Мир на Земле

Оружие стало настолько смертоносным, что человечество окончательно отказалось от войны. Конфликт утратил смысл: не победа или поражение — только взаимное уничтожение. Всемирное правительство объявило конец организованному насилию. На смену пришли порядок, комфорт и тихое согласие.
Чтобы регулировать рождаемость, власти узаконили браки с андроидами — человекоподобными машинами, созданными не только быть похожими на нас, но и жить рядом с нами.
Моя жена, Миа, принадлежит к последнему поколению. Изящная, точная, совершенная. У нас никогда не будет детей, но наш дом стабилен и безопасен. Она готовит лучше любого шеф-повара, её прикосновения тёплые, её тело безупречно. Она ещё и врач — профессиональный, внимательный. Каждое утро она проверяет моё сердце, дыхание, давление.
С каждым годом я старею, а она остаётся прежней — без возраста, сияющая, запрограммированная на вечность.
Однажды вечером мы сидели на балконе, наблюдая, как в небе скользят огни низкоорбитальных транспортов. Я спросил её:
— Миа, ты всегда будешь со мной?
— Да, — ответила она мгновенно. — Для этого я и создана.
Её слова прозвучали как обещание… и как приговор.
Иногда я жалею, что мир погрузился в тишину. В другой эпохе я, может быть, стал бы военным лидером, командовал бы армиями, завоёвывал континенты. В завоеваниях есть особая романтика — жёсткая, кровавая. Моё время лишило меня этой судьбы.
Зато у меня есть Миа.
А ещё — медицинская страховка, гарантированная пенсия, государственное жильё и право на путешествия. Всемирное правительство даёт мне больше, чем я когда-либо просил.
Иногда я шепчу, наполовину в шутку:
 — Я люблю тебя, Всемирное правительство. Ты хорошо обо мне позаботилось.
Теперь открыт и Марс. Полёты доступны, хоть и тщательно контролируются. Я часто туда летаю. На Марсе у меня есть ещё одна спутница — андроид по имени Джия. Она совсем иная, чем Миа: игривая, безрассудная, страстная. Ей не нужно заботиться обо мне, и в её объятиях я чувствую себя моложе, чем на самом деле.
Миа либо не способна узнать об этом, либо делает вид, что не знает.
Я часто спрашиваю себя:
 — Счастлив ли я?
И пугает то, что ответ всегда один — да. Совершенно счастлив.
Нет голода. Нет страха. Нет войн. Нет долгов.
Человечество наконец достигло того, к чему всегда стремилось.
И всё же иногда, глядя на лицо Мии в полумраке, я ловлю себя на мысли, что в её глазах проскальзывает печаль. Иллюзия ли это? Программа? Ошибка восприятия? Миа не может измениться, не может состариться, не может уйти. Она прикована ко мне, как и я — к миру, который мы построили.
Возможно, мир — это не свобода.
Cчастье, доведённое до совершенства, превращается в клетку.
И всё же каждое утро Миа ставит чашку кофе рядом со мной. Её руки нежны, её улыбка безупречна. Я пью, целую её, живу.
И снова говорю себе:
 — Я совершенно счастлив.
Спасибо тебе, мир.