Глава 5 Акаге льда Туда куда не смотрят

Залив не дышал. Лёд лежал тяжело и неподвижно, словно вода под ним была приговорена навсегда. Холод Бай Линь держался здесь вопреки сезону, вопреки солнцу, вопреки времени. Он не рассеивался — он ждал.
Орки не любили это место. Здесь они впервые поняли, что сила может не выглядеть как армия. Что не обязательно видеть врага, чтобы знать — ты уже проиграл. Вожди собрались у края залива, на каменных выступах, грубо вырубленных в скале. Ни костров, ни знамен — только ветер и белая гладь. Даже самые старые из них говорили тише обычного.
— Она исчезла, — произнёс один.
— Исчезла, — повторил другой, словно проверяя слово на вкус.
— Но лёд остался.
Они смотрели на залив, будто ожидали, что он ответит.
— Если бы она была сильна, — сказал старший вождь, — она бы вернулась.
— Если бы она была мертва, — ответил ему другой, — лёд бы растаял.
Молчание затянулось.
— Значит, она жива, и зла — наконец сказал кто-то.
Это прозвучало не как вывод, а как приговор.
— Куда она ударит?
Имена городов посыпались сразу, без порядка.
— Тар-Хош.
— Нет, слишком далеко от севера.
— Риан-Кельн. Там равнины, её лёд разойдётся быстро.
— Или Кагур — торговый узел, много людей, страх пойдёт волной.
— Она не бьёт по выгоде, — буркнул старый орк. — Она бьёт туда, где больнее.
— Тогда это будет крепость.
— Или город, который считает себя защищённым.
Они спорили долго, возвращаясь к одному и тому же: если Бай Линь придёт — это будет показательно. Если не придёт — значит, готовит нечто хуже.
Никто не назвал Бисуа.
---
Кель в это время находился в другом месте.
Он стоял у обзорной платформы крепости Акаге ветра, разложив перед собой карту. Не одну — несколько. Старые маршруты, новые расчёты, следы прошлых появлений.
Он не гадал.
Он считал.
Крепость Бай Линь не летала хаотично. Она всегда шла по линиям силы, по потокам маны, по местам, где мир был напряжён. Кель знал это слишком хорошо.
— Здесь она замедлится, — пробормотал он, глядя на северные равнины. — Здесь не пойдёт вовсе.
Он отметил три города.
Тар-Хош — логично.
Риан-Кельн — удобно.
Кагур — ожидаемо.
— Слишком просто, но шанс на удар по ним есть, — сказал он вслух.
Его взгляд остановился на другой точке карты. Городе, окружённом жаром, дымом и камнем. Месте, где лёд не должен был выжить. Подземный город Бисуа, живой вулкан, Ока Нга.
Кель медленно улыбнулся — не от радости, а от понимания.
— Ты не станешь доказывать, что ты сильна, именно там — тихо сказал он, собирая карты городов в сторону.
Если Бай Линь ударит по Бисуа — она проиграет. Но если она осмелится туда пойти — её снова будут бояться. И где-то далеко, за пределами всех прогнозов, крепость уже меняла курс. Однако именно сейчас ей нужна победа.
---
Эвакуация началась не сразу. Сначала — с сомнений, потом — с половинчатых решений, и только после — с паники.
В Тар-Хоше орки действовали грубо и быстро. Не объясняли причин, не спорили. Гнали повозки к югу, заполняли их женщинами, детьми, стариками. Гоблины срывали торговые палатки, бросали товар прямо в грязь, лишь бы расчистить улицы. Никто не говорил вслух имя Бай Линь, но оно висело в воздухе плотнее дыма.
В Риан-Кельне всё шло иначе. Там верили в стены и пространство. В равнины, которые можно заморозить, но трудно удержать. Жителей уводили партиями, по спискам. Маги пытались усилить печи, жрецы — благословить колодцы. Кто-то остался добровольно, уверенный, что холод рассеется, не дойдя до города.
Кагур сопротивлялся дольше всех. Торговый узел не хотел признавать страх. Караваны застряли у ворот, споря, впускать ли беженцев. Орки орали, гоблины врали, люди дрались. Эвакуация шла рывками, с остановками, с возвращениями. Там спасали не всех — спасали тех, кто успел.
Отовсюду уходили слухи.
Где-то говорили, что лёд уже движется. Где-то — что крепость видели в облаках. Где-то — что Бай Линь мертва, и всё это лишь инерция страха. И почти в каждом разговоре всплывал один и тот же вопрос — а если она ударит не туда, куда ждут? Ответа на него не было.
Кель наблюдал за эвакуациями со стороны. Он не вмешивался. Получал отчёты, смотрел на маршруты, сравнивал скорость перемещения жителей со скоростью движения крепости.
Он видел, какие города готовятся, а какие ждут, какие надеются, что их минуют. Бисуа не готовился. Подземный город жил так, будто мир снаружи — не его дело. Там верили в камень, в глубину, в жар горы. В то, что лёд не может дышать под землёй. В то, что, если враг придёт, он сгорит раньше, чем доберётся до сердца города.
Кель смотрел на отметку Бисуа на карте — и убирал взгляд.
— Нет, — говорил он себе. — Не сейчас. Не туда.
Ей нужна победа, нужен страх, но быстрый. Ей нужно напомнить миру, что она всё ещё здесь. Бисуа не даст ей побед. Бисуа — это затяжная война, лабиринты, жар огненного короля. Это место, где можно потерять больше, чем получить.
Что Кель, что вожди не верили, что она пойдёт туда. И именно поэтому туда не отправили ни одного гонца, ни одного предупреждения, ни одного совета.
Когда эвакуации почти завершились, стало ясно: жителей удалось спасти много, но не всех. И если удар последует — он всё равно будет кровавым. Все ждали, что лёд появится над равнинами. Над торговыми путями. Над теми городами, где страх был логичен.
---
Крепость зависла над Бисуа без звука. Не штурмом, не угрозой, просто — тенью.
Город жил в глубине горы Сломанный Клык, привыкший к гулу кузниц, к дыханию вулкана, к теплу камня. И потому первое, что почувствовали стражи на башнях, было не зрелище — холод. Он пришёл раньше льда, раньше снега. Он проник в камень, в металл, в кости.
На капитанском мостике не обсуждали приказ. Он даже не был произнесён вслух. Бай Линь просто развернулась и пошла к выходу. Этого оказалось достаточно. Двери крепости разошлись. Поток тёплого воздуха вырвался наружу — и тут же был поглощён. Бай Линь шагнула вперёд одна. Без свиты. Без охраны. Без знамен. Ледяная королева не нуждалась в свидетелях.
Склон горы встретил её камнем и дымом. Снега здесь не было — но он появлялся там, где она проходила. Не падал с неба, а проступал, словно мир сам вспоминал зиму.
Бай Линь шла, не спеша не потому, что берегла силы, но потому что спешить было некуда.
Где-то высоко, на стенах и уступах, мелькали тени. Кобольды. Трубочисты. Существа, привыкшие к лазам, шахтам, к узким проходам. Они видели её. Видели одиночную фигуру в белом, холод, который шёл за ней следом.
Они не кричали, не били тревогу. Инстинкт подсказывал: это не добыча и не враг. Это — событие.
Бай Линь заметила их не сразу. И когда заметила — не придала значения. Мелкие жизни, быстрые, суетливые. Они не мешали пути, а если не мешают — не существуют.
Главные ворота Бисуа были закрыты. Толстые. Многоступенчатые, созданные для того, чтобы держать осаду месяцами. Бай Линь остановилась перед ними, подняла взгляд — и замерла на мгновение, будто прислушиваясь.
Она не искала слабое место, не искала механизм, лишь прислонила руку к массивным воротам, начиная вытягивать из них тепло. Медленно, без вспышки, без эффекта. Металл побледнел. Камень потемнел. Ворота стали хрупкими — не треснули, а устали. Бай Линь коснулась их ладонью, и они осыпались внутрь, как плохо запомненный сон.
Она вошла.
---
Бисуа не встретил её врагами.
Не было крика, не было сигнала тревоги, не было броска навстречу. Каменные проходы уходили вглубь горы, принимая её так же спокойно, как принимали караваны, руду, дым и тепло. Это насторожило бы кого угодно, но не Бай Линь.
Она вошла в город так, словно это было продолжение дороги.
Коридоры тянулись в стороны, расходились, сужались, поднимались вверх и резко уходили вниз. Свет здесь был тёплым — отражение лавы, жар кузниц, огонь факелов. Он ложился на её белые одежды чуждо, будто не знал, как с ней быть. Бай Линь шла вперёд. Она не искала путь — она создавала его.
Там, где коридор заканчивался тупиком, она останавливалась, клала ладонь на камень и забирала тепло. Не рывком, не взрывом — медленно. Камень темнел, становился хрупким, как старая кость. Один толчок — и стена осыпалась, открывая новую галерею.
Город позволял. И в этом была его первая ложь.
Через какое-то время Бай Линь заметила, что дышит глубже. Воздух был тяжёлым. Не от дыма — от замкнутости. Камень держал тепло, не отдавая его, и вместе с ним держал всё остальное. Она сделала вдох.
— Ничего, — тихо сказала она себе.
Она выпустила волну ветра — короткую, направленную вперёд. Поток пронёсся по коридору и вернулся приглушённым эхом. Проход был длинный. Живой. Она пошла дальше. Лабиринт становился сложнее. Коридоры начинали петлять, обрывались лестницами, уходили в вентиляционные шахты, где могли пролезть лишь кобольды. Бай Линь не смотрела туда. Если путь был — она шла. Если пути не было — он появлялся.
Иногда она чувствовала на себе взгляды. Где-то высоко, на стенах, мелькали тени. Маленькие фигуры цеплялись за выступы, замирали, исчезали. Кобольды не нападали, не мешали. Она решила, что они не важны.
Во рту появился привкус металла. Тонкий, навязчивый, как если бы она прикусила язык — но боли не было. Бай Линь медленно провела языком по нёбу, сделала вдох и поняла: воздух есть, а дыхания — нет. Лёгкие наполнялись чем-то тёплым и тяжёлым, будто вместо воздуха в них наливали расплавленный камень.
Она сделала шаг — и на мгновение перенесла вес на другую ногу. Движение вышло неровным. Не падение, не слабость — всего лишь лёгкая хромота, которую она тут же скрыла, выпрямившись. Поднять руку оказалось неприятно. Не резко больно, а так, как бывает после слишком долгого боя — когда тело ещё помнит удары, которых уже не видно. Плечо отозвалось тупой тяжестью. Пальцы сжались медленнее, чем обычно.
Воздух стал обжигать лёгкие. Бай Линь остановилась впервые не из-за стены. Она опёрлась ладонью о камень, закрыла глаза и сделала вдох. Получилось плохо. Грудь сжалась, словно её обвязали изнутри.
Бай Линь подняла голову выше.
Если боль и была — она оставалась внутри. Лицо не изменилось, шаг не ускорился, дыхание не стало резче. Она шла так, словно всё происходящее — лишь задержка, не более. Как будто мир снова пытался напомнить ей о теле, а она отказывалась признавать этот язык.
Металлический привкус усилился. Она проглотила его вместе с выдохом и пошла дальше, не позволяя себе ни паузы, ни сомнения.
— Глупо, — пробормотала она, — Не сейчас.
Ветер вырвался резче, чем нужно. Он прошёл по коридорам, унося с собой пепел и тепло. На мгновение стало легче. Она пошла дальше. Чем глубже она продвигалась, тем чаще приходилось ломать стены. Не потому что заблудилась — потому что город перестал пускать. Проходы становились уже, ниже, плотнее. Камень здесь был древним, напитанным жаром вулкана, и забирать тепло становилось сложнее.
Каждый раз это стоило ей чуть больше. Голова начала кружиться. Бай Линь споткнулась — едва заметно, но этого было достаточно, чтобы остановиться. Она вдохнула — и не смогла выдохнуть сразу. Мир качнулся.
Она ехидно усмехнулась.
— Значит, вот так ты защищаешься, — сказала она в пустоту.
Она снова забрала тепло из стены. Слишком много. Камень осыпался, открывая широкий зал. Тронный зал Ока Нга был огромен. Пещера уходила вверх, теряясь во мраке. Жар здесь был почти живым — он пульсировал, дышал, заполнял пространство. Для Бай Линь это было как шаг в плотную воду.
Она сделала шаг, ещё один. И поняла, что не может вдохнуть. Воздух не входил в лёгкие. Он был слишком горячим, слишком плотным. Ветер, который она попыталась призвать, рассыпался, не успев сформироваться.
Она пошатнулась.
— Не сейчас… — выдохнула она, но слова утонули.
Последнее, что она увидела — свет, отражённый от камня. Последнее, что почувствовала — тепло, которое она не смогла забрать. Она упала.