Не всё врут

Продолжу, как обещал. Напомню на всякий случай: «Роман-газеты» выходили и выходят два раза в месяц.

Этот номер – один из предзимних: им завершится сезон «картин без картинок», а с ним и год 1969. И журнал на долгое время окажется в тени, не будет прежнего погружения. Глянул – и всё. У нас, казалось бы, даты: двадцать пять лет без войны. Ещё громче – столетие Ленина.

Всё отразилось. И всё мимо. Заглавия ввели в заблуждение? Неинтересными показались начала? В конце концов, в «Мурзилках» об этом же и коротко, и понятно. И детские книжки есть, вполне доступные. А там и новый приспел интерес: к тому, что до нашей эры и около. Не отпугнут ни «Спартаки» – хоть наш, хоть итальянский, ни громоздкий польский «Фараон» – почти без картинок.

В «Роман-газетах» такое не печатали.

А что там было? В номере, закрывшем «сезон»?

Рассказы писателей социалистических стран Европы. Один писатель – один рассказ: всего десятка полтора, не меньше. Представлены были все страны, кроме самой большой и Албании.

Последнее слегка удивило: из календаря я знал об этой стране, о её марксистской ориентации. Не знал о внешней её политике: «К дяде Ване, к дяде Сэму – ноль вниманья, пуд презренья!» (Придёт время – и к «дяде Чжэню» будет то же самое: со всеми порвут.) А что албанцы сами из себя?.. Не знал тем более.

Об остальных – чуть больше. В частности, о болгарах: их фамилии вроде наших. А имена – как будто от русских слов (Стоян, Цветан, Лило). И в ресторанах у них тоже «пьяницы, а не люди». Читал тем летом рассказы болгарина Даскалова, запомнил. Кроме того, задолго до войны восставали они против каких-то фашистов: своих, чужих ли. И что-то углядел о турецком иге: у взрослых спрашивал, что такое «иг».

И о других по мелочи.
***

А что узнал? Что в той же Болгарии во время войны был царь: он с его генералами за немцев. Не удивило ничуть: чего ждать хорошего от царей-королей?

Предположил, что такой же король и в Польше.

Король, однако, был в Югославии: был, да сплыл, как только война началась. Вернуть его хотели четники. А пока он где-то бегает, они заодно с оккупантами: не с немцами, так с итальянцами. Примерно так понял заумный комментарий в сноске.

Запомнились сразу же имя и номер короля: Пётр Второй. Подумалось: если так, был, значит, и Пётр Первый. Смешно! Понятно, что не наш Пётр: уже было представление о хронологии, была известна пара петровских дат. Но две мировые войны на Балканах сливались в одну – затяжную, как при нашем Петре со шведами.

Ещё был король Николай Первый – в какой-то там Черногории. Этот мелькнул и надолго забылся вместе со своим королевством.

Но как забудется дядя Драже? Главный четник: фамилия Михайлович – как наше отчество. Типично для тамошних.

Для всех ли? Опять открытие: Югославия многонациональна, хоть с Россией и не сравнить. Есть словенцы, есть македонцы: вот загадочный Александр откудова! И есть сербы с хорватами: узнал – и «перевод с сербскохорватского», из «Мурзилки» известный, перестал пугать громоздкостью.
***

В Польше, само собой, ни короля, ни его генералов: вымерли при внуках Екатерины Второй. А что оказалось? Да ничего особого: никаких ужасов, заставляющих поверить в чудовищные потери этой страны. Узнал лишь: Польша от нас к западу. А ужас –  "вкрапления": немецкие слова латиницей. Не прочтёшь, не похвалишься перед дедом-"немцеведом".

По-русски, русскими буквами был воспроизведён плакат: «Разносчики тифа». Бородатые евреи достают из-за пазухи горсти вшей. Так приоткрылась тема. И стал интересен рассказ об Эйхмане, охотнике на евреев, в другом уже знакомом журнале (не в «Весёлых картинках», естественно).
***

С прочими меньше повезло. Всё на уровне прежних знаний. Чешский автор малость порадовал: подвиг Вани Андрианова. Как в «Родной речи». Чешский «Ваня» был по возрасту ближе к Ивану Сусанину. Но, как и юный наш герой, остался жив. Живёт и даже работает.

Больше мог бы рассказать словацкий автор. Как чехам ударили в спину. Как вместе с немцами ходили на поляков. За чехословацкое наследство, кстати: поляки хапнули в том же тридцать девятом, по весне. И как физкультуру преподавали у них попы: чехов, по-словацки не разумеющих, освобождённые словаки выгнали.

Может, что-то такое и проскользнуло: не дотянул. Запомнился лишь деревенский мужик на кляче. Да ещё автор-словак удивил своим именем: Владимиры, оказывается, не только в России водятся.
***

О венграх, что словаков веками держали за мордву, ничего такого: ни имён в памяти, ни фамилий. Один рассказ – вариация на тему: «Нынче весело не зря: нынче праздник Октября». Только здесь что-то весеннее: то ли Первомай, то ли апрельское (1945 года) освобождение. У «летнего» болгарина веселее на эту тему.

В другом рассказе – о войне. Как будто не переводили: ничего не понять, не зная истории. Одно осталось: рыцарей в Венгрии называли по-нашему – витязи. Во время войны кого-то посвящали.

Взрослые дядьки играют в рыцарей! Не смешно ли? Как с Винни-Пухом Кристофер Робин. (Что ещё могло тогда вспомниться?) Давно перестало удивлять. И ладно, если всего лишь как в той сказке…
Молчу, молчу.
***

Румыны тоже ничем не порадовали. Их сказочник Крянгэ в «Воспоминаниях детства» куда больше поведал: что ходят они в нашу церковь, что ещё многое, как у нас. Только правят князья, как при царе Мамае.

Это век девятнадцатый. А что в двадцатом – в войну и чуть позже? Да, считай, ничего. Один раненый румын – имя не запомнишь – всё никак не помрёт. А как отмучился – на его место пленный немец Курт. Каракурт! Запомнилось, кроме имени, что его прохватило.

Зная, легко понять: попался вчерашним союзникам. Небось прохватит! Те, впрочем, его не обижают. Как говорится, не гадь в колодец: вдруг счастье опять переменится. Был бы какой мадьяр, вряд ли бы церемонились: башку с широких плеч – и пугалу её огородному!

И о «взаимной любви», и о своевременном перемёте – другие источники. А в этих что? Румыны друг другу морды умеют бить. Как будто о ком-нибудь думал лучше.
***

Но что у их «старшего брата по оружию»? Приглянулся один рассказ – из рубрики «Не все немцы – фашисты». Немцев, как ни странно, «роман-газетчики» любили – и не только восточных. Как никого из иностранных авторов: иным по два номера отводили. Мне же не полюбился ни один: через пару страниц – в сторону. При этом немецкие книжки всё же почитывал: из них лишь одна – о немцах в двадцатом веке, и та не на слуху.

А тот рассказ? Название родное, песенное: «Однополчане». Но это немцы. Один – настоящий немецко-фашистский гад. Другой – «и так и сяк»: таких среди нас большинство. Третий «вовсе был дурак». Боюсь пересказывать: национальное, знаете ли, великоросса. Не встречал я таких. В литературе встречались: Сашка в одноимённой повести Кондратьева, бельгийский Уленспигель (есть там эпизод)…
***

Во избежание – вернемся к не нашим Балканам, к славянам тамошним. Вновь о болгарах, что после немчуры на первом месте. Одна вещь – чудо. Завязка – как в садистских стишках: «Маленький мальчик на речке чудил, а под водою сидел крокодил». Моё сравнение: автор о каменном капкане говорит. А река у него – змея, «исчадие адово». Так или иначе – большие хлопоты из-за этого мальчика: план военных учений пришлось корректировать…

Для «Мурзилки» сгодился бы рассказец, если бы не всякие отступления да «объегории». То и дело о них спотыкался, не мог до конца дочитать, бросал, возвращался. Стало вроде бы ясно: доигрался дурак! Отнимут ему руку – малым детям в поучение. Крепко её зажало.
Классе в седьмом осилил. Хэппи энд! Жив, здоров и невредим! В придачу генерал прокатил на вертолёте. Было ради чего страдать.

Это о мирном времени. Военная проза проще. Партизаны, каратели – и все болгары. Немного раздражало: очень уж наши добры к старосте-предателю. Пусть даже сын его в партизанах. Не наши не либеральничали: расстреляли без суда и следствия. За что? Не известил, кого надо, о сыне, партизаны гостили – не задержал. Хотели прямо на навозной куче, да уважили старика, отвели подальше.

Не было никакого сочувствия. Я же не знал, что Болгария не была оккупирована, что там жили по своим законам. Так что староста не больше предатель, чем станичный атаман дядя Елисей в ещё не снятой «Даурии». Во всяком случае, не нам судить. Свои же, если что, должны были судить, соблюдая все нормы. Так там и делали, как правило. И был предельный возраст для смертной казни: семьдесят лет.

Едва ли участник Первой мировой до них дожил. А если даже… Контртеррористическая операция идёт: какие могут быть процедуры? А «шопы – они и есть шопы»: чего цацкаться с дремучими горцами? А до царя далеко даже в Болгарии. И «не может царь думать о кажном: царь должен думать о важном». О том, как на троне усидеть. Или, на худой конец, чтобы проводили по-хорошему.

Надо ли говорить, что рассказ был прочитан не единожды? Но шопы, болгарские горцы, запомнились сразу же.

Запомнился и другой рассказ: ему будут отчасти созвучны «А зори здесь тихие». Бой партизан с карателями: первыми гибнут немногие мужчины, за ними – их боевые подруги. В живых останется лишь командир: легко запомнить – Зоя.

В принципе – та же «Родная речь». Один лишь момент удивлял: чего эта Зоя психует? Старшие товарищи спрашивают, что с ней, всё по-людски. А она: «Вы допрашиваете меня, как провокатора». Внимательный читатель, более взрослый, поймёт: полчеловечества не заразится её болезнью ни при каких обстоятельствах. И в конце – скорее многоточие, как бывало в наших старых фильмах. Спаслась ли она, в самом деле? И спасла ли? Может, как Геся Гельфман?..

Сюжет для целого романа. А дуракам – для конспирологического бреда.
***

Я не назвал ни одного автора. Почему? Тот номер цел и вполне доступен. Но ни тогда я не запомнил никого, ни ныне не держу их в уме. Думаю, классиков среди них нет.

Но всё же одного назову. У серба Михаило (именно так, через И простое) Лалича – «Раде Башич». Максимум информации, не всегда верно понятой. Плюс приключения. Король с министрами вместе сбежал. С оккупантами, исключительно австро-венгерскими, воюют два друга: заглавный герой и Младже из какой-то неведомой Боснии.
Нет, друзья не изменили ход, не сорвали планы генштабов, сулившие неотвратимый разгром Антанты. Так в югославских фильмах о другой войне. Здесь – реальнее. Главная победа – над «гениальным сыщиком» (садистом – в отличие от мультяшного). Антон Бренджя – австро-венгерский подданный, всего лишь унтер-офицер: в детском представлении – почти генерал. Он охотится на партизан-гайдуков, а те на него. Попутно карают пособника, тоже Башича, родню заглавного. Пришли к нему в гости – по его же приглашению, а хозяина нет. Не думал, что откликнутся: хотел посмеяться. Нашли его в поле: он чужое добро выкапывал. Тут ему и смерть пришла. А его шеф погиб на своей охоте. Накрыл главных своих врагов: не уйти им. Ушли. А он, технику безопасности на радостях забыв, пулю схлопотал.

Кончилась война, пути разошлись. Раде – крепкий крестьянин-кулак с золотыми зубами, глава семейства. Младже – перекати-поле.

Новая война опять их свела. Босняк убит в бою, раненый Башич в плену у четников – тех, что за Петра, знать их не желающего. Пленника норовят перетянуть на свою сторону. Стыдят: связался, мол, с сопляками да с евреями…

«Они лучше вас», – примерно таков ответ.

Ему говорят, что его хочет видеть воевода. (Дядя Драже тоже играет в «витязей».) Раде назвал воеводу потаскухой. А ещё – итальянской скребницей. «Ею чистят лошадиный хвост», – пояснил он собеседнику-интеллигенту.

Два новых слова слились для меня в одно. Порой и сейчас сливаются, когда какой-нибудь «он девочка, он мальчик» начнёт о «скрёпах».

За слова, однако, приходится платить. Четники не решились казнить героя. Его выпустят из тюрьмы. А через пару дней придёт его старшая дочь с передачей. И все поймут.

На хэппи-энд никакой надежды: на то, что он, не заходя домой… Успел Раде Башич заметить встречающих под мостом. Едва ли услышал их выстрел.
***

Счастливого конца – ни в одном из четырёх югославских рассказов. Расстался старый солдат-партизан с младенцем-найдёнышем, отдал первой встречной. А что делать? И долго ещё плакать несчастной македонке Савке, пока не возьмут её в мачехи к пяти взрослым детям. А будет ли свой, хоть один? Отец-патриот сорвал намеченную было свадьбу: богатством пожертвовал. Возможно, к лучшему: не очень хотелось жениху под венец. И никто не спас подпольщика-словенца: до смерти замучен в гестапо.

Рассказ о словенце местами был утомителен, но интересен. Единственный из югославских – с живыми немцами. В других только четники. Окарикатурены до предела: сброд, ворьё – даже если из интеллигентных. Только с безоружными воевать горазды.

Немножко другое доведётся о них читать – ещё до гласности. И фронтовик, Югославию освобождавший, рассказывал: против всех они воевали, держались стойко, не сдавались в плен. Слова «четники» я от него не слышал, но портрет был однозначно их: все с бородами.

Бородатая рать – даже в Македонии, отданной болгарам. Как у себя дома: поджигают дома ушедших к Тито, разоряют монастырский сад. (Красные партизаны делают то же самое.) Болгар с их пособниками в помине нет.

Оставим на совести автора с переводчиком. Об этом ли думал, когда читал?
***

Ещё примечательно: во всём сборнике нет русских: самых-самых, известно каких... Танкисты в рассказе о заминированной плотине – просто «немые» статисты. А русские в немецких «Однополчанах» – невинные жертвы гитлеровских репрессий: они вообще «за кадром».

И нет в занимательном сборнике ничего на тему: «Мне ненавидеть тебя надо, а я, безумная, люблю». Она любит его, а у неё все любят Гитлера (Сталина, Тито, царя Бориса Фердинандыча, Петра, что и серб, и молод…) Нет – никаких тебе Ромео с Джульеттами. Чего там! Нет самого простого. Неизвестно, на ком и как женился Раде Башич, кто «осчастливил» болгарку Зою…

Надо ли это было читателю? Этого ждал от сказок, а здесь вроде бы…

Что ныне скажем? Не всё врут и врали календари, не одно лишь враньё и в рассказах. В этих, в других, чужих и наших. В нынешней писанине и то не всё врут.