». Ли Хант с не меньшей энергией чувств описывал его как «лилию в пасти Тартара». Многие знаменитые картины и эскизы были созданы благодаря этому эпизоду, но, пожалуй, нет ничего более широко известного, чем ужасно прекрасный замысел Доре, — открывающий нашему взору огромное пространство, «лишенное света», в котором бесчисленное множество погибших ради любви уносятся черной бурей, «подобно тому, как летят журавли ... выстраиваясь в воздухе в длинную вереницу». 
     Было бы излишним, даже если бы такое входило в наши планы, рассказывать историю Франчески да Римини, — известную всем, кто читал Данте или ознакомился с любопытной версией трагедии, приведенной в комментариях Боккаччо и воспроизведенной в книге Ли Ханта «Истории итальянских поэтов». Настоящая статья вдохновлена небольшой книгой, недавно изданной в Париже Дж. Ротшильдом. Написана она Чарльзом Ириарте, известным авторитетом в области итальянского средневековья и истории искусства великих флорентийской и венецианской эпох. «Франческа да Римини в легендах и истории» — так называется этот очаровательный том, дополненный репродукциями эскизов знаменитых Энгра и Ари Шеффера, иллюстрирующих упомянутый эпизод. Гротескные узоры в виде виньеток и замысловатые орнаменты на полях открывают или завершают каждую главу. Также в книге присутствует любопытный и несколько гоблиноподобный портрет самого Данте.
     В этой работе Чарльз Ириарте совершил удивительный археологический подвиг, собрав все сохранившиеся исторические свидетельства, относящиеся к этому эпизоду, и проанализировав их настолько мастерски, что почти все сомнения по этому вопросу были развеяны. Процитируем его собственные поэтические слова: «История тех эпох, конечно, туманна; но есть множество несомненных обстоятельств, установленных важнейшими документами, раскрывающих нам истинный характер события и способных помочь составить правильное представление о происшествии, до сих пор парящем в своем легендарном обличье сквозь историю — подобно тому, как измученные души жертв, что никогда не разлучатся, парят в ядовитом воздухе Второго Круга Ада».
     Поиск этих неоспоримых фактов многим мог бы показаться погоней за скользящей тенью; но Ириарте, благодаря многолетнему археологическому опыту в Италии, успешно обнаружил в Римини, Пезаро и Сан-Арканджело следы Франчески и Паоло, а также Джанкотто, или Джованни, их убийцы. Кое-где следы теряются в исторической пыли, но вновь появляются дальше, все указывая на один важный вывод.
     Эпизод Данте рассказывает лишь историю любви, призывая говорить о ней духов. Здесь не указаны даже имена, как и место их земного пребывания, только описания. Повествование Боккаччо, с другой стороны, содержит множество интимных деталей, скорее выдуманных, чем достоверных. Тем не менее, подсказка, предоставленная автором «Декамерона», достаточно хорошо сохранилась, чтобы помочь искателю в его исследованиях. И общий результат этих исследований, судя по всему, сводится к следующему достоверному описанию действующих лиц.
     Франческа была дочерью Гвидо ди Ламберто ди Полента, прозванного иль Миноре, чтобы отличить его от старшего Гвидо с тем же именем, известного, как иль Веккьо. Младший Гвидо был правителем Равенны и воином, хотя и священнослужителем; в те странные времена можно было быть одновременно сюзереном-графом, епископом и полководцем. Италия была не только разделена на множество феодальных княжеств, но и раздираема непрекращающимися гражданскими войнами. Это происходило в середине XIII века. Гвидо был храбрым, амбициозным и буйным человеком, пережившим множество превратностей судьбы, — его часто изгоняли из Равенны различные фракции, но потом он пробивался обратно и правил городом еще более сурово, чем прежде. Свою дочь Франческу он выдал замуж за Джованни Малатесту, правителя Римини, принадлежавшего к роду, впоследствии проявившему талант, достойный Медичи, и свирепость, сравнимую лишь с Борджиа. Сохранившиеся в бронзе и мраморе головы Малатестов до сих пор вызывают смешанные чувства восхищения и страха. Они обладали античным и орлиным профилем, — августовской гордостью, — атлетической энергией, — лицами колоссальной силы, в которых не было ни гнева, ни милосердия. Об одном из них — Сигизмунде — говорили, что даже самый свирепый и необузданный конь дрожал и повиновался, когда тот на него взбирался. Муж Франчески был не менее ужасен. Он был низкого роста, искривлен, груб в словах, а дефект одного бедра, из-за чего он хромал при ходьбе, принес ему прозвище «Скиантико» — «Неуклюжий». Франческа была его третьей женой и их союз, несомненно, имел политическую цель. Лорду Равенны нужен был союзник в лице этого энергичного воина, долгое время успешно сражавшегося на войне и внушавшего страх в мирное время как человек, чью ненависть невозможно успокоить. В те времена в некоторых городах итальянских республик было принято доверять власть чужеземцу, которому благоволила общественность, и таких правителей называли подестами. Гражданские и военные способности Джованни хорошо демонстрируются тем фактом, что он занимал этот пост в трех городах, а также четырежды переизбирался в один романьяский город в период с 1278 по 1304 год. На момент женитьбы на Франческе ему было 30 лет. В 1275 году он помог отцу Франчески прекратить распри в Равенне и, несомненно, получил руку прекрасной девушки в награду за свои заслуги. От Франчески да Римини у него родилась дочь Конкордия.
     Это установленные факты о личности мужа и жены: теперь же нам остается поговорить о любовнике, от чьей тени во Втором круге она «никогда не будет отделена». Данте не упоминает его имени, но в уста призрака Франчески вкладывает такие слова: «Круг Каина ждет того, кто погасил нашу жизнь», — таким образом, можно сделать вывод, что великий грех, как утверждает Боккаччо, был братоубийством. История неопровержимо доказала этот факт; любовником Франчески был младший брат хромого и свирепого капитана. Он был настолько мало похож на него, что его обычно называли льстивым прозвищем — Паоло иль Белло, — «Паоло Прекрасный». Этот Паоло, возможно, благодаря влиянию своего брата, достиг нескольких высоких должностей; он обладал талантом и остроумием, а также привлекательной внешностью. В семнадцать лет он женился на Орабиле Беатриче, графской дочери, и прожил в браке шесть лет до того, как повстречал Франческу. Многочисленные доказательства, собранные из средневековых документов, свидетельствуют о том, что он ухаживал за Франческой, как представитель своего брата; что она — тогда ей было всего восемнадцать лет — тайно влюбилась в него, и что созревание этой любви в более поздний период привело к трагедии, которой поэты, скульпторы, художники и музыканты посвятили свой величайший гений. Как именно произошло это событие, вероятно, было известно Данте, ведь он был близким другом отца Франчески и, возможно, сам играл с Франческой, когда она была еще ребенком:


...One day we reading were, for our delight,
     Of Launcelot, how Love did him enthrall.
     Alone we were, and without any fear.

Full many a time our eyes together drew
     That reading, and drove the color from our faces;
     But one point only was it that o'ercame us.

When as we read of the much-longed-for smile
     Being by such a noble lover kissed,
     This one, who ne'er from me shall be divided,

Kissed me upon the mouth all palpitating.
     ...
     That day no further did we read.

*   *   *

...Однажды мы читали книгу с наслажденьем
     О Ланселоте, что Любовью был пленен.
     Одни сидели, без тревог и сожаленья.

Соприкасались взгляды наши много раз,
     От чтения румянец проступал на лицах;
     И лишь одно мгновенье захватило нас.

Когда прочли о поцелуе мы слова,
     Подаренном возлюбленным столь благородным,
     Тот, с кем навеки буду не разделена,

К моим трепещущим устам прильнул губами,
     ...
     В тот день мы больше эту книгу не читали.

     Эта книга — старинный французский роман «Ланселот Озерный», широко читаемый в то время в Италии на трёх языках: провансальском, французском и латинском. Они вместе прочли самый опасный отрывок из этой истории; их пылающие щёки соприкасались; их взгляды встречались; их губы сжимались... и в тот день они больше не читали. Но не в этот момент появляется разъяренный Малатеста, чтобы убить.
     Принимая, скорее по склонности, чем из-за правдоподобия, более апологетические теории Боккаччо или Петрарки, — ставшие ещё более сострадательными благодаря рассказу о бессмертном, «от жалости упавшем в обморок», — поэты, рассказчики, скульпторы и художники любили изображать Франческу как прекрасную молодую невесту, обманутую или потерпевшую неудачу в своем выборе, и принесенную в жертву ревнивым мужем в тот самый момент, когда ее губы впервые коснулись губ возлюбленного. Или же тема затронута настолько тонко, что мы испытываем к Франческе те же чувства, что и к героине «Мелкого греха» Бальзака — действительно виновной даме, но не заслуживающей сурового осуждения и наказания. Нас заставляют пожелать, чтобы Малатеста имел столь же нежное сердце, как старый Брюйен, граф-сюзерен Рош-Корбона в Турени; в то время как преступление прекрасного Паоло кажется не более предосудительным, чем проступок Рене, милого пажа. Увы! — именно такие свидетельства были обнаружены Ириарте в архивах Римини и Равенны.
     Паоло был женат на Орабиле Беатриче уже шестнадцать лет, когда его убил Малатеста; Франческа пребывала замужем за Джованни десять лет на момент трагедии. Ей было восемнадцать, когда её привели к алтарю, — следовательно, двадцать восемь на момент смерти. Оба любили друг друга ещё до замужества Франчески; и мы не можем предположить, что первый преступный поцелуй произошел лишь спустя десять лет добродетельной жизни. Паоло был так же неверен Оробиле, как Франческа Малатесте; и оба любовника уже стали к этому времени родителями. Спустя много веков история этой жалкой человеческой ошибки впервые предстанет во всей своей наготе, и мы не можем позволить, чтобы прекрасный покров, так долго лежавший на ней, утаил ее истину. Так же не можем поверить, что небольшой кусочек шелка с золотым тиснением, выставленный в Палацца Гамбалунга, действительно является фрагментом шелкового одеяния, которое носила Франческа перед смертью. Теперь нам известны факты преступления; и мы не знаем, каким образом его можно было бы оправдать, даже в ту эпоху блистательного и безрассудного греха.
     И все же, именно потому, что мы пребываем в неведении, у нас есть право полагать, что могли существовать обстоятельства, оправдывающие народное сочувствие и прощение Франчески. Буря жалости и негодования, вызванная убийством, и установленный достоверный факт, что влюбленные были похоронены вместе в одной гробнице, указывают на то, что народу Римини было известно нечто, что придавало этому событию странную чувственность, но что навсегда исчезло вместе с другими воспоминаниями о прошлом. Утверждение что Малатеста убил свою жену непреднамеренно, пытаясь убить собственного брата, или что он когда-либо «любил ее больше своей жизни», опровергается недавно обнаруженным фактом, что всего на следующий день после убийства он женился на Замбразине, вдове Уголино Фанталини.
     Таким образом, несущественный характер легенды кристаллизовался в достаточно компактный набор исторических фактов; работа Ириарте напоминает средневековую рукопись, только что обнаруженную, в которой стерлись отдельные слова. Может быть, хорошо, что века стерли их своими пыльными пальцами; ибо отсутствие этих данных позволяет нам лелеять легкое сомнение; и в этих пробелах остается место для божественного сострадания. Читая Данте, мы можем позабыть о нынешней позитивной человечности Паоло и Франчески, об удивительной красоте которых говорят все историки и исторические документы. Мы все еще можем почувствовать то чудесное сочувствие, впервые вызванное видением этих двоих среди бесчисленных Потерянных, — все еще любящих даже без надежды, вечно шепчущих, что нет мучительней страдания, чем воспоминание о мертвом счастье, и все же вечно пребывающих в воспоминаниях о первом поцелуе.
     Ириарте обнаружил один факт, заслуживающий изучения. Брак Паоло — даже в папских документах прозванного «Прекрасным» — с Орабиле Беатриче не был браком по любви, а союзом, заключенным для урегулирования вражды. Точно так же, как брак Франчески и Малатесты не являлся браком по их выбору, а лишь политической необходимостью.