О любовной лирике М. Лермонтова
Говоря о любовной лирике того или иного поэта, нередко мы понимаем под этим стихотворные послания, посвященные женщинам, к которым автор испытывал сильные, страстные, глубокие чувства. Но также любовной лирикой зачастую называют любые стихотворения, адресованные женщинам, с которыми поэт так или иначе был знаком, рисующие пленительный, в той или иной мере романтизированный женский образ, подразумевающие отношения «дружбы-любви» между автором и адресатом, и так далее.
Таких стихотворений было немало и у Лермонтова; они адресованы в разные годы светским женщинам Петербурга и Москвы, Тифлиса и Пятигорска. Большинство из них были написаны поэтом с 1837 по 1841 гг.
Во время первой ссылки в Грузию в 1837 году в Тифлисе попавший в опалу поэт был тепло принят в доме Александра Чавчавадзе – в семье вдовы русского драматурга Александра Грибоедова. Чавчавадзе был знаком со многими декабристами, а их семья сыграла исключительную роль в развитии грузинской культуры, в укреплении общественно-литературных связей Грузии и России.
Исследователю В. Шадури удалось установить, что стихотворение «Кинжал» («Люблю тебя, булатный мой кинжал…») было адресовано Нине Александровне, в девичестве Чавчавадзе.
"Лилейная рука тебя мне поднесла
В знак памяти, в минуту расставанья
<...>
Ты дан мне в спутники, любви залог немой…»
Эти строки не должны вводить нас в заблуждение - они являются поэтической вольностью, в то время как сама Нина Грибоедова навсегда осталась верна памяти мужа (Примечание 1). При отъезде Нина Александровна подарила поэту кинжал, и он обещал быть стойким в испытаниях:
«Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный».
Если отношение Лермонтова к вдове драматурга было благоговейно почтительным, то ее сестра, незамужняя Екатерина Чавчавадзе вызывала у поэта совсем иные чувства. Его восхищение, по выражению В. Шадури, «жизнерадостной синеглазой певуньей» граничило с влюбленностью. По мнению исследователя, ей поэт посвятил лирические миниатюры «Слышу ли голос твой», «Как небеса твой взор блистает», «Она поет и звуки тают».
«Как небеса твой взор блистает
Эмалью голубой», -
это необычное двойное сравнение женского взора с «небесами» и «эмалью голубой» приковывает внимание. Если первая часть его – сравнение с "небесами" – традиционно для романтической поэзии, то вторая, по всей видимости, навеяна местными реалиями, что не сразу отгадывается читателем: Грузия славилась и славится по сей день своими ювелирными украшениями из цветной эмали, а голубой является при их изготовлении самым популярным цветом (Примечание 2).
После возвращения из ссылки в Москве и Петербурге поэт посвящал стихи Е. Ростопчиной, А. Смирновой, С. Карамзиной, Э. Мусиной-Пушкиной, М. Щербатовой, С. Виельгорской, А. Воронцовой-Дашковой, возможно, Н. Бартеневой и другим светским женщинам.
Так, Марии Щербатовой адресовано «На светские цепи…». В нем Лермонтов обыгрывает «иностранное» (украинское) происхождение этой молодой женщины, уже успевшей стать вдовой и лишенной в «чужом» краю поддержки родных и друзей, и подчеркивает ее стойкость:
«Как племя родное,
У чуждых опоры не просит
И в гордом покое
Насмешку и зло переносит».
Стихотворения, обращенные к Щербатовой («На светские цепи», «Договор»), носят в целом серьезный характер, но порой в них просматриваются приемы, придающие стиху едва уловимый иронический оттенок (Примечание 3). Их Лермонтов также активно использовал при написании «легких» миниатюр и мадригалов разным женщинам, которых он встречал в свете, «в толпе красавиц городских»:
«Исполнены тайны
Слова ее уст ароматных,
Прозрачны и сини,
Как небо тех стран, ее глазки
<…>
И зреющей сливы
Румянец на щечках пушистых…»
Будучи романтиком, поэт ценил в женской красоте прежде всего естественность. Это ярко проявляется и в другом его стихотворении, адресованном Александре Воронцовой-Дашковой, «К портрету»:
«Как мальчик кудрявый, резва,
Нарядна, как бабочка летом
<…>
Она ускользнет, как змея,
Порхнет и умчится, как птичка».
На этом уподоблении внешнего облика женщины "бабочке летом", а ее движений движениям "змеи" или же "птички" неоднократно делали акцент исследователи, находившие, что имеют здесь дело с такой особенностью художественного видения женского образа, которая в русской поэзии была свойственна именно Лермонтову.
В ткань стиха вплетается традиционный для светского общения мотив сокрытия чувств, притворства:
«Таит молодое чело
По воле — и радость и горе.
В глазах — как на небе светло,
В душе ее темно, как в море!
То истиной дышит в ней всё,
То всё в ней притворно и ложно!»
Налицо пересечение с мотивами одного из самых известных стихотворений Лермонтова «1-е января» («Как часто, пёстрою толпою окружен…»), где негодование поднимается в нем:
«Когда касаются холодных рук моих
С небрежной смелостью красавиц городских
Давно бестрепетные руки…»
Очевидно, что в стихотворении «К портрету» поэт смотрит на происходящее уже с иного ракурса и в более спокойной тональности.
В последнее время своей жизни Лермонтов активно посещал литературные салоны Карамзиных и Вяземских, также стал частью кружка Е. Ростопчиной, общался с писателем В. Одоевским. С Ростопчиной, и, возможно, дочерью известного историка С. Карамзиной поэта связывала, по мнению В. Вацуро, «amitie amoureuse» - «наперсничество», род дружеской короткости.
Евдокия Ростопчина была поэтессой; ей Лермонтов посвятил стихотворение:
«Я верю: под одной звездою
Мы с вами были рождены;
Мы шли дорогою одною,
Нас обманули те же сны».
Это – редкий в литературе пример, когда мужчина-поэт таким образом признает равенство женщины-поэта – равенство в призвании и судьбе.
Однако одно из самых проникновенных стихотворений было написано Лермонтовым в Пятигорске роковым летом 1841 года и адресовано Екатерине Быховец. Девушка чем-то напоминала ему Варвару Лопухину – женщину, глубокое чувство к которой, как считается, поэт пронес через всю свою недолгую жизнь…
"Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье;
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.
<...>
Я говорю с подругой юных дней,
В твоих чертах ищу черты другие..."
«Нет, не тебя так пылко я люблю» стало последним стихотворением любовной лирики Лермонтова.
Примечания
Примечание 1. А. Грибоедов трагически погиб во время резни в русском посольстве в Тегеране в 1829 году.
Примечание 2. Существуют также версии, что вышеупомянутые стихотворения посвящены певице Н. Бартеневой (Э. Найдич) или же С. Виельгорской (Э. Герштейн), впоследствии жене Соллогуба. Однако строки: «За звук один волшебной речи, / За твой единый взгляд, / Я рад отдать красавца сечи, / Грузинский мой булат», - придают стихотворению восточный колорит. Это снова говорит в пользу версии Шадури - о том, что написаны они во время пребывания поэта в Тифлисе и, следовательно, обращены к сестре Нины Грибоедовой Екатерине Александровне.
Примечание 3. По воспоминаниям современников (А. Тургенев, А. Шан-Гирей, др.) М. Щербатова была одной из значимых привязанностей поэта.
Литература
Недумов С. Лермонтовский Пятигорск. 1974.
Лермонтов. Исследования и материалы. 1979.
Лермонтовская энциклопедия. 1981.
Свидетельство о публикации №225122801935