Роман-дилогия Никитка Продолжение

               

                Школьные годы

  В этот год весной Никитке исполнилось семь лет. Он готовился к этому дню серьёзно. Папа и мама купили ему ранец. Он был твёрдый, коричневого цвета – плоский ящик с плечевыми ремнями. Современные ранцы – вещмешки с отделениями, мягкие, с удобными ремнями. Тогда этого не было. Всё складывалось в одно отде-ление. Портфели тоже были не такие: их надо было носить в руках, с учебниками, они были ещё тяжелее.
Мальчик по несколько раз в день перекладывал тетрадки и книжки. У него не было только букваря. Не было его и в магазинах. Мама написала деду Андрею, чтобы он в
Моршанске поискал и купил букварь. За несколько дней до начала учебного года в Вильнюс приехал дед. Кроме гостинцев, он привёз и букварь.
Никитка с интересом перелистывал его, рассматривал чёрно-белые картинки.
И вот наступил тот день, когда мама, дед Андрей и Никитка пошли в школу. Идти пришлось недолго. Мальчик раньше с дворовыми друзьями несколько раз приходил сюда. Сложно было только с переходами через проезжую часть улицы. Вот и пришли. Школа №36 была семилетней и располагалась в правом крыле государственной филар-монии, занимая второй, третий и четвёртый этажи. Младшие классы находились на втором этаже. Вот туда, после линейки в коридоре третьего этажа, и привели ма-леньких «промокашек». Никиткин класс находился в среднем из пяти классов – боль-ших комнат с огромными окнами и стеклянными дверями. Молодая светловолосая учи-тельница привела первоклашек в класс, распределила всех по партам и стала знако-миться со своими учениками.   
– Дети, меня зовут Нина Ивановна, а фамилия – Панкратова. Запомните. Так вы будете меня называть всегда, когда у вас возникнут вопросы. А теперь давайте знакомиться…
Когда очередь дошла до Никиты, он, как научила учительница, встал и бодро сказал:
– А меня зовут Никитка.
Дети в классе засмеялись.
– И имя у тебя должно быть уже взрослое. Никитка – это же ласково. Надо – Ни-кита. Давай мы запишем так, а звать тебя все будут Никитка. Договорились?
Мальчик понимал: если пришёл в школу, то стал уже большим, значит… Никита.
– Ладно, валяйте, буду Никитой, если так надо.

  Пришла зима. Однажды поздним вечером, когда Никитка собирался уже лечь спать, в дверь неожиданно стали стучать. Наверное, все одновременно подумали: «Кто это может быть? Дед Андрей стучал по-другому. Может быть, телеграмма?» Мать кинулась к входной двери. Открыв её, впустила трёх военных и человека в длинном чёрном пальто и в чёрной шляпе. Они, отодвинув мать, прошли в большую комнату.
– Николихин Николай Андреевич? – обратился гражданский в чёрной шляпе к отцу. – Ваши документы, пожалуйста. А вы его жена? И вы предъявите документы. Также предъявите документы на ребёнка.
Мать кинулась к старинному буфету-серванту, открыла выдвижной ящичек, взяла документы и передала гражданскому. Отец тоже взял из нагрудного кармана пиджака документы и передал их.
– Я попрошу ещё документы на ребёнка, Анна Андреевна, – грозным голосом сказал гражданский. – Да, и детские талоны, пожалуйста.

Мать нашла и передала документы. Он долго проверял, что-то сверял со своими данными. Потом отдал их маме, а документы отца не отдавал. Затем обратился к одному из военных:
– Найдите понятых и немедленно!
Военный выскочил из комнаты. Ждать пришлось недолго. В комнату в сопровождении военного вошли Семён Маркович – сосед по площадке и тётя Маша – маленькая со-седка с третьего этажа, жена начальника детского особого карантина, куда достав-ляли беспризорных, нарушителей порядка, хулиганов, несовершеннолетних воришек…
– Товарищи понятые, сейчас состоится досмотр квартиры и одновременно опись иму-щества. Прошу быть бдительными.
Вся эта унизительная процедура проходила в напряжении и стрессе для Никитки и закончилась тем, что гражданский объявил, что папа арестован и будет препровождён в здание на проспекте Сталина (рядом с госконсерваторией).
– По всем вопросам обращаться в дежурную
часть и к адвокату, – сказал гражданский в шляпе.
Папу увели. Мама опустилась на стул и зарыдала. Никитка, плача, рванул с места с криками:
– Таточка, родненький, куда тебя ведут?
Военный грубо оттолкнул его. Ребёнок упал, больно ударившись правым плечом об угол.
– Это я виновата, – причитала мать. –  Я думала, что это будет шутка, а вышло – злая шутка…
Новый год, и пять лет, все весенние праздники сын с мамой встречали одни.
 
  Прошла зима, наступила весна. Никита с удовольствием познавал азы науки в школе. Ему очень нравилось чистописание. Он старательно выводил каждую букву. Это были основы каллиграфии, которые пригодились ему во взрослой жизни. Написание каждой буквы было сродни рисованию – любимому занятию мальчика.  Так в трудах проходили дни. Прошло три года. Наступил март 1953 года. Он выдался солнечным. Снега не было. Никитка уже по привычке собрался и пошёл в школу.  Придя в класс он почувствовал что-то неладное, какое-то оживление. Когда все школяры собрались в классе, зашла Нина Ивановна
с опухшим лицом и красными от слёз глазами.
– Дети,– объявила она, – Сегодня очень тяжёлый для всех нас день. Умер наш вождь, учитель – товарищ Сталин. 
С сегодняшнего дня на неделю объявлены каникулы. Убедительно прошу не ходить на Большую улицу в эти дни. Там будет очень много народа. Вас там могут случайно задавить. Будьте внимательны. Идите по домам.
Ребята, забыв о наставлениях Нины Ивановны, ринулись из класса. Они летели, бе-жали по улице Биржевой, Арклю(Лошадиной) в направлении к Большой улице, посмо-
треть,что там происходит. Никита вырвался вперёд с криком: «Ура, Сталин умер, у нас каникулы!» – выскочил из узкого переулка.  Вдруг сильный удар свалил его с ног, и мужик
с бородой, нагнувшись над ним, прошипел:
 – Молчи, щенок, убьют ведь тебя. Сегодня они это сделают, не моргнув глазом. Понял? – и помог подняться ребёнку. Через минуту он пропал в толпе. К Никитке подбежали соседские пацаны.
 – Что сейчас было, за что он тебя, – загалдели они.
 – За дело, – промычал он.
 – Пошли тогда… .
 – Не-а, не пойду, и вам не надо – мужик сказал. Идём во двор. Плечо болит.
Мальчик, держась за больное плечо и прихрамывая, пошёл к дому.
Пять минут ходьбы длились более, чем  полчаса.
Вернувшись домой, Никитка почувствовал лёгкий озноб.
«Надо бы натопить печку. Мамка придёт – тепло будет», – решил мальчик.
Он уже топил печь и знал, что и как. Почистил печь от золы, нарезал лучинки от поленца, принёс несколько оставшихся между дверьми полешек.
 «Надо принести ещё дров». – подумал мальчик. Складик находился рядом, на этом же этаже, только надо было пройти два взрослых шага и повернуть налево. Пройти ещё три взрослых шага – и сразу слева дверь в складик. Это был даже не складик, а целая холодная комната. Вот там были сложены дрова и уголь. Никитка выскочил в тапочках, в рубашке и в коротких штанишках со шлейкой через плечо. Вторую дверь он прикрыл. В ней стоял французский замок с защёлкой. Зафиксировать защёлку ребёнок забыл. Он на тапочки надел калоши и вышел за дровами. Складик никогда не закрывался, и ребёнок без усилий открыл дверь. Набрав дров, он пошёл к входной двери. Она была приоткрыта, но вторая... Вторую дверь Никитка попытался толкнуть плечом, потому, что руки были заняты. Дверь не поддавалась. Он толкнул сильнее, но результат был тот же. Мальчик положил дрова, сел на них и стал думать что делать, как открыть дверь. Подумав, он пошёл к соседям. По длинному балкону вто-рого этажа он прошёл к двери, где жила девочка Лариса – его соседка. Она была ещё совсем маленькой и не смогла бы ничем помочь, разве только её мама, но на стук в дверь никто не отвечал. Никитка вернулся к себе, сел на полешки, прикрыл первую входную дверь, чтобы не было так холодно. Его стало клонить ко сну. Вдруг дверь немного приоткрылась, и появилась рыжая собачья морда. Она посмотрела на мальчика и пролезла к нему.
Немного покрутившись и устроившись удобнее, она легла, прикрыв его ноги собой. Голову положила на колени Никите. Ребёнок засыпал…
Уже вечерело, когда открылась входная дверь, и мать, не понимая, почему дверь не заперта, приготовилась ругать сына. Нечаянно в сумраке она наступила на хвост рыжей собаки. Та взвизгнула и сильнее прижалась к мальчику. Мать хотела взять собаку за холку и выбросить, но она зарычала, повернув голову в сторону матери.
И только тогда глаза матери, привыкшие к сумеречной темноте, увидели голову сы-на. Её душа похолодела. Вначале она подумала, что собака грызёт ребёнка но, уви-дев, как собака старается прикрыть сына, смягчилась и просто отодвинула рыжее создание. Никитка спал, обхватив себя ручонками. На ногах – тапочки. Тельце при-крывала одна рубашонка. Мама второпях открыла вторую дверь, подхватила мальчика и понесла на руках в большую комнату.  Она быстро сняла пальто, взяла спирт,сня-
ла рубашку с сына и стала его растирать.Тело порозовело, тогда она стала расти-рать ручки и ножки. Никитка приоткрыл глаза, увидел мать и, улыбаясь, произнёс:
– Мамка пришла. Ты не ругай меня, мамочка, я забыл защёлку поставить, – тут же провалился в глубокий сон.  Всё это время рядом с диваном, на котором лежал
мальчик, сидел и смотрел на него рыжий пёс.
– Ты чей, Рыжик? – спросила мать у пса.
Он замахал пушистым хвостом, оскалил зубы.
– Спасибо тебе, Рыжик, – сказала мать. – Всё-таки, ты чей?
Пёс опустил голову и уставился в пол.
– Если ничей, то оставайся, спаситель.
Так Рыжик остался, а у Никитки ещё долго мёрзли ручки и ножки даже летом.   Прошло пять лет. Однажды вечером, когда Никитка делал уроки, а мама готовила ужин на кухне, в дверь постучали. Робко, как-то даже застенчиво.
Мама открыла входную дверь и остолбенела. Потом она ойкнула и повисла на руках у мужчины, который перешагнул широкий порог. Он перенёс мать к столу, посадил на табурет. Долго держал её за плечи, стоя за спиной и глядя на Никитку. Мальчик напряжённо приглядывался к худому, обросшему,  в какой-то серой одежде и в ват-нике мужчине. Потом вскочил с табурета и кинулся к нему с криком:
– Папка, родненький, вернулся!!!
– Да, сынок, вот, наконец-то я и вернулся, – сказал он. –  Теперь никуда не уйду и не уеду, если только ненадолго в командировку. А аэропорт достроят уже без меня.  Что поделаешь, там где я был, сытно не кормили, а работать приходилось очень много. Зато я практически знаю многие строительные специальности, которые помогут мне легче общаться с простыми рабочими, – улыбнувшись, сказал отец.
Утром он отвёл сына в школу и, прощаясь до вечера, сказал:
– Я поеду искать работу. Веди себя хорошо, не балуй, – и поцеловал сына в макуш-ку…

   Прошло несколько дней. Однажды Никитка проснулся от резкой боли в горле. Было ощущение, будто ему туда насыпали песок. Говорить он не мог. Но надо было гото-виться идти в школу, а как? Отец заметил неладное и спросил:
– Что с тобой, сынок?
Сын открыл рот, морщась от боли. Он показывал пальцем на горло, морщился, на глазах были слёзы.
– Анна, подойди сюда, с Никитой нелады. Что-то с горлом. Посмотри. Ты же врач и можешь определить, что с ним.
– Открой рот, – сказала мать, подойдя к сыну. – Скажи «а-а-а»...
Вместо «а-а-а»... послышался странный хрип, и из горла брызнула кровь.
Мать отпрянула, но её всё-таки  испачкалась кровью. Она испуганно посмотрела на сына и мужа. Потом встала и велела одеваться.
– Идём в поликлинику, быстро! По пути заскочу на работу и отпрошусь.

Санэпидстанция, где работала мать Никитки, находилась недалеко от дома, на улице Чайковского. Она оставила сына у входной двери в учреждение, велев никуда не уходить, и, открыв дверь, вошла внутрь. Минут через десять она появилась в две-рях. Взяв мальчика за руку, быстро пошла по улице к поликлинике. Они обогнули угол здания, в котором располагалась аптека. Ещё немного  – и они подошли к две-рям поликлиники. Перед окошками толпились мужчины и женщины разных возрастов.
Детей не было видно. Мама смело прошла мимо этой толпы и направилась к дверям с надписью «Терапевт».
– Никита, постой минуточку, я сейчас вернусь, – сказала она.
Через пару минут она вышла с врачом, который извинился перед пациентами. Взяв Никитку за руку, он сказал:
– Идём в кабинет, посмотрим горло.  – Так, молодой человек, откройте рот и про-изнесите «А-а-а».
– Хрррррррраа, – прохрипел ребёнок, и кровь опять  появилась в горле.
– И что вы ели вчера, молодой человек, признавайтесь. Песок или мороженое?
Никитка закивал головой.
– Ага, мороженое. А сколько стаканчиков или эскимо?
– Три, – показал на пальцах Никитка.
Мать широко открыла глаза и спросила сына:
– Кто тебя угощал или откуда деньги на мороженое?
Никитка хотел что-то сказать, но только крутил руками. 
– Ладно, потом разберёмся, что и откуда. Доктор, что будем делать?       
– Как что? Лечить и срочно! В больницу его, гланды рвать!  У него гнойное воспаление, которое может привести к очень неприятным последствиям, вплоть до летального.
– Малыш, подожди в коридоре. Мама скоро выйдет, – сказад доктор  мальчику.
Никитка вышел и встал около двери. Сидящие в очереди  повернули головы в сторону Никиты и перешёптывались. Через некоторое время в дверях показалась мать с бу-мажкой в руках.
– Вот, срочно в больницу на операцию, – сказала она.
Придя домой мать сделала какой-то напиток и велела прополоскать горло.
– Смотри на время и через два часа полощи горло. Завтра пойдём  в больницу, а я сейчас пойду на работу. Скоро буду.   
Она подогрела молоко, положила в кружку мёд, кусоЧек сливочного масла и велела после полоскания пить понемногу.

На следующее утро, к десяти часам, на такси приехал отец и сказал, что отвезёт сына в больницу, но мать настояла, чтобы и она поехала. Больница находилась недалеко от дома.

Пока оформляли Никиту, мать разговаривала с главным врачом. Через полчаса его отвели в палату, выдали больничное бельё и показали на койку. Она была второй от окна с правой стороны. На этой стороне стояли четыре кровати, а напротив, с левой стороны от входа, ещё три. На одной лежал мужчина старше среднего возраста с перебинтованной головой. Он рассказывал, или, как он говорил, «травил» анекдоты. Его звали Фёдор. У него была опухоль в голове, но он глушил боль рассказами и весёлыми анекдотами. Не унывал, не жаловался на свою горемычную судьбу.
– Через пару дней всё решится, а пока, напоследок, повеселю вас, да и мне не так больно, – говорил он всем.
Рядом с ним на кровати сидел доктор. Он осмотрел Никиту, что-то пробурчал и вы-шел.
– Рассказывай, юноша, кто ты и с какой целью пожаловал в наше гнёздышко? Как ви-дишь, у нас крепкая, уложенная, подрезано-оперированная команда.
Никитка ничего не мог сказать в ответ, только хрипел.
– Всё ясно, – сказал Фёдор. – Пришёл на подрезание, а может быть, на отрезание?
Лежачие больные захохотали. Никитке тоже стало смешно от их заразительного смеха. Но из его горла вырвался только болезненный хрип. Мальчик закашлялся. Из глаз брызнули слёзы.
– Э, пацан, плохи твои дела, – заговорил Фёдор. – Но ты не бойся: один доктор возьмёт тебя за нос, второй – за нижнюю губу, раскроют пасть, поймают на крючок твою гланду и подсекут, как рыбку. Ты глазом не успеешь моргнуть.
Нуть, как эта гланда лишится своего места пребывания. Потом очередь настанет для другой. История повторится. Ты, как ужаленный, подскочишь и рванёшь сюда. Мы, будь уверен, спасём тебя, спрячем от варваров!
Вся палата грохотала от смеха. Мальчику было как-то не по себе. Он не понимал: это шутка или всерьёз.
День прошёл в сдаче анализов, а они были неутешительные. Пришёл доктор и сказал, что операция будет с самого утра. Никитка как-то струхнул, ведь дядя Фёдор ясно сказал, как будут рвать гланды, а это, точно, очень больно. Видя, что мальчонка испугался, дядя Фёдор стал его успокаивать:
– Парниша, не боись, я пошутил малёха. Тебе вколют заморозку и подрежут немного. Гланды и отвалятся. Ты думай во время операции о чём-то хорошем, понял?
Десять утра. Прошёл завтрак. Никитка лежал голодный. Он и хотел бы поесть, да было больно. В палату зашла молодая медсестричка.
– Кто на гланды? – спросила она. Потом заглянула в бумагу и спросила ещё раз:
– Никита Николихин есть?
Все больные в палате посмотрели на мальчика...
Операция длилась, и правда, недолго. Две медсестрички привели его под руки в палату. Во рту у него был ватный тампон. Сквозь вату сочилась кровь.
– О, подрезанного привели! – воскликнул дядя Фёдор. – Как, на крючок или скальпелем подрезали?
Палата хохотала от слов Фёдора. Никитке от общего смеха тоже стало смешно, но он не мог смеяться. Добравшись до кровати, он лёг и пытался уснуть. Пришла медсестра, сделала укол, и через несколько минут глазки Никитки стали слипаться... Мальчик уснул.
Прошло два дня. Фёдора увезли на операцию. День клонился к вечеру, а его ещё не привозили. В двадцать три часа выключили свет, и медсестричка велела всем спать. Утром, когда все проснулись и медсестра стала раздавать больным в палате градусники, Никита заметил, что кровать Фёдора была пуста. Вошла пожилая санитарка. Она стала собирать постель Фёдора.
– Вы собираете бельё в стирку? – спросил Никита. – Так Фёдор только три дня, как пришёл, и бельё ещё чистое.
– Ему уже потребуется другое бельё, – хмуро ответила санитарка и вышла из палаты. В этот день Никитка рано понял, как коротка жизнь и как здорово, что есть и ещё будут такие люди, как Фёдор, которые на смертном одре пытаются своими шутками облегчить не только свою боль, но и чужую.
Через день Никиту, и правда, выписали из больницы. Эта операция по удалению миндалин дала хороший результат: мальчик перестал болеть ангиной. Но была и неприятность: у него началась ломка голоса, и горло ещё болело. После окончания музыкальной школы Никита не прошёл по конкурсу в музыкальное училище.
Нуть, как эта гланда лишится своего места пребывания. Потом очередь настанет для другой. История повторится. Ты, как ужаленный, подскочишь и рванёшь сюда. Мы, будь уверен, спасём тебя, спрячем от варваров!
Вся палата грохотала от смеха. Мальчику было как-то не по себе. Он не понимал: это шутка или всерьёз.
День прошёл в сдаче анализов, а они были неутешительные. Пришёл доктор и сказал, что операция будет с самого утра. Никитка как-то струхнул, ведь дядя Фёдор ясно сказал, как будут рвать гланды, а это, точно, очень больно. Видя, что мальчонка испугался, дядя Фёдор стал его успокаивать:
– Парниша, не боись, я пошутил малёха. Тебе вколют заморозку и подрежут немного. Гланды и отвалятся. Ты думай во время операции о чём-то хорошем, понял?
Десять утра. Прошёл завтрак. Никитка лежал голодный. Он и хотел бы поесть, да было больно. В палату зашла молодая медсестричка.
– Кто на гланды? – спросила она. Потом заглянула в бумагу и спросила ещё раз:
– Никита Николихин есть?
Все больные в палате посмотрели на мальчика...
Операция длилась, и правда, недолго. Две медсестрички привели его под руки в палату. Во рту у него был ватный тампон. Сквозь вату сочилась кровь.
– О, подрезанного привели! – воскликнул дядя Фёдор. – Как, на крючок или скальпелем подрезали?
Палата хохотала от слов Фёдора. Никитке от общего смеха тоже стало смешно, но он не мог смеяться. Добравшись до кровати, он лёг и пытался уснуть. Пришла медсестра, сделала укол, и через несколько минут глазки Никитки стали слипаться... Мальчик уснул.
Прошло два дня. Фёдора увезли на операцию. День клонился к вечеру, а его ещё не привозили. В двадцать три часа выключили свет, и медсестричка велела всем спать. Утром, когда все проснулись и медсестра стала раздавать больным в палате градусники, Никита заметил, что кровать Фёдора была пуста. Вошла пожилая санитарка. Она стала собирать постель Фёдора.
– Вы собираете бельё в стирку? – спросил Никита. – Так Фёдор только три дня, как пришёл, и бельё ещё чистое.
– Ему уже потребуется другое бельё, – хмуро ответила санитарка и вышла из палаты. В этот день Никитка рано понял, как коротка жизнь и как здорово, что есть и ещё будут такие люди, как Фёдор, которые на смертном одре пытаются своими шутками облегчить не только свою боль, но и чужую.
Через день Никиту, и правда, выписали из больницы. Эта операция по удалению миндалин дала хороший результат: мальчик перестал болеть ангиной. Но была и неприятность: у него началась ломка голоса, и горло ещё болело. После окончания музыкальной школы Никита не прошёл по конкурсу в музыкальное училище.Никита не прошёл по конкурсу в музыкальное училище. У него пропал голос...

                (Продолжение следует)...