СЕМЬ и Я

         «СЕМЬ и Я».   ЧАСТЬ  ВТОРАЯ.
                Глава ХХХХIХ.


      До окончания уроков оставалось около полутора часов. Все  самое интересное, скорее, удобоваримое, уже пролетело. Сидя на предпоследней парте,  Матвей виновато оглядывался по сторонам. Что им всем от него надо? Обошлось без контрольной по истории, не было опроса по географии. Вот он, звонок на урок, а в классе никого, кроме него и учителя, который скоро начнет беспокоится по поводу отсутствия учеников.
- А где класс?
Казалось, на долю Матвея выпало лишь изображать неподдельное удивление. Для этого не надо было много стараться, достаточно театрально надувать щеки и вылупливать глаза. Учитель, молодой практикант, повторил свой вопрос. Ради получения конкретного ответа преподаватель предстал пред очами рассеянного ученика. Под давлением вопросительного взгляда парень поднял глаза, - На предыдущем уроке все были на своих местах.
Кончики указательных пальцев педагога нервно подергивались. Из них двоих мальчишка явно лучше владеет собой. Плотно сжав губы, прежде, чем вновь  разомкнуть их, вопрошающий хорошо подумал. Его обращение может быть неверно истолковано. Учитель всегда прав, так считает старомодное общество, к которому он себя не относит, - Теперь принято выборочно посещать уроки?
Этот дятел от него не отстанет, но и ребятам его покровительство будет недешево стоить. Следует научить их считаться с его интересами, - Только, что закончилась физкультура. Может, они не успели переодеться?
Его ответ был скептически воспринят, - Однако, вы успели облачиться в цивильную форму.
Выдержав паузу, Матвей проронил, - Я – особое дело, я игнорирую физкультуру.
- Могу полюбопытствовать: почему?
Ответ предвосхитила натянутая улыбка, - У нас с преподавателем, Сергеем Александровичем разняться взгляды на жизнь. Такие, как я создают окружающим множество неудобств.
- Это окружающие вам сказали?
- Нет, это – мое собственное наблюдение.
- Я принимаю его, но выражаю свое несогласие. Нестандартное украшает нашу жизнь, делает существование разнообразнее.
- Зря вы жалеете меня. В отличие от вас, мои ровесники беспощадны. Если  бы я не был им полезен, меня давно уничтожили.
- Обидно?
- Представьте себе, нет. За годы наблюдений я научился ставить себя на чужое место, зато свое некому не уступлю.
- Однако, мы увлеклись. Класс в полном составе не явился на урок, и в том я вижу общественный вызов. Мне придется обратиться к директору. Вас устраивает подобный вариант?
Он хладнокровно произнес, - Что меняет мой ответ? Разве вы намерены к нему прислушиваться?
- Назовите мне хотя бы один способ избежать тяжелых последствий.
Вместо ответа Матвей обхватил руками голову.  Пусть понимают его, как пожелают. Спустя минуту он догадался, его оставили в гордом одиночестве. Дятел  ушел жаловаться. Что оставалось делать Матвею?  Конечно, до конца урока придется где-нибудь отсиживаться, и правильнее всего, не на виду пусть даже у случайных свидетелей. Выйдя из аудитории, он свернул в
ближайший туалет, там ему пришлось подслушать чужой разговор, льющийся из соседней кабины. - Препод молодой, пойдет нажалуется.
- Не пойдет. Его Клок задержит.
- Клок сам может смыться.
- Он так не сделает, потому, что потом будет, о чем сожалеть.
- Если сделает, жалеть будем мы. У меня по английскому неуд.
- Клок обязан удерживать препода.
- Тихо! Рядом, в кабине кто-то торчит.
В воцарившейся тишине, казалось, ощущалось  любое движение. Матвей прилип к стене, очутившись в зависимом положении. Ему отсюда не выйти, пока не исчезнут его одноклассники. Они затаились. Вероятно, желают узнать, кто рядом с ними. Вдруг они догадались? Раздался требовательный стук. Клочков замер. Если станут допытываться, может, ему ответить не своим голосом? Получится ли?
- Кто там рядом? Клок, если ты, признайся, а то хуже будет.
Так и есть, накликал беду. По соседству щелкнул замок. Они опередили его. Что предпримут его одноклассники. По другую сторону двери, кажется, не шевелились. Тихо вышли? Нажав на спуск, узник по неволе приоткрыл дверь.
Удача! Он, наконец, остался один. Ура!!! Теперь домой. Нет ничего лучше, чем в морозный  мартовский день расположиться с большим, хрустящим чизбургером и чашкой горячего  бульона перед игровой площадкой …
- Клок, почему ты не на английском?
Матвей остолбенел от неожиданности. На физиономии классного увальня была отображена целая гамма чувств: от изумления до страха. Сейчас его начнут воспитывать, хорошо, если не убивать. Не хочется уходить в расцвете сил, когда впереди столько нереализованного …
Стоящие перед ним были почти на полголовы меньше ростом, однако, Матвей испытал настоящий животный страх. Не исключено, что  враги почувствовали состояние.
- Чего молчишь, клокдайн?
Фразу он скорее прочитал по губам, и растерялся. К действительности   его вернула сильная боль. Кто-то их двоих негодяев с яростью топтался на его ноге. Матвей осторожно отодвинул нарушителя в сторону, - Вы не в курсе. Препод сам ушел, и не стал меня слушать.
- Значит, плохо объяснил. 
Искоса озираясь по сторонам, он готовился к отступлению. Преимущество было на стороне неприятеля, позади его стена, вперед ему также путь заказан.
- Предупреждаем, если препод нажалуется, мы нажалуемся на тебя,- свое предупреждение пацаны бросили уже на ходу.
Матвей замер в нерешительности. Что теперь с ним будет? -  Эй, подождите. … а на что вы  нажалуетесь? – вопрошал вслед уходящим Клочков.
Обращение его проигнорировали. Может, его за человека теперь не считают? В расстроенных  чувствах классный изгой вернулся домой.  Там его ждало новое испытание. Макс за что-то был зол на него. Уставившись куда-то вдаль, младший домочадец  прокрался к себе в комнату. Ждать долго не пришлось. Сожитель мамаши последовал за ним. – Что … что ты сказал матери?!
Он никак не мог прийти в себя от школьных событий, а тут еще пристрастные  расспросы, - Не понимаю, о чем ты меня спрашиваешь?
Закрывая собою выход из его комнаты, Макс заорал, - Кого я должен спрашивать? После разговора с тобой по телефону Людка сама не своя. Чего именно ты ей сказал?
Матвей лишь пожимал рыхлыми плечами и молчал. Макс со всего размаху влепил кулаком по косяку двери, и тут  же его сварливая физиономия исказилась от боли. В это время ни одна черточка не изменилась на лице у его собеседника, а душа его ликовала. Наконец, злодей получил по заслугам, тем более, что сам себя наказал. Оставшись в гордом одиночестве после бегства возмутителя спокойствия, парень начал мечтать о перекусе. Для этого кухня должна быть свободна.  Прислушиваясь, Матвей пытался уловить хотя бы какие-нибудь опознавательные звуки. Тщетно. Не мог же Макс испариться. В такой маленькой квартире все жильцы друг у  друга на ладони, и замечательно, если это ладонь такая же широкая, как у него. Через пару минут парень уже знакомился с содержимым холодильника. Первое, что привлекло его внимание, открытая упаковка сосисок, а сбоку дверцы призывно маячила открытая банка красной икры. Вскоре  о ее приобретении остались одни воспоминания, причем вкуса лакомств он не распробовал. Однако, на вторую ходку Матвей не отважился, так, как из туалета на кухню вывалился Макс, благоухающий лекарствами.
Прежде, чем лечь задремать обитатель комнаты избавился от пустых упаковок, выбросив их за окно. Пусть ему приснится вкусный чизбургер, лучше целая витрина с котлетами и булочками. Задремать, будучи окутанным пряными ароматами  любимых лакомств Матвею не пришлось. Неожиданно обнаружился надоедливый звук, который явно производил некто в комнате. Но кто и где? В десяти метрах и спрятаться-то негде. Звук, нечто среднее между постукиванием и дребезжанием, раздавался с завидным постоянством, так, что Клочков не мог определить, снится ему это или происходит  на самом деле? Занудливый звук нервировал, опустив голову на подушку, Матвей мечтал уснуть. Даже, после того, как он зарылся головой в подушку, покой не наступил. Голова парня раскалывалась, от надоедливого постукивания. Только покажись ему источник шума, и он с удовольствием размажет его по  стенке. Холодная сталь глаз сканировала свободное пространство крохотной комнаты в его поисках. Кажется, его диван сдвинули с привычного места, - Эй, кто там?
Вместо ответа на некоторое время установилась тишина. Надолго ли?  Загвоздка в перемещении дивана. Усилия Матвея по передвижению мебели не увенчались успехом. Что-то или кто-то мешал осуществить задуманное. Ничего, он постарается. Напрягая все свои не дюжие силы, он лишь немного выиграл. За диваном оказалась ниша, в которой, по видимому, кто-то схоронился. Пусть неприятелю будет хуже! Схватив первое, что подвернулось ему под руку, Матвей, со всей силы наносил удары рукояткой пылесоса, по всему, куда придется. Вероятно, один из ударов пришелся в цель. Неизвестный завыл от боли. Схоронившаяся бесформенная масса после обнажения превратилась в … его мамашу. Зубами она стучать не перестала.
-  Мама, что ты там делаешь?
Изумление Матвея достигло предела. Его ненависть к источнику шума улетучилась. Его мать, привыкшая повелевать всеми и вся, предстала пред ним в столь жалком виде!!! Что же должно было случится, чтобы царица Клеопатра снизошла до ничтожной рабыни?
- Мама, ты боишься, ты чего-то боишься?
Он пристально всматривался в родные черты и не узнавал их. Ее округлившиеся темно-серые глаза напоминали разбитые блюдца. Они выглядели уродливыми, их хотелось уничтожить, полностью стереть в порошок, ведь они лгали, предательски лгали всем. Ради чего?! Ради обеспеченной, сытой жизни, к которой каждый идет своим путем. Он тоже любит чизбургеры и кафе быстрого питания, но цена угощения слишком высока.
- Мама, ты обманываешь людей. Они не могут заступиться за себя, и ты их обманываешь. Ты поступаешь так ради … меня?
Матвей с трудом оторвал голову от подушки. Кто-то сильно тряс его за плечо. Вот они, разбитые блюдца, только уже склеенные уставились на него в упор.
- Дрыхнешь. Хорошо устроился. А мы за тебя будем вкалывать.
Реальность разочаровала его, - Чего вам всем от меня надобно?
Вместо ответа Клочкова вопрошала сама, уткнув руки в упитанные бока, - Где Макс?
Зевая, он уселся на диване,- Не знаю. Он мне не докладывает.
- Слушай меня внимательно. К нам домой могут приходить  полицейские. Они станут  тебя расспрашивать. Хорошенько подумай, прежде, чем отвечать на их долбаные вопросы. Лучше не сказать, чем сболтнуть лишнее. Мотя, посмотри на меня.
Он исполнил желание мамаши.
- Ты уже взрослый, и многое в состоянии понять. Меня будут обвинять в разных преступлениях, наговаривать, чего не было. Никого не слушай. Я по-прежнему тебя люблю и обеспечу тебя на всю жизнь. Понял?   
Матвей молча кивнул головой. Кажется, его худшие предчувствия начали сбываться, - Мама, что важнее: истина или родственные чувства?
- Истиной сыт не будешь. Иногда полезно соврать ради спасения.
Он был не согласен, но не спорил. Будет лучше, если мамаша увидит в нем союзника. К сожалению, он для нее лишь игрушка, которую любят, лишь пока она скрашивает одиночество. Его мамаша боится остаться одной больше всего на свете. После споров и разбирательств выяснилось, что они разные, у Матвея страх вызывает потеря независимости.
- Мотя, тебе следует, как можно скорее устроиться на работу. Проще всего, курьером, - и тут Клочкова, словно спохватившись, полюбопытствовала, - Как у тебя обстоят дела с учебой?
- Я пока не исправил оценки по физике и химии.
- Почему?
- Много непонятного.
- Обратись за помощью к учителю. Скажи, что тебе нужны дополнительные занятия.
- Они платные, - парировал Матвей.
- Неправда. Школьное образование бесплатное, это гарантируется конституцией.
Ему приходилось лишь вздыхать, размышляя над тем, куда он отправится устраиваться на работу. Поблизости, кроме супермаркетов, где ему могут предложить работу курьера, ничего нет. Вдруг одна подходящая идея пришла ему в голову, - Мама, возьми меня курьером, я буду развозить твои бумажки.
Его воодушевление тут же снизошло на нет, как только прозвучал ответ собеседницы, - У меня слишком важные документы, чтобы я доверила их несовершеннолетнему. Устройся в магазин и принеси мне справку от работодателя.
Позже, уже находясь в поиске, Матвей гадал, зачем мамаше понадобился документ, подтверждающий его трудовую деятельность? Неожиданно, ему повстречались два одноклассника, от которых он так неумело прятался в сортире.
- Клок, дай пять тысяч в долг.
Двое задирающихся перекрыли ему дорогу к отступлению. Объяснение, которое они услышали следом, оглушило своей обыденностью, - У нас денег нет. Я на работу иду устраиваться.
- Врешь! Твоя мамаша ворует вагонами. Она кого, угодно купить может.
- Вот, ты и обратись к ней, - в попытке сбежать, Клочков поскользнулся и очутился на ледяном, студеном насте. Стоя над ним, смеялись, хорошо, что не пинали ногами. Стоило Матвею предпринять очередную попытку встать, как его вновь толкали. Он снова терял равновесие, и злился, но не на зловредных одноклассников, а на родную мамашу. Она должна была все это предвидеть, ведь ей лучше известна жизнь и вся ее подноготная.
- Клок, приглядись, пять тысяч у тебя  под ногами не валяются?
Ехидное ржание еще долго раздавалось у него в ушах. Вина таких, как он, безответных, заключается в том, что он соглашается терпеть. Но терпением зло не одолеть. Необходимо активное сопротивление, только так можно достичь справедливости.
После того, как над ним изрядно поиздевались, расхотелось идти устраиваться на работу. Негодяи лишний раз пытались доказать ему, что он …. не такой, как остальные.  И дело даже не в отсутствии у него соответствующих стандартов. Он не сбивается, как все, в стаю, на все имеет собственное мнение. Но что оно стоит, когда вокруг все продается и все покупается. Все? Иногда ему не хочется возвращаться с игровой площадки. Там все просто и понятно. Старт, трудное задание на скорость, ловкость, умение предвидеть, и финиш, который не приемлет иного, чем победа варианта.
Что он скажет дома матери? Соврет. Она изобразит, что поверила. Не нужны им деньги, ведь мать «вагонами ворует»  и проворачивает все по-умному. Управляет двумя машинами  по доверенности, руководят принадлежавшими ей агентствами недвижимости подставные лица, и квартиры, приобретенные ею, имеют других, третьих собственников. Так, что перед законом она честна, а мнение окружающих ее мало интересует. Есть ли на свете кто-нибудь или что-нибудь, чего она боится? Возможно, существуют на свете люди, которым ничто и никто не страшны, или они придают себе соответствующий вид. Мамаша к ним не относится. Время от времени она устраивает истерики, участвует в скандалах, смеется, плачет умеет лгать и претворяться. Обмануть ее он не в состоянии, она  почувствует ложь. Однако, почему она обманывает других, близких ей людей, ведь не от любви же она это делает ли, быть может, от любви … к самой себе?
Дома он никого не застал и обрадовался тому. С холода у него в порыве нереализованных переживаний  проснулся волчий аппетит. Удастся ли ему утолить голод? Сегодня не его вечер. Холодильник почти пустой. Мамаша не питается святым духом, пожрать она любит. Каково же было удивление Матвея, когда за шторой. В проходной комнате он обнаружил … мешок с хлебом, еще  мягким, с тонким ароматом жареного лука. Он взял целую буханку и, сжав с одной стороны, отломил себе большой кусок.
Необычный вкус изделия не давал остановиться. Матвей с жадностью поглощал кусок за куском. Хлеб не был пересушен, и его не требовалось запивать. Странно, его словно что-то тянуло к дешевому угощению. Остановился едок, когда есть было более нечего. Вздохнув, будто после тяжелой работы, парень ощутил необычайное успокоение. Простая еда, доступная каждому вызвала у него желание вздремнуть. Матвей не стал сопротивляться инстинктам. Может, стоит довольствоваться малым, чтобы все в жизни казалось замечательным?
Засыпая, он вновь ощутил себя на игровой площадке. Ему не надо было спешить, он наслаждался неопределенностью, которую никто у него не оспаривал. Хотелось радоваться, но за годы притеснений, он привык сдерживать эмоции. Кто же рядом плачет навзрыд?
Матвей открыл глаза и понял, что ему все это не померещилось. Плач был голосистым, его явно не пытались сдерживать. Сытый и спокойный он удовольствовался малым. Возмутительницей спокойствия на этот раз была его мамаша. Спать сразу расхотелось и вовсе не из-за сочувствия. Вероятнее всего, виноватым в ее неудаче сделают его. Матвей напрягся и не напрасно. Спустя секунды дверь в его комнату распахнулась, - Сидишь … а я вот работаю за всех. Где Макс?
Под гневным взглядом матери он никак не мог усесться. Не поднимая глаз, тут же произнес, - Не знаю. Макс мне ничего не сообщил. 
- А спросить сам ты не догадался? Чего молчишь?
Мать стояла перед ним, уткнувшись в рыхлые бока, которые на людях она чаще всего пыталась спрятать. Она не успокоится, пока не оторется, - Что я должен делать? До магазина не дошел. Хочешь знать, почему?
- Нет. К нам никто не приходил? - спрашивая, Клочкова оглядывалась по сторонам.
Ее беспокойство передалось сыну. Чего мамаша боится? Вот он сейчас сам у нее спросит. Однако, когда он поднял глаза, в комнате, кроме него уже никого не было.  Пронесло. Матвей с облегчением вздохнул. Мамаша скоро смоется по делам, и все пойдет по-прежнему.
- Мотя!!!
Крик матери застал его врасплох. Рано было радоваться. Через пару десятков секунд он уже стоял на кухне перед глазами разозленной мамаши, взирая на нее сверху вниз. Их разделяла лишь открытая дверца холодильника.
- Почему здесь пусто? Когда ты успел все сожрать?
- Это несправедливое обвинение. Жрет у нас больше всех Макс.
- А ты только смотришь?
Здоровый детина моментально превратился в обиженного ребенка. Выпяченная нижняя губа, надутые щеки, чего еще надобно, чтобы его оставили в покое? Признание далось ему нелегко, - Мама, я хочу есть.
- Я тоже. Я дам тебе денег. Сходи в магазин купи все необходимое.
Любопытно, что мамаша понимает под необходимым? Пожалуй, он прихватит что-нибудь вкусненькое.
- Мотя, не набирай одних чизбургеров и пиццу. Лучше диетическое,- Клочкова протянула ему тысячу рублей.
Он смотрел на банкноту, как будто ее только, что нарисовали, - Этого … недостаточно. Диетическое стоит дороже.
- Хватит. Приучайся экономить.
Ему хотелось бросить в лицо мамаше о ворованных вагонах, не решился. Мамашу его считают миллионершей, а на магазин ему выделяют жалкую тысячу. В «магните» на бульваре, через дорогу от дома на глаза ему попалась куриная грудка, в молочном отделе он набрал несколько пачек сырковой массы с изюмом, а еще бананы, мандарины, которых на Новый год не доел. Еще бы на тортик, хоть небольшой хватило бы. Мечтам Матвея не суждено было сбыться. На кассе строгая кассирша выложила из его набора упаковку с пирожными, на которые ему не хватило, буквально, нескольких десятков рублей.
Дома мамаша накинулась на него, - Что это?
- Диетическое, то, что ты заказывала.
Перед решающим броском Клочкова замерла. Но хватило ее ненадолго, - Я вот это, - толстый палец уткнулся в пачки сырковой массы, - Не заказывала. Почему ты не выбрал простые продукты?!
Он не знал, что ответить. Кажется, еще чуть-чуть, и мамаша  начнет орать. В этом случае правильнее всего молчать. Вздохнув, он пожал плечами. Он расправы его спас телефонный звонок. Пока мамаша разговаривала, он удалился в свою комнату.  Лишь, очутившись на месте, парень вспомнил, что ничего из приобретенного в магазине с собою он не захватил. Придется снова лопать хлеб, мамаша, похоже, о нем позабыла. Рука залезла за штору. Ничего, пусто. Куда делся целый мешок?! От досады он чуть ни заплакал. Усевшись за письменный стол, обиженный на мамашу сынок, представлял себя за праздничным столом. Он спрячется за огромным тортом и не с кем не станет его делить. Сладкое угощение будет украшено шоколадными фигурками, мармеладом, засахаренными фруктами. Песочные коржи вперемежку с орехами и слоями бизе, залитыми вареньем, призывно маячили перед глазами. Сейчас он их закроет и откроет рот. Ах, как вкусно …
- Отомри. Я сейчас уеду, а ты сделаешь уроки и можешь ложиться спать.
Это что-то новенькое. Мамаша переходит на круглосуточный режим работы. Стало быть, ему представляется полная  свобода действий. Ею следует правильно распорядиться. Правильно …. Если знать, как это – правильно. Каждый понимает это по-своему, ему даже посоветоваться не с кем. Вот, если бы у него был брат или сестра.
Матвей открыл глаза. Праздничный стол тут же исчез. Угощением придется делиться, если  он будет ни один. Нет! Все самое вкусное он не кому не  отдаст. Выглянув в прихожую, он понял, что остался в одиночестве. Чего еще человеку для счастья надобно? Ликвидировать долги по физике и химии, и отправиться в путешествие, в обратном от мамаши направлении.