Роман-дилогия Никитка 1 книга

  В книге рассказывается о встрече двух мальчиков  в конце Великой Отечественной войны  с советскими офицерами, которые занимались поиском сирот, отправляя их в приюты-распределители.
Многих из них усыновили, удочерили и у сирот появлялась семья.
 Герою повезло. Он вырос, получил образование, специальность и стал морским офицером.
Как сложилась его судьба,  рассказывается в этой книге.
                Автор.
                Александру Герасимову посвящается

                Пролог
               
                Учись терпеть, учись терять,
                И при любой житейской стуже
                Учись с улыбкой повторять:               
                – Прорвусь! Бывало и похуже.
                Никас      

                Пролог 

   Двухсотпятидесятилетний мужчина лежал на диване. Он пытался подняться, но это было ему не под силу. Он вспомнил, что бодро встал рано утром, вышел через веранду в сад. Сделал несколько лёгких утренних упражнений и пошёл готовить себе завтрак. Пока кипятилась вода в чайнике, готовил бутерброды. Крутым кипятком залил в турке кофе, и довёл до кипения на электроплите, налил в любимую кружку. Хотел взять и отнести в комнату. Зазвонил мобильный телефон.
 «Кто это может быть?» – подумал мужчина и направился в комнату. Он хотел взять телефон, но вдруг почувствовал сильную давящую боль в груди. Она отдавала под лопатку. Мужчина прилёг на диван и стал лихорадочно вспоминать, что у него есть в аптечке от сердечного приступа. Нет, не было ничего. Сердце его никогда не просило о помощи. Никаких «звоночков» не было...
Телефон продолжал звонить, а потом смолк. С каким-то безразличием мужчина подумал: «С чего бы это? Уже третий раз сильно жмёт сердце. Раньше его беспокоила лёгкая боль, которая проходила совсем незаметно, вот сейчас… Надо позвонить Ёле, попросить, чтобы приехала и привезла что-нибудь сердечное. В этих Кавальках нет ни аптеки, ни медпункта захудалого. Ближайшая поликлиника и больница за двенадцать километров». Он ещё раз попытался подняться. Ему удалось. Но надо дотянуться до мобильника, который лежал в полутора шагах от стола.
Кое-как он прошёл и этот рубеж. Набрал номер. Зуммер пошёл.
  – Алё, Никита, почему звонишь в такую рань? Доброе утро.
 – Нет, Ёля, не доброе. Если сможешь, приезжай и купи в аптеке что-нибудь сердечное.
 – Что случилось, признавайся! – закричала она в трубку.
 – И вызови «Скорую»... Мне очень пло… Мобильник выпал из его рук. Темнота окутала его, хотя на дворе вовсю светило солнце и было тепло.
Вдруг в глазах посветлело, и пожилой мужчина, а это был Никита Николаевич Николихин, увидел до боли знакомые кадры своей той, прошлой жизни, как будто он смотрел широкоэкранное кино, где главную роль играл он сам. Перед ним раскрывались картины того, что с ним происходило когда-то… Давным-давно...

                Найдёныши
  По деревенской улице мимо разрушенных и сожжённых домов шли два мальчика трёх-четырёх лет. Оба были одеты в ватники, подвязанные рваными платками. Около полуразрушенной избы они остановились, и один из них сказал:
  – Андлюшка*, давай зайдём, может что найдём покусать.
  – Идём, Ника. Я устал и спать хатю.
Они, оглядываясь, зашли в полуразрушенный, обгоревший дом.
У большой печки стоял стол, а на нём лежала зачерствевшая краюха чернушки и стояло маленькое блюдце с солью. Никитка попытался разломать эту краюху.
 – Я стяс, – сказал он брату и пошёл в сени в надежде найти какой-либо твёрдый предмет, которым можно было бы разбить на куски зачерствевший старый хлеб. В сенях он нашёл железяку и банку с компотом. Видно, жильцы, покидая этот дом, не смогли забрать с собой всё.
Никитка вернулся к столу, взял кусок чёрствого хлеба и резким ударом разбил сухую чернушку на несколько кусочков.
  – Андлюшка, поищи клюшки. Во, кампот насол.
Андрюшка соскочил со скамейки и побежал в сени, откуда недавно вышел брат с трофеем. Он пошарил глазами по полкам, залез в кухонный шкаф и закричал радостно:
  – Никитка, насол, насол! Он вернулся в комнату и поставил небольшие жестяные кружки на стол.
Мальчики молча поели, что послала им судьба, и полезли на печь. Усталость брала своё. Они быстро уснули.
_______________________________
*Андлюшка - мальчики не выговаривали буквы , как все
       маленькие дети. 

Их разбудил громкий говор мужчин и женщин.
   Женский голос говорил:
– Видела, товарищ майор, двух сорванцов, которые залезли сюда. Я не знаю их. Раньше их здесь не было.
– Сержант, осторожно обыщите дом и найдите пацанов. Надо их спасать.
– Есть, – ответил сержант и принялся обследовать все углы.
Искать пришлось недолго.
– Нашёл, товарищ майор. Они на печи спали.
– Выводи наружу. Сейчас «Козлик» подъедет и отвезём их в приют. Когда подъехала машина, которую майор назвал почему-то «Козлик», сержант стоял с двумя пацанами,  держа их за руки. Лица у них были в грязи и в саже. Но это не отдаляло родства этих бездомных мальчишек.
Из «Козлика» выскочила капитан медслужбы и представилась майору.
– Товарищ майор, разрешите обратиться. Капитан медслужбы Найдёнова,представилась она. – Где ваши найдёныши? 
– «Найдёнова за найдёнышами прибыла», – усмехнулся капитан. Прекрасный каламбур  родился.
– Надо записать. Да вон, около избы с сержантом стоят, сиротинки. Куда вы их отвезёте?
– Отсюда – в Новогрудок, а потом их отправят в Лиду. Ну идёмте посмотрим на ва-ших пацанов, – сказала капитан Найдёнова..
Они подошли к сержанту с мальчиками. Женщина присела на корточки и стала разгля-дывать.
– Как тебя зовут? – спросила она одного из них.
– Никитка, – не смущаясь,  ответил стоящий с сержантом пацан.
– А тебя? – обратилась капитан ко второму мальчику.
– Я Андлюшка, – улыбнувшись, ответил тот.
– А где ваши папа и мама? – спросила она.
– Не знаем, – в один голос ответили Никитка и
Андрюшка. – Мы плятались, когда дядьки в дом бонбы кидали. Мы давно одни ходим. Нам тётя, где мы были, сказала: «Идите, силатинки. Может, примет кто, я уже сталая, не смогу помоць вам».
У капитана на глазах навернулись слёзы. Она смахнула их и, через силу улыбаясь, сказала:
– Вон стоит маленькая машинка. Вы поедете на такой, только с красным крестиком.
– На масынке! На масынке! – закричал Андрюшка, но Никитка его одёрнул:
– Не клити. Лаз нада, поедем.
Ждать пришлось недолго. Шустро подкатил армейский «козлик» с красным крестом на лобовом стекле, и из него выскочил молодой лейтенант со змейками в петлицах. Он подбежал к офицерам и представился:
– Лейтенант Козлов прибыл. «Козлов на «Козлике» примчался», – скаламбурил майор. Вот  и второй каламбур родился, улыбнулся майор. – Вот что, лейтенант Козлов, доверяем вам драгоценный груз. – Этих мальчишек, которые, – когда подрастут, заменят нас с тобой в вооружённых силах. Понял? Вези их в Новогрудскую комендатуру к подполковнику Соснину.
– Есть, разрешите выполнять?
– Он разберётся, что к чему. Да, вот и бумаги ему передашь, – сказал майор.
«Козлик» рванул с места и покатил по дороге, забитой пехотинцами и техникой. Изредка где-то вдалеке раздавались выстрелы и слышался гул летящих самолётов.
Путь был неблизкий, поэтому мальчишки быстро уснули и не чувствовали колдобин, оставшихся от взрывов. Лейтенант прикрыл их шинелью водителя, чтобы не          продуло в дороге.
         
   Через час «Козлик» остановился у Новогрудской комендатуры.
Легко спрыгнув на землю, лейтенант вбежал по ступенькам, открыл дверь и пропал за ней. Появился он через несколько минут.
 – Ну что, орёрики! – весело воскликнул лейтенант. – Пойдём оформляться. Заводи, – обратился он к водителю и назвал улицу и дом.
Теперь уже ехали недолго. Когда подъехали к небольшому крыльцу деревянного дома, возле него уже стояли две женщины и часовой.
Лейтенант спрыгнул с машины и, поздоровавшись с женщинами, поприветствовав часового, пропал внутри дома. Ждать пришлось недолго. Андрюшка и Никитка с любопытством оглядывались вокруг, сидя на заднем сидении «Козлика». Перед ними стоял одноэтажный деревянный дом. Остеклённое крыльцо находилось с торца дома. Сам дом был длинный, похожий на барак, но изнутри слышны были детские звонкие голоса.
 
– Вот и приехали, ребятки, – весело сказал лейтенант. Здесь вы будете жить, пока не решится дальнейшая ваша судьба.А это ваша мама, Клава, – показал он рукой на женщину, которая вышла вместе с лейтенантом.
На  крыльцо вышла ещё одна женщина, нянечка, и повела мальчиков в дом. Их завели в белую комнату, помогли раздеться, снятую одежду сразу же куда-то унесли. Пришла ещё одна нянечка, которая сказала, что ей зовут тётя Катя. Мальчиков пос-тавили в большие тазы, около которых стояли вёдра с водой. Из одного ведра шёл пар. Тётя Катя сказала, чтобы мальчики стояли спокойно.               
– А что в этом ведле? – спросил Андрюшка, указывая на ведро.
– А там очень горячая вода. Не зацепите его.
Мальчиков подстригли наголо, а потом отмыли от грязи, одели в пахнущую хозяйственным мылом одежду и повели в одну из комнат, откуда раздавались детские голоса и смех.
  Когда тётя Катя открыла дверь в комнату и вошла с братьями, дети перестали играть и  повернулись к вошедшим. 
– Вот, дети, я привела к вам  ваших братишек. Их зовут Андрюшка и Никитка. Дети подошли поближе и стали разглядывать вновь пришедших братьев.
– О, они одинаковые! – вдруг воскликнул Вовчик, самый  взрослый мальчик.
– Да, они братишки-близняшки, – ответила на вопрос тётя Катя. – Принимайте их в свои группки и играйте.
Братья очень быстро влились в семью таких же, как и они, сирот. Андрюшка больше водился с девочками, а Никитка завоевал своей смышлёностью авторитет у сверстников.
На следующий день няня привела братьев к маме Клаве.
– Мальчики, расскажите, где вы были, где ходили,  пока вас не нашли дяди воен-ные? Только по одному, хорошо?
– Мы, – начал Андрейка, – иглали за хлевом.
– Где стояла наша калова, – вставил слово Никитка.– Плишли дядьки с атаматами, кидали бонбы и стлеляли. Одна бонба упала в дом, а вталая лядом. Палавину амбала лазлушила, и он стал галеть. Мы лезали за сараем, а потом побезали, кагда дятьки ушли.
– Кагда амбал галел, там сгалела и калова, – вставил слово Никитка.
– А где ваши мама с папой? – спросила мама Клава.
– Мама была в хате, а татка на войне, – сказал Микитка.
– А фамилию вы помните свою? – задала вопрос мама Клава.
– Гласимовици, – дружно ответили Никитка и Андрейка.
Мама Клава что-то писала в своём журнале. За её улыбчивой внешностью пряталось сострадание к этим сиротам.
 – Хорошо, что сами не погибли, не успев пожить, – подумала   
Клавдия Ивановна, заведующая Новогрудским детским    приютом-распределителем.
   
   Уже сколько мальчишек и девчонок привезли бойцы отдельного подразделения сюда, в распределитель для детей-сирот. «Государство думает о подрастающем поколении. Им строить будущее после ужасной войны», – думала Клавдия Ивановна. Когда все записи были готовы, она позвала няню, и ребят отвели в общую комнату к детям.

                Бомбы? Гроза…

 Лето 1948 года выдалось очень жарким. Страдали и взрослые, и дети. Их обливали водой из шланга с самодельной насадкой-сеточкой, сделанной дедом Фёдором.
В помещении было душно, поэтому воспитатели с детьми были на воздухе под навесом, который сделал тот же дед Фёдор – сторож, истопник и дворник в одном лице.
Вечер долго не хотел занимать свои позиции, но, уставшая от игр и жары детвора  после вечернего ужина  уже «клевала» носом. По команде воспитательницы Нины Ивановны все направились в спальню. Расстелили свои постельки, разделись и легли в кроватки. Кто-то лежал поверх простыни, не накрываясь, кто-то – укрывшись. Но долго не мог так лежать и сбрасывал простыню. Жара не спадала.
– Быть большой грозе, – сказала нянечка тётя Варя.
– Александра Васильевна, – обратилась она к докторше, – может, принести в тазике холодной водички, чтобы освежать личики детишек, если кому-то станет плохо?
 – Обязательно принесите. Я поставлю к этой кроватке табуретку. Сюда и поставите, таз с водой, да, и полотенце не забудьте.
Через несколько минут няня принесла тазик с водой и вафельное полотенце. На небе появились тучи, которые сгущались, неумолимо приближалась гроза. Потянуло ветерком, стало немного прохладнее.
 – Слава Богу, – перекрестясь, промолвила няня Варя. – Жара спадёт, и будет легче.
Ветер усиливался. Небо медленно затягивалось серыми тучами. За ними ползли тёмно-серые, а следом – чёрные. К одиннадцати часам до полудни небо полностью заволокло тучами, и в небе послышались отдалённые перекаты грома, сопровождаемые всполохами. Медленно и верно эти всполохи приближались. Няня кинулась закрывать распахнутые створки окон. Она обошла все кроватки, в которых спали дети. Старшему было лет пять, остальным – от трёх лет и больше. Среди них были и Никитка с Андрюшкой, которым весной исполнилось по четыре годика.
  Первые раскаты недалёкого грома после яркой вспышки молнии пробились сквозь шторы. За ним сразу последовала следующая вспышка – одна, другая, третья… Никитка и Андрюшка сели в кроватках, и, не сговариваясь, вскочили, бросились к двери, открыли её и побежали, ища место, где  можно было бы спрятаться. Андрюшка заметил небольшую дверь и, открыв её, ринулся вглубь. Никитка последовал за ним. Это оказался чулан, где хранились тазики, санки и старые игрушки. Мальчики забились в угол и, обнявшись, сели на санки. Даже в чулане был слышен раскат грома. И вдруг он прогремел очень сильно, как будто рядом взорвалась бомба. Испуганные, братья сжались и заплакали.
– Это была бонба? – дрожащими губами сквозь плач спросил Андрюшка.
– Не-е-е-знаю, – дрожащим шёпотом ответил ему Никитка.
Они ещё крепче прижались друг к другу. Прогремел ещё один раскат грома. Они со страхом пригнулись.  Дом затрясло от этого громового удара. Было ощущение, что он развалится, на щепки, но ничего, выдержал. Ещё несколько раз трясло дом, но вскоре грохот стал тише и за-
мер вдали. От пережитого, прижавшись друг к другу, братья мгновенно уснули.
Сразу же после сильной грозы в спальню прибежала няня Варя. Она обвела взглядом лежащих, свёрнутых в комочек детей и обнаружила отсутствие двоих. Она побежала к заведующей. 
– Клавдия Ивановна, Андрюшка и Никитка пропали!  Их нет в кроватках!
– Варя, не кричи, объясни, что случилось?
– Близнецы пропали, – плача, говорила няня.
–  А ты пробовала их искать? Может быть они под кроваткой спрятались? Идём, вместе поищем.
Выйдя из кабинета женщины пошли по коридору. Вдруг Клавдия Ивановна заметила приоткрытую дверь кладовки. Что-то ей подсказало: «Загляни сюда». Чутьё не обмануло. Включив свет, Клавдия Ивановна и баба Варя увидели сидящих в обнимку и спящих мальчиков. 
– Слава Богу, нашлись, – перекрестившись, сказала баба Варя. 
– Пусть здесь поспят, не надо тревожить. Испугались
 они сильно. Завтра отведите их к Александре Васильевне. Пусть доктор даст им валерьянки, чтобы успокоились. Это для них был большой стресс. 
               
                Лидский приют

 Прошло полгода. Однажды в холодный зимний день в комнату, где играли дети, зашла няня Варя. Она позвала к себе братьев и повела их с собой. Они подошли к комнате с красивой дверью. Няня Варя постучала и вошла с мальчиками. За столом сидел дядя в военной форме. Он посмотрел на братьев, потом на бумагу, которая лежала перед ним. Братишки стояли, прижимаясь друг к другу. Рядом с военным дядей стояла мама Клава. Она улыбалась:
– Можно, чтобы ребята поехали в хороший детский дом
в Лиде? – спросила она. Военный кивнул головой.
 – Ребятки, вы поедете с этим дядей военным в другой город. Ведите себя там хорошо, не балуйтесь, чтобы вас не наказывали за шалости. Договорились?
Мальчиков одели в тёплые пальтишки, укутали платками и повели к большой машине со стёклами.
– Вот на этом автобусе мы поедем в город Лиду, сказал дядя военный. Он шёл хромая и держал мальчиков за руки. Няня Варя принесла к автобусу два небольших узла. Шофёр принял их, а затем и самих мальчиков. Военный сел рядом с шофёром, а ребята устроились у окна. Перед ними открывался новый мир, ждали новые друзья. 

                Татка приехал…

  Автобус после трёхчасового пути, скрипя тормозами, остановился около двухэтажного кирпичного дома. Военный дядя помог мальчикам выпрыгнуть из автобуса, взял за ручки, и все пошли к дверям дома. По лестнице поднялись на второй этаж и подошли к белой двери с табличкой. Постучав в дверь, военный, оставив мальчиков в коридоре, вошёл в кабинет. Он пробыл там совсем недолго. Дверь открылась, и вместе с военным вышла полная тётя. Она, улыбаясь, присела перед мальчиками и сказала:
– Здравствуйте, братишки. А как вас зовут?
– Андлюшка, Никитка! – одновременно закричали мальчики.
– Тише и по одному.
– Я Андлюшка.
– А я Никитка.
– А сколько вам лет?
– Навелна тли и половина, – показал растопыренные пальчики Никитка.
– А вы знаете, когда вы родились? Было тепло или очень холодно? – спросила полная тётя.
– Был снег, слонышко,– говолила баба,– и лучейки текли. Мама гавалила, цто наця-ла весны*.
– Тётя, а мы здесь будем жить?
– Да, ребятишки, вы здесь будете жить, а я буду у вас главная мама. А у меня есть помощницы: воспитательницы
и нянечки. Они все добрые. И ребята у нас хорошие, не любят драться. А вы любите драться?
– Нет, мы не умеем, – в один голос опять ответили братья.
– Вот и хорошо, – продолжая улыбаться, сказала главная мама. – Сейчас придёт нянечка, и вы пойдёте в группу, где познакомитесь с ребятами, которые будут вам братишками и сестрёнками.
Как только Андрейка и Никитка вошли в большую светлую комнату, ребята бросили свои важные дела и подошли к братьям. Знакомство было недолгим, и дети разбре-лись по своим делам, продолжая  игры. В них включились Андрюшка с Никиткой.
Прошло несколько месяцев. Дети занимались не только своими делами, но и тем, чему учили их тёти-воспитательницы. Ребята готовили игрушки на ёлку к Новому году.
 В комнатах было тепло. За этим следил дедушка Федот. У него была борода с про-седью, тулуп и шапка-треух, которая никогда не была завязана. Он носил охапки дров, ронял их, что-то бурчал под нос. К нему бросались мальчишки и старались схватить дрова и принести к печке. Когда печка была наполнена дровами и дед подносил спичку, мальчишки с восторгом глядели на огонь, начинающий свою пляску. Но дед закрывал дверцу. Няня разгоняла любопытных по углам, и занятия, игры продолжались до следующего появления деда.
_________________________
* Поскриптум – Со слов заведующей был определён, приблизительно, месяц и год рождения –1944. Приёмная мать изменила в документах дату и год рождения на 1945.

          Перед Новым годом дед Федот занёс в большую
      комнату огромную ёлку. Она была ещё в снегу, кото-
  рый от тепла быстро таял, оставляя на полу лужи. Дет-
вора радостно кричала, прыгала. Никитка и Андрюшка стояли в стороне. Они не понимали этого радостного состояния. Они никогда не видели новогодней ёлки и ничего не знали о Новом годе.
   
   Прошло ещё несколько дней, и в приюте стали говорить о том, что будут стричь мальчиков и проверять волосы у девочек на гниды. Вот и наступил этот день, когда дяди и тёти в белых халатах стали готовить мальчиков и девочек. Для мальчиков принесли старое кресло, на подлокотники положили доску, накрыли белым полотен-цем. Всех мальчиков построили в ряд — очередь. У девочек происходило то же самое. У них тётенька в белом халате проверяла волосы, расчёсывала и смазывала какой-то вонючей жидкостью.
У мальчишек были свои заморочки. Все, кто садился на стул при помощи дяди, накрывались белой простынёй. Оставалась только голова. Сначала всё было спокойно. Потом мальчики стали морщиться. Когда очередь подошла к братьям, Андрюшке и Никитке, они стали кричать и плакать. Воспитательницы, как могли, успокаивали их. Никитка стоял впереди брата. Ему помогли сесть на доску. Накинули простыню. Дядя прожёг огнём ручную машинку для стрижки, подул на неё и стал стричь. С первых проходов Никитке было неприятно чувствовать боль от вырываемых волос. Он терпел и дёргался от боли. Мастер, ещё крепче прижав машинку, прошипел: – «Терпи босота». Тут Никитка не выдержал, вскочил и с размаху влепил дядьке в глаз. Тот взвыл, схватился за ударенное место и стал оседать на пол. Никитка соскочил со стула и ещё раз ударил мастера. Его лицо было искривлено злобой. Мастер от боли и обиды стал что-то кричать. Из бессвязных и незнакомых для детей слов все поняли его слова:
– У сволочи безродные...
Услышав такое, мальчишки какое-то мгновение стояли как вкопанные. Кто-то из де-тей заплакал. Этот всхлип и плач подхватили другие , младшие мальчики и девочки. Вдруг Никитка рванул к этому дядьке и стал снова молотить его своими маленькими, но крепкими ручонками. К нему присоединились мальчики постарше.
Воспитательницы пытались оттащить мальчиков, но это было бесполезно. Только дед Федот смог очень быстро охладить мальчишеский пыл. Он принёс ведро воды и вылил в эту кучу-малу. Мокрые ребята быстро разбежались в разные стороны. Мокрому и избитому мастеру помогли подняться, и дед Федот, бурча, велел горе-парикмахеру побыстрее убираться. На следующий день приехал другой мастер, который быстро подстриг оставшихся. Он много шутил и уехал, провожаемый добрыми взглядами и детскими машущими ручками, которые могут быть и прекрасным оружием для защиты. Прошло пару дней, и дети, загруженные подготовкой к Новому году, забыли опроизо-
шедшем.

  Новый год! Каким он сказочным был тогда! Светлая, тёплая большая комната. Сверкающая ёлка, украшенная самодельными игрушками. Встреча Деда Мороза. (Сне-гурки тогда ещё не было.) Праздничный стол. Это был первый радостный праздник для приютских детей и для Никитки с Андрюшкой.
Прошло несколько месяцев. В приют стали приезжать какие-то тёти и дяди. Они смотрели на ребят, улыбались, привозили всякие вкусности. Потом стало уменьшать-ся количество детей. Но дети это не очень замечали. А если кто-то и спрашивал:
– Мама Галя, а где Миша?
– Он поехал в больницу. У него болит животик.
Тем и заканчивались вопросы.
– Однажды проснувшись, Никитка не увидел на Андрюшкиной кроватке брата. Он заплакал и стал кричать:
– Где Андлюшкаааа? Где Андлюшкаааааа!
Прибежала нянечка и стала успокаивать Никитку: У Андрюшки сильно разболелся животик, и его отвезли в больничку. Не плачь. Он поправится и приедет.
   
  Пришёл апрель. Свисавшие с крыш сосульки начали таять. Солнышко пригревало. Детей чаще стали выводить на улицу. В небе зазвенели птичьи трели, почки набухли и готовы были вот-вот раскрыться. Дети в одинаковых пальтишках играли, не доста-вляя хлопот нянечкам и воспитателям. Никитка играл отдельно, но играть одному ему совсем не хотелось. Он бросил своё занятие и подошёл к воспитательнице.
– Мама Галя, а когда приедет Андлюшка? – спросил он, глядя ей в глаза.
– А Андрюшки уже нет, Никитушка.
– Почему нет? Где он? – вдруг взвился Никитка. Он двумя ручонками схватился за рукав воспитательницы и заревел.
 Мама Галя освободилась от цепких ручек мальчика, прижала его к себе и сказала тихо, чтобы слышал только он:
– Понимаешь, Никитка, твоего братика больше нет. Он умер. Успокойся. Вы долго голодали, были простужены. Это сказалось на его здоровье, понимаешь. Он сильно заболел, так что ты остался жить за себя и за Андрюшку. Понял. Будь молодцом, успокойся.

Через несколько дней, когда дети обедали, мама Галя вдруг сказала громко:
– Ребята, сегодня у вашего братика Никитки день Рождения. Давайте вместе поз-дравим его.
Дети повскакали со своих мест и подбежали к столу, за которым сидел Никитка. Его стали обнимать, кое-кто из девочек поцеловал  его.    
Перед полдником мама Галя собрала детей в хоровод, а именинника поставили в центр.

На Никиткин день рожденья
Испекли мы каравай.
Вот такой вышины,
Вот такой ширины!
Каравай, каравай,
Кого хочешь выбирай.
 
Игра в каравай продолжалась, пока не накрыли на стол. Полдник был праздничным: на тарелочках лежали печенье, конфеты и яблоки – сочные, румяные. В кружках было молоко. После полдника детей одели и вывели на улицу. Солнце пригревало. Никитка как-то стал забывать об Андрюшке, успокоился, свыкся с мыслью, что братика больше нет...
 Подходило к концу лето. На улице было тепло. В один из таких тёплых дней, когда дети были ещё в помещении, к ним в комнату зашла главная мама и тётя с дядей офицером. Сидевший в сторонке Никитка посмотрел на вошедших, бросился к военному с криком:
– Мой татка плиехал, татка плиехал. Таточка забели меня с собой! Офицер подхватил Никитку на руки, крепко прижал к себе и сказал:
 – Ну вот, сынок, я тебя нашёл. Заберу, обязательно заберу, и мы            уедем с тобой. Ты немного потерпи через недельку мы заберём тебя. Все дети стояли в стороне и с завистью смотрели на Никитку.   Дни тянулись очень медлен-но. Наконец, нянечка отвела его в кабинет главной мамы. За столом сидел знакомый офицер, и рядом с ним – красивая темноволосая тётя.
 – Вот, – сказала главная мама, – это твои мама и папа. Она не успела догово-рить, как Никитка освободился от руки няни и бросился в объятия офицера с кри-ком:
– Таточка, ты приехал за мной?
– Да, сына, мы приехали за тобой.
Офицер и красивая женщина подошли к столу, подписали какие-то бумаги, взяли за руки Никитку и уже приготовленный маленький чемоданчик и пошли к двери. Он в последний раз оглянулся, увидел улыбающиеся лица главной мамы и мамы Веры и подбежал к воспитателям. Поцеловал их и вернулся к новым родителям. У дверей дома, где Никитка прожил полтора года, стояла чёрная машина. Папа открыл дверцу, впуская мальчика, подождал, пока сядет новая мама, сел сам, и машина тронулась. У мальчика начиналась новая жизнь.

 
                Новая жизнь

  Как давно мечтал Никитка, чтобы у него нашлись и всегда были папа и мама! Он смутно помнил ту женщину, которая была мамой и погибла от разрыва гранаты. И вот, сидя в офицерском вагоне, который вёз его в неизвестные края, он радовался и огорчался. Радовался от того, что у него теперь есть родители. Но мысль о смерти братика терзала его сердечко и не давала покоя.
Мальчик сидел и жадно глядел в окно. Мимо пролетали леса, изувеченные войной поля, разрушенные, обгоревшие дома с торчащими печными трубами.  Возле них копошились люди и что-то делали. На полустанках состав останавливался, и из вагонов выходили или входили новые пассажиры. В вагоне было душно, потому что многие пассажиры курили, и сизый туман от табачного дыма стоял до самого потолка. Новые родители Никитки  тоже курили, ведь они побывали там, откуда не все возвращаются. Они были на войне.
В купе, где расположились Никитка с родителями, вошёл высокий моряк со звёздочками на погонах. Мальчик уже знал немного о моряках, и он с жадностью рассматривал морскую форму. В приюте детям показывали на картинках
в книжках военные корабли и моряков. Офицер поздоровался, убрал свой чемоданчик в нижний рундук* и сел на него.
 Он увидел, что Никитка с горящими глазами разглядывает его морскую форму.
– Что, юнга, тебя что-то интересует? – обратился к Никитке моряк.
– Ты маляк? Я видел маляков только на калтинках в книжках, –  ответил он.
– Да, как видишь, я моряк, как твой отец, офицер. Кем ты будешь, когда вырастешь? – Я буду, дядя, как и ты, маляком, – уверенно заявил Никитка...          Он не договорил. По вагону прошёл провод-
      ник в форме с погончиками и громко объявил:
– Подъезжаем к Молодечно. Кто выходит, приотовьтесь, стоянка не будет долгой. Должен пройти литерный поезд.
Мальчик опять стал смотреть в окно, тихо твердя сам себе:
– И я буду маляком. И я буду маляком.
Через несколько минут поезд подошёл к полуразрушенной станции, на которой ещё не сняли вывеску на непонятном языке.
– Это новый голод? А как он называется? – спросил он, не обращаясь к кому-либо лично. – А почему так много людёв? А куда они едут? Вон танки. А почему они не едут?..
– Никитка, не задавай так много вопросов, – сказал отец. –Это не «голод», а город, и называется – Молодечно. Люди едут по своим делам, как и мы. А танки скоро отправят дальше, где они очень нужны. И ещё: к взрослым людям надо обращаться на «вы», а не на «ты». Запомни это.
К нам ты можешь обращаться на «ты», потому, что мы твои родители. Понял, сынок?
Мать сидела молча, не обращая внимания на общение отца с сыном.
Через некоторое время поезд тронулся, и Никитка опять стал смотреть в окно, бормоча что-то себе под нос.
В Сморгони поезд стоял недолго. Через пару часов проводница объявила:
– Прошу приготовиться. Следующая станция Вильнюс,.
Через час поезд остановился. Крытый перрон. Снующие  в разных направлениях люди, выходящие из вагонов пассажиры, в основном военные разных родов войск.
Моряков было меньше. Многие оставались в вагоне, чтобы продолжить свой путь. Моряк-офицер тоже сошёл на перрон. Он протянул свою ладонь Никитке и спросил:
– Ну что, юнга, будешь моряком, не передумал?
–        Буду, –твёрдо ответил мальчик и протянул  свою
   ладошку. Она утонула в большой ладони моряка.
 – Вот, чувствую крепкую руку, юнга. Только знай, чтобы стать настоящим моряком надо заниматься спортом, учиться хорошо, и тогда ты достигнешь своей цели. Понял, юнга?
– Дядя, а вы на калабль поедете?
– Нет, малыш, здесь моря нет, а я отслужил, отвоевал и еду
к начальству. Буду здесь жить и работать. Ты с родителями, видно, тоже будешь здесь жить. Так что, может быть, увидимся. Попутного тебе ветра и семь футов под килем по жизни, юнга. До свидания, честь имею, – улыбнулся он и приложил ладонь к козырьку фуражки.
Он попрощался с родителями Никиты и пошёл к площади. Отец подозвал носильщика, и они вынесли на привокзальную площадь вещи.

                Вильнюс 1948 года

Привокзальная площадь Вильнюса 1948 года представляла собой непривлекательное зрелище. С правой стороны площади находились несколько легковых автомобилей, грузовики-полуторки, трёхтонки, пара «Захаров», и «Студобеккер» находились с правой стороны привокзальной площади.
С левой стороны – пролётки*, возле которых стояли кучеры**. Громким криком они подзывали выходящих пассажиров. К одному из них подошёл отец.
_______________________
* Пролётка - лёгкий открытый четырехколесный двухместный экипаж, преимущественно одноконный.
** Ку;чер — человек, управляющий запряжными лошадьми.

 На подъезде к площади были развалины домов.
     Мужчины и женщины стояли цепочкой и переда-
  вали друг другу кирпичи из этих развалин.
Стоящие около грузовиков с открытыми бортами мужчины бросали кирпичи в кузов. Никитка, пока отец договаривался с извозчиками, смотрел на работу людей. У него по щекам текли слёзы.
– Что, сынок, что случилось? Почему ты плачешь? – спросила мать.
– А кто жил здесь их убило? Это бонбы, я знаю.
– Никитка, ты же знаешь, что недавно была война, и она закончилась. Скоро папа договорится, и мы поедем домой на лошадке. Не плачь, малыш.
Мальчик шмыгнул носом, вытер рукавом глаза.  Он увидел, что отец сел в пролётку, и она направляется в их сторону. Пролётка подъехала, отец спрыгнул и попросил извозчика помочь уложить чемоданы.. 
Быстро справившись, извозчик сел на облучок*, подождал, когда взрослые и мальчонка усядутся, тронул вожжи.
– Ну, поехали, родимая! – крикнул он, и лошадь тронулась.

 Ехали недолго. Никитка разглядывал улицы, проплывающие мимо дома. Проехали большой сквер, завернули на узкую улицу, подъехали к закрытым воротам.Отец вышел из пролётки, открыл калитку и вошёл внутрь. Через некоторое время загремел засов, и ворота открылись. Пролётка въехала во двор и остановилась около входа на деревянную лестницу, которая вела на второй этаж. Извозчик помог разгрузить вещи и понёс по лестнице наверх. Вскоре он вышел.  Отец расплатился с ним. Пролётка развернулась и направилась в сторону ворот. Когда она выехала, дворник закрыл ворота. Никитка огляделся. Недалеко стояла небольшая группка детей, с любопытством разглядывающая приезжих.
_________________
*Облучок - сидение для кучера-извозчика. 

 Двор представлял собой небольшое закрытое пространство, выложенное булыжником. Недалеко от лестницы, по которой отнесли вещи наверх, располагался цветник. Дворик был маленький, не то что в Новогрудском или Лидском приютах.
– Вот и друзья твои будущие, – сказала мать. – Иди к ним,
пообщайся, пока мы с папой приготовим праздничный
обед в честь твоего приезда. Я тебя позову. Она подтолкнула сына в сторону ребятни, и он подошёл к их группе.
– А меня зовут Никитка, – сказал он.
– Я Лёнчик, а я Антанас, меня зовут Витэк, а я Пранук...
Ребята протягивали руки для пожатия.
– Ты откуда приехал? – спросил Витэк.
– Из Лиды.
Мальчик не стал рассказывать о приюте.
– А, тогда ты будешь Никитка Лидский. Хорошо? У нас есть Никита. Он ушёл с батьками куда-то.
Пранук жил в левом углу двора с мамой и сестрой.
    Их  квартира была полуподвальной. Окна, каза-
    лось, стояли на земле. Свет заслоняли брёвна, кото-
рые были сложены у правой стены, а за ними был уличный туалет и  мусорка. Пранук иногда выходил во двор выносил небольшой аккордеон и играл  на нём. Ребята направились к брёвнам.
– Мы здесь всегда сидим и разговариваем, решаем, что делать днём, где и во что играть, – сказала Лариса.
Ребята полезли по брёвнам наверх. Маленькая девочка Неля пыталась забраться на бревно, но у неё ничего не получалось. Никитка сказал: 
– Давай руку, – и протянул ей свою. Усевшись повыше, ребята начали свои разговоры.
– А ты в садик будешь ходить? – спросила Лариса.
–  В какой садик? Где цветы ластут? – с интересом спросил Никитка.
– Да нет, в детский садик! – засмеялась Лариса.
– Не знаю, папа ничего не говорил, – ответил Никитка.
– А я живу там, – вдруг вставила своё слово Неля и показала на угол дома, куда подъезжала пролётка.
– А я там наверху, – сказал Антанас и показал на окна, напротив.
– А ты где будешь жить? – спросила Лариса, девочка с пу-
шистыми кудрявыми волосами.
– А я здесь, рядом, в этом углу на втором этаже, – сказал Витэк и показал на выступ-пристройку к основному дому. Пранук, самый старший из ребят, сказал:
– Ну, а я здесь живу. Приходи ко мне. Будем дружить.
Рыжеволосый Антошка тоже вставил своё слово:
– А я живу там, – и указал на двери около входа в подвал.
– А там сто в подвале? – спросил Никитка.
– Не «сто», а «что», – поправил мальчика Лёнчик.
– А там складики, – чуть не хором ответили ребята. Мы там прячемся, когда играем в жмурки. Ты умеешь играть в жмурки?
– Нет, – ответил Никитка и сдержался, чтобы не сказать что в приюте в жмурки не играли.
– Ничего, научим. И в «ножички», в «городки», и  в «чижика», и в «стеночку»,  – засмеявшись, сказал Лёнчик.
– Никитка, домой, кушать! – услышал Никита голос матери. Он увидел её в окне второго этажа и, ловко спрыгнув
с брёвен, побежал в дом. Поднявшись по деревянной лестнице, он остановился перед огромной двустворчатой дверью. Попытался открыть, но она была тяжёлая. Никитка начал стучать кулачком в дверь. Она распахнулась, и в проёме двери показался отец. Он подхватил сына на руки, прижал его к себе и понёс. Пройдя пару шагов, он поставил его на пол.  Половина двери открылась, и они вошли
в большую квадратную комнату зеленовато-салатового цвета с орнаментом на стене. Никитка огляделся.
Посередине комнаты стоял большой стол с резными ножками. На нём – тарелки, тарелочки, какие-то вычурные салатницы с едой, стаканчики, графин с розовым напитком, бутылка с этикеткой, рюмочки и хлеб. Много хлеба...
– Идите, мужички, мыть руки и за стол. Быстро! – скомандовала мать.
Отец с сыном развернулись и вместе направились к двери. В проём двери они не смогли пройти вместе. Смеясь, отец уступил дорогу сыну, подвёл его к крану и открыл его. Потекла холодная вода. Рядом с умывальником перед окном стояла большая ванна, а слева от умывальника пристроился унитаз. Мальчик сразу заинтересовался им. В приюте он и ребята пользовались горшками.
– Идём, идём, – сказал отец. – Мама уже волнуется. Всё стынет на столе.
Взявшись за руки, они направились в большую комнату. За столом отец налил Никитке розовую водичку из графина, а для себя и мамы открыл бутылку с этикет-кой.
– Ну что, дорогие мои, сынок и Аннушка, с приездом, а тебе, Никитка, с прибытием и «пропиской» в нашей семье.


                Новые друзья 

Прошло пять месяцев. Никитке нравилось жить отдельно от всех ребят. В маленьком дворе было много мальчишек и девчонок. Никитку, хоть он и был маленьким, сразу приняли в свою компанию ровесники и ребята постарше.
Они играли в «войну», в «дом», в «прятки». Старшие играли в «чижика», в «стен-ку», в «чику». Складывая пятаки один на один и, разбивая эту кучку свинцовой битой, кричали: «чика» –  в склад, «орёл» –  на карман!
Когда горка разбивалась, игроки подбегали к кучке. Бросающий проверял, как лежат монеты. Если были перевёрнуты на герб, то он забирал их сразу в карман. Потом начинал   изящно бить битой по краю монеты, чтобы она перевернулась гербом вверх.
Кто-то из старших играл в ножички-города. Очерчивался круг, каждый игрок занимал место в нём, очерчивал свои границы, записывал название города или государства. Потом ведущий начинал бросать нож так, чтобы он воткнулся в землю на участке, который граничил с его «городом-государством». Если нож втыкался, то он отрезал кусок территории в свою пользу. Если нож падал боком, ход переходил соседу.
Кажется, недавно Никитка встречал свой первый в детской сознательной жизни Новый год, а уже скоро будет опять Новый год, но в семье с мамой и папой! Внутренняя радость не отпускала его. Он гордился этим! Как это звучало: «У меня есть мои мама и папа!»
 
  Дни не шли –  мелькали один за другим. Отец сменил военную  форму на гражданс-кий костюм. Уезжал рано утром, а возвращался поздно вечером или ночью. Он гово-рил, что строит аэропорт – это то место, куда прилетают самолёты.    Однажды отец показал Никитке на самолёт. Он был высоко в небе, сильно гудел.
– Это от винтовых двигателей такой гул, – сказал папа. – Как-нибудь я повезу тебя к себе на работу, и ты увидишь вблизи эти самолёты.
Как-то Никитка приехал в детский сад с мамой. На улице было много людей, машин, пролёток. Машины сигналили, шофёры ругали людей. Двери в детский сад находились напротив остановки автобусов. Мама крепко держала ребёнка за руку, а он с любо-пытством разглядывал всё вокруг. Поднялись по лестнице и оказались в просторном помещении с двумя дверьми в разные стороны.
На одной висела табличка. Вот туда и направилась мама, оставив мальчика одного. Через несколько минут она вышла и, взяв сына за руку, ввела его в кабинет. За столом сидела полная тётенька в белом халате. Мальчик съёжился, прижался к маме и заплакал.
– Что с тобой? – спросила она.
– Меня заберут в лазарет, как Андлюшку, и меня больше не будет? – ревел Никитка, размазывая слёзы по щекам.
– Кто тебе сказал такое? – спросила мать.
– Никитушка, – заговорила, выходя из-за стола полная тётя. – Это не больница, а детский садик. Здесь детки остаются, играют, кушают и спят, пока мамы и папы на работе. Не плачь, малыш. Всё будет хорошо. Мама или папа закончат работу и заберут тебя домой.  Анна Андреевна, идите на работу, а мы с Никиткой пойдём в группу знакомиться. Всё будет хорошо.
Дни летели незаметно. Никитка стал привыкать к новой жизни и уже без слёз ходил в детский садик.

Однажды папе надо было идти на работу позже, и он сказал маме Ане, что сам отведёт Никитку в садик. Он покормил сына, одел его, и они пошли. Снега было много. Идти рядом – никак. Отец пустил вперёд Никитку и шёл следом. Стоял декабрь месяц.
    Правда, в этот день не было сильного мороза, но         
 щипал нос и щёки. Идти было недалеко, и они быстро дошли до дверей детсада. Отец попрощался и пошёл к вокзалу.
Мальчик попробовал открыть тяжёлую входную дверь, но не смог. Никого не было рядом. Ещё немного постояв, Никитка решил пойти и догнать отца. Он пошёл вслед за людьми.  Вместе с ними переходил дорогу, наблюдая за регулировщиками дорожного движения. Вскоре Никитка уже слышал гудки паровозов. Он знал, что отец поедет на работу с вокзала и решил идти к нему. Пройдя несколько кварталов, он вышел к железнодорожным путям и, никуда не поворачивая, пошёл по шпалам. Долго ли он шёл, Никита не знал. Маленький мальчик уже устал, к тому же чёрная шубка, которую ему недавно купили, стала очень тяжёлой, и в ней было жарко. Но Никита упорно шёл вперёд, и, как ему казалось, правильно. Уже за чертой города пути сошлись в две колеи. Стал падать лёгкий снежок. Мимо проносились составы. После очередного поворота, Никитка заметил необычный поезд, который шёл ему навстречу по второму пути. Он шёл медленно. Впереди была прицеплена платформа, на которой стояли несколько человек.  Проезжая мимо мальчика, необычный поезд остановился, потому что один дядя в тулупе поднял руку и махнул ею. Он спрыгнул с платформы и подошёл к ребёнку.
– Ты чей, малыш-путешественник? Куда направляешься? – спросил дядя в тулупе.
– К папке на лаботу. Не могу двель отклыть в садик, – ответил испуганно мальчик.
– А кто твой папа и где работает? – смягчив голос, спросил дядя.
– Он стлоит какой-то алаполт.
– Какой алаполт? – с удивлением спросил дядя.
– Там, где самалёты летают, – осмелев, ответил Никитка.– 
– Ладно, разберёмся. Ты замёрз? – задал очередной     вопрос дядя в тулупе.
– Не успел, очень устал.
– Хорошо, найдём мы твоего папку. А сейчас поедем на этой дрезине.
– На какой лезине?
– Не на резине, а дрезине, – и подсадил мальчика на ступеньку.
Ехали быстро. Никитка стоял около окна и рассматривал пролетающий мимо пейзаж.
Через полчаса они сидели в небольшой комнатке, где было много людей. К дяде в тулупе обращались, брали листки и уходили. Прошло немного времени, и в комнате осталсь дядя и мальчик.
– Ну, давай знакомиться. Меня зовут Иваном Никифоровичем, а тебя, малыш-путе-шественник?
– Я не путесественник, а Никитка, и сол к папе на лаботу. Он нацальник там.
– Хорошо, хорошо, не кипятись. Сейчас будем искать твоего папку. Загудел зуммер, и послышался женский голос:
– Оператор на связи.
– Барышня, соедините меня с аэропортом.
– Минуточку... – долгий зуммер и щелчок.
– Слушаю, диспетчер на связи.
– У вас работает прорабом, минуточку, – он повернулся к Никитке,  –  Как папку зовут?
– Николай Андлеевиц.
– Николай Андреевич, главный прораб? Работает. Подключаю, говорите.
Раздался короткий зуммер, и мужской голос ответил:
– Николихин, слушаю вас. Вы с какого участка? Что у вас?
– Николай Андреевич, это я, Бобылев Иван Никифорович, старший инженер проход-ческой бригады на ЖД. Не узнал по голосу?
– Здорово,Ваня. Какие вопросы возникли ко мне?
– Мы нашли твоего сына на путях железной дороги в направлении к Каунасу.
– К какому Каунасу? Ах, да. Что ты, Иван, несёшь? Мой сын в детском садике. Я отвёл его туда.
– А дверь забыли открыть или не было времени это сделать?, – сурово повысил голос Иван Никифорович.
– Простите, действительно, очень торопился и не подумал, что дверь тяжело открывается, – смягчил голос Николай Андреевич.
– Хорошо, – сказал. Иван Никифорович, – я отвезу его сейчас к себе домой, а ты после работы заезжай ко мне и заберёшь своего путешественника. Адрес ты знаешь. Напоминаю, что это недалеко от вокзала. Во сколько ты заканчиваешь работу? В восемь вечера? Договорились, жду, приезжай, – и положил трубку.
– Ну вот, малыш-путешественник. Сейчас мы поедем ко мне домой. Ты поиграешь с моей дочкой Вероникой. Она покормит тебя. А там и папка приедет за тобой.
Минут через пятнадцать они поднимались по металлической лестнице на второй этаж. С неба падали снежинки, и ступеньки были скользкими.
– Держись за поручни, малыш, – он нажал на кнопку у двери.
Дверь сразу открылась. На пороге стояла девочка лет тринадцати.      
– Доча, не стой в дверях. Дай пройти. Принимай гостя. Это Никитка-путешественник. Смелый парень. В свои малые годы отправился в путь.
– А мы с блатиком ещё больше ходили до плиюта.
– Ладно, раздевайся. Вероничка, покорми его, напои чаем и займись, поиграй с ним.
– Доча, у тебя  начались каникулы? А я на работу, – сказал Иван Никифорович.
– Да, ответила Вероника. А ты опять на работу папа? 
– Я отпросился на полчаса.  Вечером у нас будут гости. Скажи маме, пусть приго-товит что-нибудь. 
– Хорошо, – ответила дочь и пропустила вовнутрь мальчика.
– Давай знакомиться. Меня Вероника или Ника зовут, –сказала девочка, помогая мальчику снять шубку. – А тебя как?
– Никитка.
– Никита, значит?
– Нет, Никитка, – упрямо повторил малыш и насупился.
– Не обижайся, Никитка и Никита – это одно и тоже. Вероника и Ника также одно и то же. А мне нравится. Ладно, буду звать Никитка.
Ника покормила Никитку яичницей с луком. Он с аппетитом съел поставленное перед ним. Девочка вымыла тарелку, и они пошли в другую комнату играть.
 
  Время шло. На улице начало темнеть. Кое-где зажглись фонари. Мимо окон пролетали поезда, проезжали автомобили, которые часто подавали сигналы. Наступил вечер. У Никитки от усталости и тёпла в комнате стали слипаться глаза.
– Давай я постелю тебе, Никитка, и ты поспишь немного, пока наши родители придут, – сказала девочка.
Не успел Никитка уснуть, как раздался звонок в дверь.
– Папка, папочка присол за мной! – с криком бросился к двери Никита.
Но это вернулась с работы мама Вероники, тётя Лида. Она, улыбаясь, подошла к Никитке и сказала:
– Добрый вечер, путешественник. Меня зовут тётя Лида. Мне дядя Ваня рассказал по телефону о твоём приключении. Никитка встал и, глядя   на Лиду с удивлением спросил: 
– Как, Лида? Я был с блатиком в Лиде. Это болшой голод, плавда, очень лазлушен. 
– Да, малыш, я тётя Лида, а ты был в городе Лида? 
– Угу, – покивал головой Миколка, – хотя  ничего не понял.
– Ну и ладно, – улыбнулась тётя Лида. – Сейчас я что-нибудь состряпаю. Скоро дядя Ваня вернётся с работы и будем вечерять. А там и твой папа за тобой приедет.
Она вышла на кухню, и оттуда донеслись звуки кастрюли, льющейся воды, шипения и аромат жареного мяса...
– А ты полежи,– сказала Ника. – Скоро мой папа вернётся с работы и твой тоже не задержится.
В это момент она услышала звук открываемой двери, и на пороге квартиры показался отец Ники. Ещё немного погодя раздался звонок, и Никитка услышал голос отца. Мальчик, соскочив с дивана, полетел навстречу ему..
– Татка, таточка, я потелялся. Дядя Ваня меня нашёл. Я искал тебя.
Отец обнял сына, погладил по голове и произнёс:
– Представляешь, как я переживал за тебя. Но ты молодец, не струсил.
 
   Новогодние праздники пролетели быстро. Никитка в выходные дни ходил с отцом на базар «Гале», который располагался недалеко от них. Надо было пройти через площадь. В конце площади всегда стояли пильщики и предлагали вязанки дров или помощь в распиловке брёвен. У них на поясе были закреплены широкие двуручные пилы, а топор торчал из голенища сапога. Мать всё время ругала отца за то, что он не может, имея знакомых лесничих, привезти брёвна на дрова. Он старался отшутиться, но, проходя мимо пильщиков, каждый раз зарекался заказать эти злосчастные брёвна или колоды. Но каждый раз у него срывалось из-за работы, и они оставались без дров. Однажды, разозлившись, мать попросила дядю Ваню, чтобы он помог ей в этом вопросе. Дядя Ваня пообещал, и через два дня во двор въехала машина с брёвнами и углём. Рабочие быстро всё разгрузили и уехали. Поздно вече-ром отец приехал домой с работы и сказал с завистью:
– Кто-то уголь и брёвна привёз. А у меня работы много. Вон комиссия из Москвы приезжает. 
– Это нам привезли.Тебя ждать – замёрзнуть можно! –  ответила мать.
– Анечка, ну войди в моё положение.
– А ты войди в наше! – закричала мать и швырнула тарелку, которую протирала, об пол. Она разлетелась на мелкие кусочки. Ссора продолжалась недолго. Хорошо, что впереди было воскресенье, и отец пообещал пригласить пильщиков. 
– Они и уголь снесут в складик, и дрова наколют. Я зарплату получил, так что  рассчитаемся. 
Мать приутихла, а отец начал готовить печку. Никитка находился рядом на подхвате. Он подносил поленья в комнату. Печь стояла так, что топилась из большой комнаты, а в спальне родителей была сплошная стенка от печи. Когда печь была затоплена и от тяги пошёл гул, отец пошёл на кухню и спросил маму:
– Аннушка, я протоплю колонку? Может, мы помоемся? 
– Топи, – буркнула мама и отвернулась от отца.
 Февраль и март прошли в заботах и хлопотах. Никитка ходил в детский сад. Ему скоро должно было исполниться ровно пять лет.
Вот и настоящая весна пришла. Солнце стало припекать, потекли лужи, на деревьях и кустах набухли почки, а трели, щебет птиц стал звонче, задорнее. 

   Водосточные трубы, заросшие толстым слоем льда внутри и снаружи, под солнеч-ным теплом потекли и вскоре освободились от ледяного плена. На открытую            форточку села синичка и весело защебетала, радуясь теплу и солнцу. Через стекло припекало, и Никитка задёрнул занавеску. Солнце слепило глаза, рисовать было трудно. Никитка вылез из-за стола и пошёл на кухню, налил воду в кружку и принёс в спальню, чтобы полить цветы на подоконнике. Он услышал, как щёлкнул замок входной двери. Никитка побежал в кухню и столкнулся в дверях комнаты с отцом. Комнаты были проходные, а пол кухни вообще был на ступеньку выше. Мальчик часто спотыкался и набивал себе шишку на лбу. Но это так, к слову. Ребёнок очень обрадовался, обнял отца и прижался к нему. В это время  вошла мать с сумкой и авоськой. 
– Коля, ты мог бы тоже что-то купить в магазине. Мне тяжело нести и по объектам таскать продукты.
– Анечка, но все деньги я отдаю тебе. Да и ты ничего не говоришь мне, что надо купить. Авоська у меня всегда
в кармане лежит. И к тому же я далеко работаю. Куда мне и где на стройке про-дукты покупать? Да и магазины далеко, – оправдывался отец.
Никитка всегда жалел отца, когда мать ругалась или ссорилась с ним. Тогда он забирался под стоящий в середине комнаты громадный дубовый стол и, размазывая по щекам слёзы, ревел, стараясь сдерживать громкий плач.
– Никитка, быстрее одевайся. И не копайся, копуша...
– Я не копуша и уже умею быстро одеваться, – ответил он, натягивая штаны.
Отец подал сыну рубашку и помог заправиться. Потом одели ботинки и, взявшись за руки, они прошли через кухню к выходу.
– Ладно, пошли. Сегодня праздник Благовещения Пресвятой Богородицы. А через два дня будет Святая Пасха, – сказала мать, спускаясь по деревянным ступенькам лестницы. О эта лестница! Все жилички этой части дома мыли, скоблили эти деревянные ступеньки. «Посчастливилось» и Никитке с малолетства мыть их. Сначала не умеючи, а потом и навыки появились.

   Нарядная группа прошла дворик, закрыв, как положено, за собой калитку ворот. Прошли площадь, свернули на улицу Пассажю и вышли на улицу, которая называлась Большая. В будущем её не раз переименовывали, а пока, отец и мать влились в общий поток, который направлялся в сторону Святых ворот к Свято-Духову монасты-рю, где должна проходить служба и причастие. Никитка со своими «гвардейцами и разведчиками» не однажды бывал в районе монастыря, заходил в церковь, видел, как бабули и мужчины (некоторые были в военной форме с орденами и медалями) подолгу стояли у больших и малых икон, крестились и что-то бормотали. Но сейчас был совершенно другой случай. Он с родителями шёл, чтобы праздновать в знаменитом Свято-Духовом монастыре. Поток людей подошёл к воротам монастыря. Проходя воро-та, люди осеняли себя крестным знаменем – ко лбу, справа-налево и вниз. Все то-ропились зайти внутрь. Не всем удалось. Правда, Никитка с родителями успели вой-ти. Он с любопытством разглядывал  стены, внутренние своды купола, ярко освещённые иконы. Особенно его поразила большая икона старца с белой бородой  и с  книгой в руке. Седовласый и седобородый  старец с высоким  лбом и мудрыми глазами, на лике которого лежал отпечаток духовной святости и твёрдости в Вере, смотрел прямо мальчику в глаза и как бы говорил:
– «Не бойся, малыш, ты мой тёзка, и я буду твоим Ангелом-хранителем по жизни. Терпи, добивайся исполнения своей мечты. И не забудь: всегда, где бы ты ни был, в любом возрасте, приходи ко мне и храни при себе мой образ. Тогда я всегда буду с тобой и смогу помочь».
 
  Когда семья вернулась домой, Никитка был будто не в себе, как в трансе. Прой-дёт немного времени, и он расскажет отцу, что сказал глазами старец с иконы. С самого утра его разбудила мама и, улыбаясь, сказала:
– Папа рано приедет с работы, мы с ним будем поздравлять тебя, а потом, вечером, мы уйдём ненадолго, а ты побудешь дома один. Ты уже большой и не будешь, я думаю, бояться, а сейчас давай, вставай и одевайся. Я отведу тебя в детский сад.
В детском саду Никитку встретил шум и гам ребят.Они обступили именинника и недружным хором кричали:
– С днём рожденья! С днём рожденья!
  День в детсаду прошёл как-то быстро. Детей стали разбирать пришедшие за ними родители. Вот и Никиткин папа пришёл. Сын любил эти моменты, когда приходил за ним отец. Они приехали домой. Мама уже возилась на кухне, что-то готовила. По всей квартире разносился вкусный аромат.
– Здравствуй, сынок, – сказала мама и поцеловала Никитку в щёчку. – С днём рождения тебя! Сейчас закончу и поможешь перенести на стол. Скажи папе, чтобы он достал чистую скатерть и постелил её. 
   Пока Никитка помогал отцу, мама закончила приготовление и позвала его помочь накрыть на стол. Отец расставил, тарелки, раскладывал вилки, ложки и ложечки.
Сели за стол. Папа налил маме и себе из бутылки  какую-то прозрачную воду  а имениннику – лимонад «Дюшес».
– Ну что, сынок, ты становишься взрослым. Тебе сегодня уже исполнилось пять лет. Ещё три раза по пять – и ты будешь взрослым, пойдёшь в армию, а потом – что жизнь подскажет. Они все чокнулись и выпили. Никитке лимонад понравился. Он попросил ещё. 
– Ты поешь, а то захмелеешь от лимонада и счастья, –  улыбаясь, сказал отец.
Мама положила сыну в тарелку салат, кусочек селёдки. Он взял три кусочка чёрного хлеба и стал есть. Родители наблюдали за сыном.
На тарелке ещё оставалась еда, а хлеб уже был съеден. Он потянулся за следующим куском.
– Сынок, ты ешь салат, а не нажимай на хлеб. Он никуда не денется. Подрастёшь, будешь ходить за хлебом в магазин.
После того, как тарелки были опустошены, мама сходила на кухню и принесла что-то  в большой плоской тарелке. Это был торт. Он был такой красивый! Мама разрезала его на части и подала Никитке на маленькой тарелочке. Отец принёс чайник и разлил чай по кружкам.
Вечерело. Папа посмотрел на часы и сказал маме:
– Аннушка, пойдём, у меня заказан столик.
– Никитка, мы сходим в кино, а ты посиди дома.
Отец принёс бумагу.
– Возьми карандаш и порисуй. Ты умеешь рисовать, –  сказала мать.
Родители ушли, закрыв дверь на ключ. Никитка увидел через кухонное окно, как за ними закрылась калитка ворот.

   Прошло несколько дней. Однажды отцу надо было уехать раньше на работу, а мать тоже была очень занята. Отец разбудил Никитку. Мама быстро его одела, и сын с отцом пошли на автобусную остановку. Придя в садик, отец помог сыну снять одеж-ду, повесил в шкафчик пальтишко и длинный шерстяной шарф. Пожелав хорошего дня, сказал:
– Не балуйся, сынок. Слушайся воспитательницу. Я за тобой заеду. В садике в это время детей ещё не было.
Никитка зашёл в общую комнату и увидел сидящего на подоконнике Лёшку. Он смотрел в окно. Мальчик подсел к нему.
– И твои тебя рано привели? На работу спешили? – спросил он.
– Угу, – ответил Лёшка, не поворачиваясь.
– А чего ты такой хмурый? Плакал?
– Вспомнил своих родителей.
– А эти не родные? Как у меня?
– Угу… – и опять заплакал.   
– Не плачь, Лёшка, тебе сейчас хорошо с этими родителями?
– Так себе. С родной мамкой было лучше. Она недавно померла, когда получила известие про папку. Он в пехоте воевал.И вдруг Лёшка запел фальцетом:

Эх, дороги...
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян,
Знать не можешь
Доли своей,
Может, крылья сложишь
Посреди степей.
Вьется пыль под сапогами – степями, полями.
А кругом бушует пламя
Да пули свистят.
Эх, дороги...
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Выстрел грянет, ворон кружит...
Твой дружок в бурьяне
Неживой лежит.
А дорога дальше мчится,
Пылится, клубится,
А кругом земля дымится –
Чужая земля.
Эх, дороги...
Пыль да туман, холода, тревоги
Да степной бурьян.
Край сосновый,
Солнце встаёт.
У крыльца родного
Мать сыночка ждёт...

   Никитка знал эту песню. Его новые родители, встречаясь с однополчанами, с Никиткиным крёстным, с дядей Ваней Прокопченко и тётей Фрунзой, тётей Марией, всегда пели эту песню. Мальчик пытался подпевать им. Вот и сейчас они в два голоса запели эту военную песню.
– Вот ты вырастешь, кем хочешь стать? – спросил Лёшка.
– Моряком, – твёрдо и сразу ответил Никитка. Он удивился, что чётко произнёс букву «Р» Это произошло как-то незаметно.
– А почему? Когда мы ехали в поезде, с нами ехал такой здоровенный дядя-моряк с усами. Он сильнее и храбрее всех! Как он рассказывал о море, о волнах, как они топили фашистские корабли. Я не поменяю своё желание.
– А я хочу стать шофёром, как мой папка. Шофёры тоже были нужны на войне и в пехоте.
Так они сидели в полутёмной комнате, откровенно делились своими секретами, мечтами. Вдруг ярко зажёгся  свет, и в комнату вошла воспитательница тётя Света, пропуская мальчиков и девочек, которых привели родители.

                Первая поездка в Моршанск

   Пожилой мужчина лежал в комнате и смотрел на люстру. У него в очередной раз прихватило сердце. Боль была нестерпимой. Он попытался приподняться, чтобы достать со стола таблетки, но резкая боль пригвоздила его к дивану.
– «Неужели всё? – пронеслось у него в голове. – Я ведь не успел закончить от-делку дома, не дописал картину и не закончил макет альманаха. Люди ждут, наде-ются, а я расслабился. Непорядок. Вот полежу, оклемаюсь, выпью кофе и продолжу работу. Не время раскисать». Темнота опять накрыла его, а за закрытыми глазами опять, как в кино, открылись «кадры» из жизни...

  Перед глазами всплыли картины прошедшей жизни в год, когда ему исполнилось семь лет... Он вместе с мамой и папой поехал на поезде к маминой маме.    
– Папочка, я не пойму, как это мы едем к маминой маме?
– Вот у тебя, Никитка, есть мама? – спросил отец.
– Да.
– Так вот у твоей мамы есть тоже своя мама. Понял? Мы едем в Моршанск к ней. Она тебе будет бабушка. Бабушка Лена. Понял? А с ней живёт её муж – дедушка Андрей.
– А Моршанск – это что?
– Моршанск – это город за Москвой. – А Москва – это тоже город?
– Это не просто город, это наш главный город – столица. Там живёт наш вождь, и руководитель нашего государства – Иосиф Сталин. Запомни, сынок, это имя.
Ночь прошла в поезде без приключений, если не считать, что именно ночью Никитка, ворочаясь во сне, свалился со второй полки вниз. Хорошо,что попал на руки отца, а то ударился бы сильно о стол. Отец положил его на полку. Никитка спросонья ни-чего не понял и продолжал спать.
  Ясное утреннее солнце осветило с правой стороны вагон. Лучи проникали сквозь стёкла, нагревая воздух. В вагоне громко разговаривали, плакали дети, по проходу взад и вперёд сновали люди.
Николай Андреевич снял Никитку со второй полки, прихватил мыло, полотенце и повёл в ближайший туалет умыться. Когда они вернулись в купе, услышали голос проводницы:
– Граждане пассажиры, поезд через полчаса прибудет на Белорусский вокзал Москвы. Попрошу быстрее заканчивать утренние процедуры. За пятнадцать минут до прибытия поезда на вокзал туалеты будут закрыты.
 Отец пошёл в купе проводницы. Через несколько минут он  принёс три стакана чая.
Прошло ещё немного времени, и в вагоне вдруг заиграла бравурная музыка.

Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся советская земля.
Холодок бежит за ворот,
Шум на улицах сильней.
С добрым утром, милый город,
Сердце Родины моей!
Кипучая, могучая,
Никем не победимая,
Страна моя, Москва моя,
Ты самая любимая...

Поезд стал замедлять ход. А из динамиков внутренней трансляции неслось:

Кипучая, могучая,
Никем не победимая,
Страна моя, Москва моя,
Ты самая любимая.

   Поезд остановился. Пассажиры направлялись к выходу, неся свои чемоданы, сум-ки. Мамы зорко следили за своими отпрысками... Мужчины исполняли роль носильщи-ков ручной клади. Через несколько минут и Никитка ступил впервые на перрон земли московской. Папа огляделся вокруг. Носильщиков не было. Он подхватил чемодан, а мальчик взял небольшую сумку,  мама взяла, кроме своей сумочки, небольшой чемо-дан. Они направились к выходу. Узорчатые ворота, которые на ночь, видно, закры-вались, были открыты, и пассажиры прибывшего поезда направились к ним. Пройдя ворота, они оказались на большой площади. В середине площади стоял памятник. 
– А кто там стоит? – поглядывая во все стороны, спросил Никитка, раздираемый лю-бопытством.
Он пока не понимал, что отцу тяжело нести упакованный мамой большой чемодан. Ему было всё интересно.
– Где? – спросил, останавливаясь, отец. 
Он вытер испарину со лба и посмотрел в сторону, куда показывал сын. 
– А, это памятник Сталину. Я рассказывал тебе в поезде о нём, – ответил отец.
– Как много людёв и машин, – сказал Никитка.
– Не удивительно!  Это же столица – самый главный город нашей Родины, сынок. Многие хотят приехать сюда, посмотреть на Красную площадь, побывать в мавзолее
у Ленина.  Кстати, запомни: не «людёв, а людей».  И, подхватив чемодан, напра-вился к стоянке такси.

   На стоянке было несколько свободных «Побед», и отец подошёл к одной из них, говоря при этом, обращаясь к очереди:
– Простите, мы с ребёнком, простите…
Водитель «Победы» вышел из кабины, открыл багажник. Помог положить чемоданы и спросил:
– Куда едем?
– На Павелецкий вокзал, – сказал отец.
Ехали недолго, хотя для Никитки всё казалось вечным. Рядом за окном мелькали «Победы», «Зимы», «Москвичи» …

  Они проехали по Красной площади, переехали большой мост и куда-то повернули. Вскоре  остановились на площади возле большого длинного здания. Шофёр открыл ба-гажник, достал чемоданы и сумку. Отец расплатился, и машина уехала. Взяв вещи, все направились к этому длинному зданию.
  Никитка впервые видел такие дома, множество людей. Ему было всё интересно. На-конец, они вошли в здание. На них обрушился гул и одинаковый запах всех вокза-лов. Ребёнок как-то струсил и прижался к отцу.
– Не дрейфь, сынок. Вы с мамой посидите, а я пойду куплю билеты, и мы поедем дальше, – сказал отец.
– А ты не потеряешься? – чуть не со слезами на глазах спросил Никитка.
– Нет, сынок, не потеряюсь. – Он нагнулся, поцеловал сына в макушку и пошёл в сторону касс, около которых толпились пассажиры. 
Прошло довольно много времени. Наконец появился отец  и протянул маме билеты.
– Вот, еле-еле последние на сегодня достались. И куда все едут? Мы  знаем куда, а они все куда? – пошутил отец. –   
– Аннушка, – обратился отец к матери, – идём в столовую, что-нибудь возьмём перекусить. Время ещё располагает. И Никитка проголодался, ведь правда,
сынок? – спросил он у сына.
Подхватив вещи, все направились в столовую.
Через час объявили посадку на поезд «Москва-Тамбов». Отец засобирался, подхватил свой большой чемодан и пошёл к выходу. За ним пошли мать и Никитка. 
Вот и вагон, перед которым остановился отец. Он предъявил тётеньке в какой-то странной форме с погонами билеты. Та что-то записала в блокноте и разрешила вой-ти в вагон. Следом за ней вошёл Никитка, а потом и мама. Спрятав в большие ящи-ки-рундуки чемоданы, мама с отцом сели на эти ящики, а мальчик забрался на верх-нюю полку.
– Ты только не крутись, а то свалишься, – предупредил его отец.
– Хорошо, –  ответил Никитка и стал смотреть в узкое верхнее окно. 
Долго ждать не пришлось: поезд тронулся.
– Ты не знаешь, когда придёт поезд? – спросила мама.
– Часа в четыре ночи. Светлеет рано, так что кто-нибудь будет ехать, подберёт нас по дороге.
Из сказанного отцом Никитка не понял ничего. Да он и не слушал. Он глядел в окно. Вдруг всё пришло в движение. Перрон с людьми стал уходить куда-то назад. Мальчик посмотрел вокруг, потом опять в окно. В вагоне всё оставалось на месте, а за окном уже начало всё меняться, двигаться назад. Что его ждало впереди, он не знал. А впереди его ждала неизвестность, новые впечатления и встречи.

                В Моршанске



                -Спокойно, всё в порядке. Моя фамилия — Бендер! Может, слыхали?
                – Не слышал, — нервно ответил Ипполит Матвеевич.
             – Ну да, откуда же в Париже может быть известно имя Остапа Бендера?
                Тепло теперь в Париже? Хороший город.
                У меня там двоюродная сестра замужем.   
                Недавно прислала мне шелковый платок в заказном письме…
                – Что за чепуха! — воскликнул Ипполит Матвеевич.
                – Какие платки? Я приехал не из Парижа, а из…
                – Понимаю. Из Моршанска...
                (Ильф и Петров «Двенадцать стульев»).


   Когда поезд прибыл в место назначения, Никитка спал. И неудивительно: был третий час ночи. Отец растормошил сына, снял со второй полки.
– Вот, малыш, мы и приехали к бабушке с дедушкой, – сказал отец, улыбаясь. – Сейчас выйдем из вагона и будем искать какую-нибудь двигающуюся повозку. Хорошо, если это будет автомобиль. 
Сошли на перрон. Через пару минут состав ушёл. Всё стихло. Через два перрона на небольшой возвышенности, стоял вокзал. Переходы были далеко, и отец, подхватив чемоданы, смело направился через пути к слабо освещённому зданию. Зашли в зал ожидания.
– Анечка, Никитка, посидите, отдохните. Я пойду, может быть, найду какое-нибудь транспортное средство. Не пешком же топать несколько километров в ночи. Хотя уже скоро рассвет.
Отец ушёл, а мальчик прижался к матери и тут же уснул. Разбудил его радостный возглас:
– Нашёл. Извозчик едет на «Гражданскую». Он живёт недалеко от тёщиного дома.
Отец подхватил чемоданы и направился к выходной двери, говоря при этом:
– Давайте быстрее. Извозчик за день устал. Ему надо отдохнуть – и опять к поез-ду.
  Выйдя из вокзала, Никитка увидел чудо из чудес: перед ним стояла не телега, какие он уже видел, а красивая повозка с верхом с большими колёсами на резине, а впереди стоял красавец конь с длинной гривой и длинным хвостом. На переднем сиденье сидел дед с густой  белой бородой. На голове у него была какая-то неви-данная раньше шапка или шляпа.
– Папа, а как называется эта телега?
– Сынок, это не телега, а фаэтон. У телеги нет верха от дождя, а здесь есть. А дядя, который сидит на облучке, называется извозчик. Понял? 
– Поехали, уважаемый, – обратился отец к извозчику.
Сын прижался к отцу и внимательно разглядывал в рассветной тишине окружающий мир. Небо светлело. Кузов фаэтона качало, подковы цокали о выложенный на дороге булыжник. Светало, когда фаэтон подъехал к низенькому, вросшему почти до окна дому. Большие тяжёлые ворота были закрыты. Отец расплатился с извозчиком, и тот уехал. Все вещи перенесли с дороги и поставили на самодельную лавку, которую сделал, видно, дед – хозяин двора и дома. Отец заглянул в окно. В доме было тем-но. Он стал стучать в ворота. От стука проснулась собака и стала громко лаять.
Через некоторое время послышалась кряхтение, и мужской старческий голос спросил;
– Хтой-то там?
– Это мы приехали, папа. Открой калитку, – сказала мама.
– Хто мы? – не понял со сна мужчина.
– Папа, что не узнаёшь голос дочери? Я, Нюра. Через некоторое время послышались приближающиеся шаги.
Заскрипело отодвигаемое устройство, щёлкнула щеколда, и калитка отворилась.
– О Господи, доченька, как же я не узнал твоего голоса? – запричитал мужчина.
Никитка внимательно наблюдал за происходящим.
– Здоров будь, зятёк, – проговорил мужчина, обращаясь
к Никиткиному отцу и обнял его.
– А это что за пострел? – обратил он свой взор на мальчика. – Ты кто таков? – спросил он, улыбаясь.
  Мальчик спрятался за отца, но добродушный взгляд и улыбка успокоили ребёнка, и он вышел вперёд.
– Никак внучок приехал? Давай ручку, поздаровкаемся, – и протянул свою худощавую ладонь. – Как звать-то тебя? 
– Никитка, – ответил мальчик и вложил свою ладошку в дедову.
– А я, знать, твой дед Андрей.
– А у меня был братик Андрейка, – осмелев, сказал мальчик.
– Не говори глупостей, нечего выдумывать, – вмешалась мать.– Пошли во двор. Не будем на улице отношения выяснять. Пап, я в доме всё объясню.
Все направились во двор, а потом и в дом. В сенях их встретила дородная, похожая на большой колобок, женщина, которая сразу запричитала:
– Ой, Божечки, Матерь Божья, Нюра приехала! Сколько зим и лет, живы, здоровы…
– Мама, живы и здоровы. Мы устали с дороги. Давай отдохнём, потом обо всём поговорим.
– Нет, уж, позавтракаем, а потом пойдёте отдыхать, – возразила ей бабушка.
Тут она заметила Никитку. Лицо её изменилось.
– Это о нём ты писала? – спросила она у матери.
– Да, мама, о нём. Прошу, ничего не говори лишнего. Надо, чтобы он забыл прошлое.
– Ладно, доча, ладно. Она наклонилась к мальчику и спросила:
– Так ты и есть Никита?
– Я не Никита, а Никитка, – ответил мальчик и насупился.
– Так это то же самое. Вот смотри, я – баба Лена или Алёна. Мамку твою как зо-вут?
– Аня.
– Правильно, Аня, а мы её зовём по-домашнему – Нюра, потому что это одно и тоже. Понял, горемыка, сиротинка? Да не бойся ты, иди, обниму тебя, Никитушка.
От этих слов у мальчика как-то само собой отогрелось сердечко, он вдруг подошёл к бабушке, обнял и заплакал.
– Не плачь, маленький, сиротинка моя.
– Мама, – строго сказала мама Аня-Нюра. Я же просила...
– Хорошо, хорошо, – ответила та. – Не буду.
Отец с дедом отнесли вещи в комнату, которая была первой слева в этой большой комнате-столовой. Она же являлась и кухней, потому что в середине стояла большая русская печь. Сразу от печи, опять слева, была белая дверь, которая открывала вход в коридор. Справа по коридору – маленькая комната, в которой жили дед Анд-рей и баба Лена. Они спали на высоких металлических кроватях. Видно, на пружинах лежало два, а то и три матраца. Прямо по коридору – ещё одна большая комната, а слева находилась дверь, а за ней – маленькая комнатка. Там жила тётя. Позже Ни-китка узнал, что она не слышит и не может говорить. Тётя, её звали Александра или Шура, была в детстве травмирована и повредила глаз, и  косила. 
– Вот беда, – как-то высказалась бабушка Лена. – Мало того, что глухая, немая – она ещё и косая. Но что сделаешь, растим с малолетства, названая сестричка твоей маме, – сказала она Никитке по секрету.
После завтрака путешественники пошли отдыхать в свою  комнату, а мальчику постелили на большом и широком сундуке. В нём, как узнал мальчик, лежали платья и другая одежда  бабы Лены. На нём он быстро уснул.

   Шли дни за днями. Никитка с отцом и матерью ходил на речку Цну. Посередине речки находился песчаный островок. На нём было много отдыхающих: загорающих, купающихся в прохладных водах реки. С острова был виден большой высокий мост, который соединял два берега. На нём шли ремонтные работы. Он был разрушен во время войны. На правом берегу стояли жилые дома, а на левом разместилось обще-житие лётчиков, дальше – военно-лётное училище, а за ним – аэродром. Каждый день над городом летали военные самолёты. Небо гремело, гудело и взрывалось. Это на полигоне пробовали включать пороховые ускорители. Обо всём этом Никитка узнал, когда стал старше. А пока, под грохот самолётных двигателей, он после купания уплетал свежесварёную картошку с длинным зелёным хвостом лука, окуная его в соль, пил кефир и светился счастьем.

   Время пролетело быстро и, главное, незаметно. Родители стали собираться в обратный путь. Отпуск у них закончился. Через два дня Никитка уехал с родителями домой.
Вот и середина лета. Детский сад уехал на летнюю дачу. Мать узнала адрес, и они с отцом решили отвезти туда сына. Ехать было недолго. Летний лагерь детского садика № 19 находился в районе Сапежинских гор. Почему они так назывались? Очень просто. Когда-то это были владения воеводы Великого князя Литовского Сапеги. Об этом Никита узнал, когда стал взрослым и начал собирать материалы к своему ис-следованию о легендах Великого княжества Литовского. Но пока это была маленькая деревянная база для лыжников, которая пустовала в летний период. Детям здесь бы-ло хорошо: чистый воздух, сосновый лес, птицы, бабочки, стрекозы и, конечно же, божьи коровки с кузнечиками. Целый месяц на лечебном воздухе, вдали от городской пыли и гари.

   В один из светлых солнечных дней дети играли недалеко от деревянного жилого дома. Никитка играл в мяч с белобрысым Игорьком и с Лёшкой,  вместе  с которым они пели о военных дорогах. От удара Игорька мяч полетел к дому и упал в траву под окном. Нянечка, тётя Клава, увидела мальчика и попросила ей помочь:
– Никитка, я открою окошко, помою его, пока вы играете. Помоги мне открыть его. Я подтолкну, а ты придержи. Ладно?
Мальчик бросил мяч в сторону ребят, а сам подошёл к дому и стал придерживать низ рамы. Что-то не поддавалось. Тогда тётя Клава нажала сильней, и в этот момент рама сорвалась и полетела на ребёнка. Стёкла крошились о голову, раня её, впи-вались в маленькое тельце. Никитка испугался и закричал. На крик обернулась вос-питательница и с ужасом в глазах побежала к лежащему в крови Никитке. Она увиде-ла испуганную нянечку и приказала:
– Врача быстрее!
Няня рванула из комнаты, как ошпаренная. Через какое-то время появилась доктор с ящичком. Никитку отнесли подальше от места происшествия, и она стала обрабаты-вать раны. К ним прибежала и заведующая садиком. Увидев всё, что произошло, она побежала к себе в кабинет звонить родителям Никитки и в «Скорую». Мальчика пере-вязали, наложили мази, остановили кровь и отнесли в палату. Часа через два при- ехала мама и сразу же подъехала, завывая сиреной, «Скорая». Пока мама разбира-лась с администрацией, врачи установили тяжесть повреждений, оставили лекарства и уехали. С ними уехала и мать мальчика. Этот случай остался у него в памяти, как и малозаметные шрамы на голове и на теле, один из неприятных.

   Прошло около двух лет. Для Никитки жизнь не была однообразной. Игры со свер-стниками в детском саду заглушили боль одиночества без брата. Начало забываться время проведённое в приюте, недоедание, хотя… Ребёнок, наверно, как и многие де-ти того времени, всё время старался спрятать кусочек хлеба в карман штанишек. Когда был белый хлеб, он всегда оставлял верхнюю корочку и прятал в кармашке. Мама его за это ругала, но сын не мог себе позволить остаться без корочки или заветного  кусочка хлеба...

                Утро 1 мая

   Утро 1950 года выдалось светлым, солнечным. Никитка проснулся от игривого солнечного лучика, который светил в глаза, перебегал на щёки, нос, прыгал на глаза и старался заставить мальчика подняться, улыбнуться солнышку, потянуться и побежать по траве. Но Никитка жил в городе, во дворе не было деревьев и травы, если не считать только цветочки у пани Крулёвой с первого этажа. И то они появ-лялись позже, потому что на этот первый полуподвальный этаж солнышко никогда не заглядывало.
   Никитка быстро вскочил с кровати, заправил её, как учили в приюте, оделся и выскочил во двор. Уже была слышна громкая, звонкая музыка. Соседи во дворе при-ветливо здоровались, поздравляли с праздником. Мальчик выбежал на улицу, огля-делся по сторонам: машин не было. Он перебежал дорогу и побежал по площади на-против его двора. Там уже собирались группами мужчины и женщины. Они шумно раз-говаривали, кто-то напевал «Катюшу». А из динамиков с Большой улицы доносилась песня:

"Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля.
Просыпается с рассветом
Вся советская земля.
Холодок бежит за ворот,
Шум на улицах сильней.
С добрым утром, милый город,
Сердце родины моей!..!

   Мужчины стояли группами, нагибались, как будто принимали заклинание, резко выпрямлялись и опрокидывали в себя содержимое стаканов, потом опять продолжали разговоры. Через некоторое время мужчины и женщины 
направились в сторону рынка «Гале», а оттуда по улице Пилимо, соединившись с колоннами демонстрантов от железнодорожного депо, направлялись на центральную улицу – проспект Ленина (в настоящее время проспект Гедиминаса).
На площади Никитка встретил своих друзей, и они договорились пойти на Большую улицу. Выбежав гурьбой из переулка, ребята остановились.

"Кипучая, могучая,
Никем не победимая.
Страна моя, Москва моя,
Ты самая любимая..."

Доносилось из динамиков. Духовые оркестры  играли марши и бравурную музыку, ко-торые сменялись радостными песнями о деревне, о сталеварах. Празднично одетые горожане прогуливались парами, семьями. Это приподнятое настроение передалось ребятам. Они с криками: «Первое мая – кошка больная. Чёртики звонят, кошку хоро-нят!» – побежали вниз по улице. Им преградил дорогу пожилой, с седой головой и наградами на пиджаке, мужчина.
– Как вам, мальчуганы, не стыдно? Такой праздник, а вы, басурмане, хулиганите. Кто вас учит этому?
Пристыженные ребята, уже без выкриков, побежали дальше. Они свернули на узенькую улочку и через очень короткое время оказались у Пречистенского кафедрального собора. Рядом протекала юркая речушка Вилия.
А праздничный день только начинался...

                (Продолжение следует)...