3. Им не было покоя от меня

Но всё это происходило не в ущерб работе в газете. Я успевал всюду. Даже был впереди событий. По понедельникам рабочий день начинался с планерки. Заведующие отделами докладывали, что они приготовили или подготовят в каждый из трех номеров в течение недели. Номер на вторник уже был почти готов, оставалось сдать в набор первую страницу. Прасковья Михайловна с этого и начала планерку.

– Что будем ставить на первую полосу? - спросила она.

Все молчали, обдумывая, что предложить. Тут я подал голос:

- Репортаж с уборки урожая: «Стратегия агронома Проскурина».

Прозвучало неожиданно. Никто ещё не знал, что уборка зерновых началась. А знать об этом в первую очередь должен был заведующий отделом сельского хозяйства Владимир Шалимов, но не отдела писем. А это значит, что он «проспал» начало страды, а я его опередил и даже подставил.

- Откуда репортаж? Как Вы узнали, что уборка началась? 

- Я заранее сходил на элеватор, проверил готовность к приему урожая. А потом встретил первую машину с зерном, напросился к водителю и поехал с ним прямо на поле. Там и поговорил с Иваном Проскуриным. Расспросил его, как он будет вести уборку, с какого поля начинать, каким заканчивать. Он мне всё рассказал и даже показал. И я написал репортаж. Он уже у машинистки. Есть снимки комбайнера, водителя и агронома.

Другие тоже что-то предлагали, но значимость их заметок блекла из-за моей оперативности и находчивости.

Это тоже было стилем моей работы: знать все новости в районе раньше других и писать о них по горячим следам. Но при этом быть тактичным, разговоры вести только по делу. Статьи за моей подписью были почти в каждом номере газеты.
Заведующему отделом писем вменялось в обязанность заниматься с общественностью, в данном случае с селькорами. Мне общение с ними очень нравилось. Сам начинал с того, что, работая электриком в колхозе, писал в газету заметки, а иногда и стихи. Потом меня пригласили на работу в эту газету. По образованию я техник разведочного бурения, поэтому много чего знал и умел. Много читал. С людьми охотно общался, и они просто тянулись ко мне, находя поддержку и вдохновение. В каждом селе у меня теперь был круг знакомых, которые либо присылали письма, либо сообщали о событиях по телефону.

До развала Союза в мае широко отмечали День Печати. Традиционно свозили в к этому дню в райком партии стенгазеты и делали выставки. Там же, в зале заседаний, проводили торжественное собрание с приглашением селькоров и редакторов стенгазет.
Я пришел заранее, приколол кнопками стенгазеты и ещё раз внимательно прочел их. Когда мне дали слово для обзора, я стал излагать содержание заметок. Сгруппировал их. Отдельно рассказывал о доярках, о трактористах и других профессиях, переходя от стенгазеты к стенгазете. Иногда просто цитировал тексты. У меня получался связный, интересный репортаж о жизни в районе. В зале были и представитель областного комитета партии, и секретари райкома. В какое-то мгновение Прасковье Михайловне показалось, что я специально привлекаю внимание начальства. Она допустить этого не хотела. Поэтому вмешалась:

- Достаточно уже, утомляет…

- А мне интересно! – произнёс первый секретарь обкома комсомола.

Я и продолжил, рассказал всё, что приготовил. После моего выступления редактору можно было и не читать приготовленный доклад.

Такое поведение Прасковьи Михайловны было не случайно. Она ревновала меня к тому, что авторитет мой в глазах руководителей района быстро рос. Где-то на третьем году моей работы прошел слух, что меня заберут в райком партии на должность инструктора. Мне об этом прямо никто не сказал, только намекнули. А мне и в газете было хорошо! Я был, что называется, в своей тарелке!

Я планировал свою работу по отраслям. Отдельно по связи, транспорту, бытовому обслуживанию, медицине, образованию. Предварительно беседовал с руководителями и вместе с ними намечал направление публикаций, то есть сами темы.

С такой же целью зашел я однажды к заведующей районным отделом образования, имени уже не помню. Но не забыл, что мужем у неё был директор типографии. Школьную жизнь я знал хорошо, поэтому, расспрашивая о местных условиях, я то и дело говорил: «Это тема!». И записывал в свой блокнот, а заведующая отделом – в свой. Наметили мы с десяток тем, и я распрощался.

Через какое-то время заведующая отделом зашла к редактору, и они долго сидели, беседовали. А когда она ушла, Прасковья Михайловна пригласила меня. Это надо было видеть, с каким ехидством и превосходством стала она рассказывать о том, что работники отдела сами наметили себе целый цикл статей, а я, дескать, и ухом не веду в эту сторону. Я выдержал паузу, а потом достал свой блокнот и стал зачитывать из него намеченные темы. Тут уж я ликовал: не вышло унизить! Обе женщины хвастливыми оказались! Как заведующая отделом, которая не сказала о том, что я у неё был, так и редактор, которая так и ищет случай, чтобы унизить.

Как-то зимой вышел я в коридор и покуриваю. У меня осталась армейская привычка ещё из учебного полка. Пятьдесят минут упорной работы и десять минут перекура. Я педантично этому следовал. Прохаживаюсь, покуриваю. Из кабинета в типографию проследовала Прасковья Михайловна. И говорит:

- Сколько раз я прохожу, столько раз Вы тут стоите и курите.

Я не сдержался и ответил:

- Сколько раз выхожу покурить, столько раз вижу вас в коридоре.

Её величество это почему-то задело! Минут через пять она пригласила меня по телефону и задала вопрос: почему я так сказал? Потому, говорю, что это так и есть. Я курю строго по часам, к чему здесь Ваше замечание? Перевела разговор на что-то другое. Так мы и разошлись.

Райком партии давал мне разные поручения. Я постоянно был представителем райкома то на различных выборах, то на итоговых собраниях. Других работников редакции не трогали. Я безропотно выполнял задания, а заодно писал и писал материалы. Ведь это не только нагрузка, но и возможность глубже изучать жизнь.

По всему было видно, что меня готовят к партийной работе. В кадровом смысле это – повышение в должности. И это на глазах коллектива, редактора в том числе. И от этого что-то задвигалось, засуетилось. Мои коллеги забегали в райком и обратно. Кончилось тем, что Прасковья Михайловна сама напросилась на переход в райком партии.  Лишь бы меня опередить! Её взяли заведующей общим отделом. 

Я не расстроился, наоборот - успокоился. Меня всё устраивало. Но всё же где-то что-то щелкнуло и материализовалось. Райкому партии предложили направить одного человека на учебу заочно в Высшую Партийную школу при ЦК КПСС. Выбор опять пал на меня. Я как раз готовился поступать в институт. Учиться предстояло на отделении печати, радио и телевидения. Как и в институте – пять лет. Я с радостью согласился.

Что тут началось! Забегали и Прасковья Михайловна, и Владимир Шалимов! Дескать, не того направляете, вот его, Шалимова надо оформить на учебу. Не знаю, далеко ли ушли эти разговоры, только Шалимов не подошел по возрасту, ему уже было больше тридцати пяти лет.

А я поехал в Новосибирск и предстал перед глазами мандатной комиссии. Было собеседование с будущими учащимися Высшей Партийной школы. Дошла и моя очередь. Секретарь обкома по идеологии стал откровенно придираться. Как это так - с женой развелся, детей оставил. Я стал объяснять, как всё было. Но если человек взял себе задачу завалить меня, он не будет слушать. А было похоже, что он этого хотел. И секретарь начал сыпать общими фразами о морали и совести. Но его решительно перебил секретарь обкома комсомола, который курировал наш район.

- В райкоме партии о нём только хорошие отзывы. Он активно участвует в политической жизни и вполне достоин стать учащимся Высшей партшколы!

Это как-то охладило нападавшего. Он даже сник. Возможно, его попросили не пропустить меня, наговорили чего-нибудь?

Потом были экзамены. Когда сдавали русский язык устно, я зашел в первой пятерке. И каждый, вошедший со мной, просил пропустить его вперёд: им надо успеть на транспорт. Я всем уступал. Мы сильно волновались, и я тоже. Хотя предмет я знал хорошо. Прокрутив в уме ответы, я решил себя успокоить, посмотреть на экзамены со стороны. За партами сидят взрослые перепуганные люди. Принимают ответы две симпатичные женщины примерно того же возраста. Очень даже симпатичные! Я окончательно успокоился и бодренько, даже весело, ответил на вопросы. Примеры привёл интересные. А потом спросил:

- Достаточно или продолжать?

На разборе экзаменов преподаватель сказала: «Только один человек показал себя настоящим мужчиной! Не дрожал, не робел. Приятно было слушать ответы».

И я стал учиться в Новосибирской Высшей Партийной школе!