Звёздных дел мастер

  В мастерской у деда Егора пахло хвоей, воском и временем. Не тем, что бежит вперёд, а тем, что тихо кружится, как стружка под резцом. Дедушка был звёздных дел мастером. Не в небесном, а в самом что ни на есть земном смысле: каждый год, к Сочельнику, он вырезал из липы новую Вифлеемскую звезду — ту самую, что должна была венчать вертеп в городском соборе.

  В этом году за работой наблюдал семилетний Ваня, его правнук. Мальчик, затаив дыхание, следил, как под уверенными, морщинистыми руками кусок дерева превращался в лучистый символ. Казалось, дед не резал, а лишь высвобождал звезду, которая уже много веков спала внутри дерева.

  — Дед, а она правда горела? Та, первая? — спросил Ваня, ловя солнечный зайчик на отполированном луче.

  — Горела, внучек, — тихо ответил старик, сдувая золотистую пыль. — Но не так, как лампочка. Она горела тишиной. И вестью. Она осветила не просто дорогу волхвам… Она осветила сам миг. Миг, когда Вечность вошла в нашу маленькую историю. И стала её частью.

  Вечером они понесли звезду в собор. Вертеп был уже готов: фигурки пастухов, овечки, замершие в ожидании. Дед Егор поднялся по маленькой лесенке и водрузил новую звезду на вершину пещеры. Он сделал это с такой торжественной бережностью, будто совершал самое важное дело в мире. А потом достал из кармана коробочку. В ней, на бархате, лежали две старые звезды: одна — потускневшая от времени, другая — со сколотым лучом, будто её опалило пламя.

  — Это — моему отцу, твоему прапрадеду, принадлежала. А эту я вырезал в сорок пятом, сразу как домой вернулся, — сказал дед, и его пальцы с нежностью коснулись дерева. — Руки отвыкли от мирного дела, только и знали, что оружие держать. А тут — нож да липа. Первые стружки падали, и будто сам лёд внутри таял. Это я не просто звезду резал. Я себя к мирной жизни возвращал.

  Он взял в руки новую, только что законченную звезду, и его голос, тихий и ясный, зазвучал под высокими сводами, где уже зажигались огни:

  — И пусть звезда на небе, освятившая миг его рождения, не погаснет в веках, вселяя в будущие поколения… — он сделал паузу и посмотрел на Ваню, а мальчик, заворожённый, закончил мысль, которая вдруг сама пришла ему в голову:

— …вселяя веру?

 — Веру, надежду и умение видеть чудо в самой обыкновенной колыбели, — кивнул дед. — Вот для этого я и режу звёзды. Чтобы нить не прерывалась. Чтобы кто-то, глядя на неё, мог зажечь свой свет.

  Поздно вечером, возвращаясь домой по морозной улице, Ваня крепко держал деда за руку и смотрел на небо. Среди мириад сверкающих огней одна звезда на востоке горела особенно ярко. Он знал, что это просто Сириус. Но теперь он знал и другое: где-то там, в глубине веков, горела другая. И её свет, пройдя через руки его деда, через тихую мастерскую и запах липы, теперь горел и в нём самом. Он был частью этой цепи света. И когда-нибудь, когда он вырастет, он, может быть, тоже расскажет кому-то о мастере, звёздах и о том, как однажды, в самую тёмную ночь, явился свет, который тьме не поглотить.

И эта мысль была таким же тёплым и ясным чудом, как и сама рождественская ночь.