Гл. 6. Адамас

Адамас еще не родился... но у него и не было желание видеть этот мир, он бы предпочел вечный сон, чем жизнь... однако скорлупа больше не могла защищать его. Прошло очень много лет - его сородичи остались жить лишь в легендах, а ему не хотелось быть одному и жить в мире, который не ждал его, не был дружелюбен... И все же ему нужно было родиться, скорлупа требовала этого, она трещала и угрожала ему - он должен был вылезти из нее!
На стенки скорлупы нужно было давить изнутри, если он этого не сделает, то не сможет летать и будет всю жизнь ползать как ящерица.
Вначале он не чувствовал их, будто их и не было, будто он сформировался без крыльев, но постепенно, постоянно барахтаясь в околоплодных водах, он смог пошевелить ими. Крылья понемногу начали слушаться его, но скорлупа все еще была слишком крепкая, слишком сильная. Адамас устал, он желал все бросить и снова заснуть, заснуть навсегда, но питательных веществ в окружающей его жидкости было уже очень мало. Это раздражало его, ему было некомфортно, он был зол. И чем больше возрастала его злоба, тем лучше слушались крылья, он пока не мог рычать, но крылья яростно стучали по ненавистной скорлупе, давая выход его гневу.
Когда питания уже совсем не осталось, его удары, наконец, смогли пробить скорлупу. Трещина за трещиной, пока не показался свет, пока ничего кроме ослепляющего света не осталось. Некоторое время он просто лежал и привыкал дышать, это было очень больно, само рождение было сложным, болезненным и бессмысленным. Он знал это, но почему-то не захотел умирать в скорлупе, в нем говорила гордость его вымершего народа. Такая смерть недостойна последнего дракона.
К ночи он начал привыкать к боли, он понял, что вскоре и вовсе перестанет чувствовать ее... хотя она никуда не исчезнет, он почувствует ее вновь, когда настанет время последнего вздоха. Как же скоро это будет? Будет ли?
Луны здесь не было, светила давно забыли дорогу к этой земле, хотя сам свет все еще проникает сюда, пускай облака и никогда не открывали свою завесу. Адамасу так было даже лучше, даже такое тусклое, пасмурное освещение резало только открывающиеся глаза. Он знал куда ему нужно было идти, он попытался встать, но был еще слишком слаб и беспомощен. Только в крыльях у него были силы, поэтому он использовал их вместо лап, лишь стараясь помогать им другими конечностями.
Он полз довольно долго, ему нужно было обходить остатки ветхих скелетов своих сородичей, хотя большинство из них уже были поглощены землей.
“Это мать... Это Карет... Венс... Миурия... Сэра... Мира...”
Адамасу было тяжело, но он не останавливался, ему нужно было дойти до цели, он должен был предстать пред ней. Наконец, он добрался до расколотого дерева, оно, казалось, давно мертво, как земля, как драконы вокруг... Но он все еще мог слышать ее, нужно было лишь вспомнить имя...
“Эвельдор”.
Кости земли приподнялись, будто грудная клетка больного наполнилась тяжелым воздухом, и из дерева вырос красный цветок с черной сердцевиной, напоминающей глаз:
- Ты… Какое имя ты себе выбрал?
Дракон попытался открыть глаза, но веки все еще не желали подниматься. Он знал, как выглядела Эвельдор, чувствовал ее дурманящий запах, но не видел своими глазами.
- Не волнуйся, последний дракон. Я не изменилась, память твоих предков не подведет тебя...Может стала немного меньше... Ха-ха
- А...А...да..м, - дракон попытался произвести свое имя, но в горле у него было сухо, а язык не слушался, однако цветок немного покачнулся в ответ, будто понял его речь.
- Ты выбрал имя своего славного рода... Что ж, теперь оно вполне может быть твоим личным именем. Я рада, что ты решил жить, Адамас. Долгие одинокие дни и ночи, когда я опустела, стала бесплодной... Лишь биение твоего сердца удерживало меня от смерти, лишь ради тебя я еще поддерживала в себе жизнь.
- Ррр..хаа...ррр
- Не волнуйся, моих сил еще хватит, чтобы взрастить тебя. Мы пробудем вместе какое-то время, а потом ты улетишь... Мои дети... Как много моих детей... Я желаю забрать их всех и уйти, вернуться в Бескрайний океан, к Создателю, которого когда-то покинула.
Адамас вновь почувствовал страшную злость, его черные крылья тут же отреагировали и яростно ударили землю, поднимая пыль вокруг. Дракону хотелось рычать, рвать, он был мал, но в нем кипел гнев целых поколений.
- Успокойся! Мои дети наследуют память друг друга, от того никогда не забывают прошлое, никогда не забывают друзей, никогда не забывают врагов... Но зачем это сейчас? Мое последнее дитя, я освобождаю тебя от кровной мести!
Красный цветок странно засиял, наклонился, а потом из расколотого дерева появились сухие ростки и коснулись черной чешуи Адамаса, он прильнул к ним. Так он впервые почувствовал чужое прикосновение и ощутил подобие привязанности.
- Наши обидчики давно мертвы, а их потомки намного слабее... Они привыкли к мирной жизни и уже не помнят черного пепла, что когда-то пожирал все вокруг. Живи вольно, дитя мое, и не слушай призраков прошлого... Пусть они и говорят так настойчиво, но я, Эвельдор, освобождаю тебя от долгов и обид прошлого, живи, как сам решишь.
Земля снова приподнялась, ей, также, как и Адамасу, еще было тяжело дышать, она все еще привыкала и отходила от долгого сна.
- Но...Если бы...Сердце...Я все еще слышу его мерзкий стук...Его сердце...
Дракон почувствовал, как в жерле потухшего вулкана будто вновь рождается огонь. Эвельдор ненавидела, в ней кипел гнев, обида, которую она пыталась, но не могла отпустить. В мозгу Адамаса со страшной скоростью пронеслись воспоминания той битвы... Он видел, как его отец вместе с врагом унесся в небеса, а потом пал... Камнем полетел вниз и даже корни Эвельдор не могли дотянуться до любимого сына, не могли упокоить его тело.
- Тот же выжил... Но он не может так долго жить, и все же его сердце... Его мерзкое сердце! Ненавижу! Ненавижу!
После вспышки гнева Эвельдор долго ничего не говорила, она вообще была молчалива, гневлива, жила гордыней и воспоминаниями. Эти же черты унаследовали все драконы.
Адамаса не волновало ее тяжелое молчание, которое могло длиться годами: тысячи сородичей говорили в нем, и среди них был и голос Эвельдор, порой эти голоса заглушали даже его собственный, и он начинал забывать себя. Его голос был лишь одним из множества других... Так он и рос, единственный живой среди бесчисленных призраков, последний дракон, на этом гиблом острове, некогда бывшим их логовом, родиной…
Эвельдор тоже была одна, она по-своему заботилась о своем последнем ребенке, давала еду и отвечала на его вопросы, если он обращался, но не более. И все же Адамас начал привязываться к ней, когда они были вместе, просто рядом, то другие голоса немного затихали, и Адамас, казалось, был самим собой, он уже учился любить ее, когда память предков яростно заговорила с ним:
“Драконы рождены из гнева, ненависти и пламени Эвельдор! Не смей подпустить любовь к своему сердцу. Даже к Матери Драконов! Ты сгоришь! Это наше проклятье... Ребенок не смеет любить родителей, как и родители ребенка”.
“Это была цена за выход из океана”.
“Это цена предательства”.
“В день, когда ты полюбишь...”
“Ты уничтожишь себя”.
“Безумие будет ждать тебя”.
Тогда Адамас закрыл свое сердце, он принимал ее заботу, но не смел любить. Одиночество заперло его в ненависти и гневе прошлого, только они и росли в нем, и дракон все больше подчинялся своей истинной, древней, первозданной природе.
Однажды он посмотрел в один из водных источников Эвельдор и увидел, что сердце его, сердце последнего дракона, горит так ярко, что просвечивается через черную чешую и видно, как его мощное биение гоняет по телу огненную кровь.
- Ты растешь... И все больше напоминаешь своих предков, - как-то сказал ему красный цветок, - ты слушаешь их голоса, ты подчиняешься им. Только забываешь, что это голоса мертвецов...
Адамас повернулся к ней: с красного цветка опало уже несколько лепестков, черная сердцевина постепенно высыхала и бледнела. Дыхание земли становилось все более слабым. Дракон чувствовал, что время их расставания неумолимо приближается.
- Тогда ответь, Мать Драконов, что же мне следует делать? Смерть ждет меня, если я отступлю от своей природы и смерть, если последую за ней. Не благороднее же тогда отомстить и пасть, но принять смерть с честью своего рода?
Красный цветок немного наклонился и еще один лепесток упал с него, теперь он выглядел еще более жалким и печальным. Так выглядит тело раненого, еще не осознающего своего смертельного ранения.
- Да, все мои дети несут в себе проклятье... Проклятье моего выбора, но все же... Ты выбрал жизнь, ты выбрал рождение и не отрицай этого! Дитя, у тебя было достаточно времени на раздумье, никто не торопил тебя, никто не скрывал от тебя правду. И у тебя все еще есть все время мира, чтобы найти свой путь. Я лишь прошу тебя не торопиться.
- Ты заплатила высокую цену, Эвельдор, ты сделала выбор, но лишила его своих детей. Я волен лишь в том, как желаю умереть. В рассудке и одиночестве или в безумие, но познав привязанность. А может... даже в этом я не волен.
- Тогда лучше сразу уйти на дно со мной и своим племенем!
- Потому что у моей смерти не твое лицо. Я сам найду ее, таково мое решение.