Пластиковый пакет с яблоками

Я опять встал у кассы самообслуживания, хотя каждый раз клянусь себе: не буду. Там всё на нервах — не твоих даже, а чужих, которые попадают тебе под кожу, когда аппарат говорит металлическим женским голосом: «Положите товар в зону упаковки», и ты кладёшь, и он всё равно недоволен. Как будто ты не яблоки купил, а пытался обмануть систему на два рубля.

В магазине было тепло и мокро, люди неслись, как будто их дома ждёт что-то конкретное. Я уже давно замечаю: у многих есть этот маленький моторчик «меня ждут». Даже если ждут кота, который орёт. Даже если ждёт пустая кастрюля. У меня моторчик то заводится, то глохнет, как старый скутер у соседа по даче, который он мучил каждое лето, и мы все делали вид, что не слышим.

Я взял яблоки — самые обычные, красные, с наклейками, — и пакет молока. И ещё хлеб, потому что так надо. А потом стоял, тыкал пальцем в экран, и он всё время просил «выберите тип товара». Тип товара — яблоко. Тип человека — тоже яблоко? Я, честно, иногда думаю, что если меня попросить выбрать тип, я зависну. В детстве я бы выбрал «мальчик, который хорошо рисует», потом «парень, который не пьёт», потом «мужик, который платит ипотеку», а сейчас… сейчас у меня на всё одна реакция: «пропустить».

Сзади кто-то кашлял. Я обернулся — женщина лет пятидесяти, в пуховике, который шуршит, как конфетная обёртка. Она держала в руках бананы и что-то ещё, и смотрела на меня так, будто я специально устроил этот спектакль. Я хотел сказать: «Извините, оно не читает яблоки», но не сказал. Я вообще стал меньше говорить незнакомым, потому что однажды сказал «извините» человеку, который стоял на моём месте в очереди, а он посмотрел на меня так, будто я ему предложил подраться. С тех пор я всё держу внутри — как мелочь в кармане, которая звенит и раздражает, но ты не высыпаешь её, потому что «вдруг пригодится».

Аппарат наконец пикнул правильно, и я расплатился. Чек вылез, как язык. Я машинально взял его, хотя никогда не беру — и сразу же смял. Это у меня такая привычка: смять доказательство. Не знаю, откуда. Может, от отца. Он всегда мял бумажки, даже если это была квитанция за свет. Мял и засовывал в ящик, где они потом лежали, как сухие листья, и мама ругалась.

На улице было темно, хотя всего пять вечера. Снег не падал, но воздух был такой, как перед снегом — пустой и осторожный. Я шёл домой и думал о том, что яблоки тяжёлые. Глупость, конечно. Но иногда в голове остаётся только вес.

Подъезд встретил меня запахом кошачьего корма и мокрой тряпки. На первом этаже опять кто-то оставил коробку — неизвестно от чего. У нас это традиция: ставить коробки, будто мы все тайно готовимся к переезду, но никто не решается начать. Я поднялся на свой этаж, ключи звякнули, дверь открылась с тем же звуком, что всегда — немного обиженно, как будто я опять ушёл надолго.

В квартире было тихо. Не «уютно тихо», а просто тихо, как в офисе в воскресенье, когда ты пришёл забрать забытый зарядник. Я включил свет на кухне. Лампа мигнула — я каждый раз думаю, что она сейчас перегорит, но она держится. Я тоже, видимо.

Я поставил пакет на стол и вдруг понял, что мне не хочется разбирать покупки. Вот совсем. Как будто если яблоки останутся в пакете, то день ещё не закончился. Если молоко не окажется в холодильнике, то я не окончательно вернулся. Я стоял и смотрел на пакет, и меня почему-то накрыло этим странным ощущением — не грустью даже, а… как когда ты долго держал в руке что-то тёплое, а потом отпустил и ладонь пустая, и ты не сразу понимаешь, что именно исчезло.

Я сел на табурет. Табурет скрипнул. Я подумал: «Надо купить новый», и тут же понял, что не куплю. Потому что это будет означать, что я планирую жить здесь дальше. А я не знаю, планирую ли. Смешно: мне тридцать восемь, у меня есть работа, банковское приложение, зубная щётка, и я всё равно живу так, будто завтра меня кто-то позовёт «поехали» — и я поеду. Никто не зовёт. Но я держу чемодан в голове собранным.

Телефон лежал на столе экраном вниз. Я не трогал его. Если перевернуть — там будет что-то. Ноль уведомлений или одно. Я не хотел знать. Я вообще стал бояться цифр: ноль — как приговор, один — как шанс, который ты не заслужил.

Я всё-таки встал, достал молоко, хлеб, яблоки. Яблоки разложил в вазу, хотя вазу я купил в прошлом году, когда мне казалось, что если поставить на стол вазу, то жизнь станет… не знаю. «Собраннее». Ваза была прозрачная, и яблоки в ней выглядели слишком настоящими, как реквизит, который случайно оказался в кадре.

Я открыл одно яблоко ножом — хотел нарезать, но просто разрезал пополам. Внутри оно было чуть коричневое возле сердцевины. Я смотрел на это пятно и думал о том, как быстро всё темнеет, если воздух попадает внутрь. Как будто внутри каждого есть место, которое нельзя открывать, потому что оно сразу начинает портиться. Я не сказал себе это вслух, конечно. Я вообще не люблю, когда в голове появляются такие фразы — они звучат, как будто кто-то чужой говорит моим голосом.

Я съел половину яблока стоя. Вторая половина осталась на доске. Я не убрал её. Пусть лежит. Пусть будет маленьким доказательством того, что я сегодня что-то начал и не закончил.

Потом я услышал, как в подъезде хлопнула дверь. Чьи-то шаги, ключи, короткий смех — и снова тишина. Я поймал себя на том, что прислушиваюсь, как будто по шагам можно понять, счастлив человек или нет. У соседа сверху шаги тяжёлые, у девочки из квартиры напротив — быстрые, будто она всегда опаздывает. Мои шаги я никогда не слышу. Наверное, это нормально. Наверное, так и должно быть.

Я выключил свет на кухне и не пошёл никуда. Стоял в темноте у окна, смотрел на двор. Там кто-то выгуливал собаку, собака тянула поводок, хозяин ругался беззвучно — губы двигались, но до меня не долетало. И я вдруг подумал: вот это и есть жизнь — кто-то тянет, кто-то держит, и всё время кажется, что если отпустить, будет легче. Но отпустить страшно.

Я вернулся к столу, взял вторую половину яблока и положил обратно в вазу, как будто так можно отменить то коричневое пятно. Потом сел и наконец перевернул телефон.

Там было одно уведомление: «Память заполнена. Освободите место». Я даже засмеялся тихо, потому что это, конечно, очень в тему. Я нажал «позже» и убрал телефон обратно экраном вниз. В комнате было так же тихо. Яблоки в вазе молчали. И я тоже.

Через какое-то время я, кажется, уснул прямо на табурете, потому что очнулся от того, что у меня затекла шея, и где-то далеко, за стеной, кто-то включил воду. Я подумал: «Надо лечь нормально», но не встал сразу. Сидел ещё минуту, две, слушал воду и пытался вспомнить, кому я сегодня хотел написать. Не получилось. Я просто смотрел на вазу и на пакет, который так и не выбросил, и в голове крутилась одна мысль — очень простая, без слов даже: не трогай. Не трогай, и оно не развалится.