Артистка Часть 4

          После появления на свет ребёнка Георгий совершенно переменился. Его раздражало всё: плач малыша, особенно по ночам, запах мокрых пелёнок, занятость Татьяны с грудничком и отсутствие времени для мужа, а главное - бесконечные ссоры жены с его матерью. В такие моменты он старался уходить из дома и проводил время с друзьями за кружкой пива или бокалом вина. Постепенно Гоша втягивался в пьянство. Ему даже понравилось теперь проводить время именно так.  Разобраться в проблемах, появившихся в молодой семье, в течение последнего периода особенно, не хватало силы воли и простого желания.
 
Вот и сейчас Георгий явился домой, после изрядных возлияний. От ужина отказался и собирался тут же улечься спать, но Татьяна, зная, что муж теперь не приходит домой трезвым, решила немедленно всё ему высказать, не откладывая разговор «в долгий ящик».
      «Сколько это будет продолжаться? Его пьяное безразличие ко мне, эти склоки со свекровью и приставания его отца уже просто невыносимы! И почему он так переменился ко мне? Нет, ну надо же, он каждый раз предъявляет мне претензии: «Что это твой ребёнок орёт и орёт? Ты его пытала что ли?» И это отец так говорит о своём сыне! Зачем было жениться, если мы с Павликом его совершенно не интересуем? Он должен помогать мне с малышом, защищать меня от скандалов матери и приставаний отца, а не развлекаться с друзьями в кафе каждый вечер! – мысленно взвинчивала она себя, расхаживая по неубранной комнате из угла в угол, – Почему я должна страдать и слушать только этот бессвязный, пьяный лепет?»

      Пока Георгий не погрузился в сон, Татьяна начала высказывать свои претензии мужу. Они становились всё настойчивее, всё громче и злее. Гоша слушал её вначале слегка нахмурившись, но постепенно выражение его лица менялось, взгляд наливался яростью. Когда Таня стала рассказывать ему о домогательствах свёкра, Гоша вскочил с кровати, сжав кулаки.
 
          – Замолкни! Как ты смеешь наговаривать на моего отца?! Мало тебе, что ты мать мою доводишь до слёз почти каждый день! Я для тебя не хорош, так тебе и этого мало?! Теперь имя моего отца треплешь?! Сама то ты кто такая? Чем ты такая уж замечательная? Ничего не умеешь, ни готовить, ни стирать. И не ценишь чужих стараний. Все только тебе должны? Гениальная артистка? То-то работу искала почти полгода. Да, кому ты на фиг нужна? Думаешь не знаю я, что ты ни с кем ужиться не можешь? Кому нужна такая сотрудница? Кто будет жить с такой склочной женщиной?! Надеешься, что я буду всё бесконечно терпеть? – подскочил он к ней, с силой рванув платье на её груди, – Думаешь весь свет мне своими прелестями закрыла? Решила всю мою семью под себя нагнуть? Ты думаешь всю жизнь мы все обслуживать тебя будем и пищать от радости, что такое сокровище приобрели? – сыпал он вопросами, хрипя ей прямо в лицо, – Нет уж, не угадала! Надоела! Сил никаких нет! Уже ноги домой не несут, как подумаю, что снова тут тебя увижу и услышу. Тошно, – схватился он за ворот рубашки, – собирайся и уматывай из моего дома! На-до-е-ла! – он затопал ногами, тряся головой, едва сдерживая ярость.

          – Гоша, опомнись! Выслушай же меня! Я правду говорю! В чём ты меня обвиняешь? Ты не можешь так со мной поступать! Я твоя жена. У нас ребёнок! – отчаянно возражала Таня, надеясь образумить мужа.

          – Ребёнок? Ребёнок??? Не похожий ни на меня, ни на тебя! Чей это ребёнок? От кого ты его родила? И почему его должна нянчить моя мама, в то время как ты крутишь задом перед своими ученичками, всё время носишься по своим подругам или друзьям, а?  И при всём этом всячески хаешь моих родителей!!!

          – Гоша, постой! По каким друзьям я ношусь? Хорошо, больше я не стану задерживаться, сразу буду бежать домой.  – решила не сдаваться Таня, – Ну, пойми же, ты же мне муж, ты должен защищать меня! А твой отец… он хочет…
 
          – Что?! Замолчи, похотливая тварь! Как я устал от твоих скандалов! Вон, отсюда. Ты не поняла? – занёс он над ней кулак.

          – Гоша, одумайся! Я, правда, ни в чём перед тобой не виновата. Это ты совсем не бываешь дома и не знаешь, что мне приходится выслушивать от твоих родителей.

          – Ещё слово и я тебя убью! – рычал он сквозь сжатые зубы, брызжа слюной.

      Он оттолкнул с силой Татьяну так, что она отлетела к шкафу, больно ударившись головой об его угол и сознание её ненадолго померкло. Гоша же вылетел из комнаты и, уходя, в ярости хлопнул входной дверью.  Татьяна, потеряв сознание, лежала на полу, в кроватке испуганный Павлик заходился от плача.
      В отключке она пробыла недолго. Очнувшись, поднялась с пола, с трудом добралась до кроватки малыша. Голова нестерпимо болела, и словно разбитый арбуз, готова была немедленно развалиться на куски. Ребёнок уже не плакал, а только всхлипывал. Он обмочился. Мать поменяла ему ползунки и дала пузырёк с жидкой манной кашей, слегка согрев её на своей груди. Павлик, всё ещё вздрагивал от перенесённого испуга, но кашу всю съел и, пригревшись на груди мамы, мирно посапывал. 
      Татьяна, никак не ожидавшая такого поворота в разговоре, растерянно села к столу, с трудом собирая растрёпанные мысли в тяжёлой голове. «Ну, и что теперь? Понятно одно – защиты у меня никакой нет. Вот она «жизнь семейная» во всей красе. Но, он не мог так измениться! Он не такой! Вот сейчас обдумает всё и обязательно согласится со мной.  Ведь он поступил со мной несправедливо. За что, собственно, он озлобился на меня? Я ни разу не появилась перед ним не причёсанной, без макияжа, без маникюра! Ни разу не отказала ему в близости. За что он обзывает меня? За что выгоняет из дома? Надо показать ему, что я очень на него обиделась, и дать понять, что он и в самом деле может потерять и меня и сына, я уже действительно готова уйти от него. Только бы не пришлось ему вскоре пожалеть об этом. А прощение он должен ещё заслужить. Но как это сделать? Он совсем не хочет меня слушать».
      Таня поднялась со стула, стала собирать вещи в большую сумку. Сложила ползунки и рубашечки сына, пару игрушек и запасной пузырёк с кашей. Подумав немного, положила туда же пару своих платьев, на всякий случай.
Оглядела свой небогатый гардероб в шкафу.
«Всё не смогу забрать, просто не донесу. И ведь не вправду же он нас с Павликом выгонит на улицу? Сейчас успокоится и ещё прощения просить станет», – думала она, надеясь на примирение.

      За окном тем временем сгущались сумерки. А Таня так и сидела у стола в раздумьях. Наконец послышалась возня с коридорной дверью, Гоша вернулся домой, видимо кафе, работавшее до одиннадцати, уже закрылось. Увидев Таню, он вполне спокойно, спросил:
 
          – А…, ты ещё здесь?! Давай выметайся, быстро! Я, кажется, ясно сказал, чтобы тебя и твоего вы… ка, я больше не видел. Давай, давай! Вали, я сказал! Не зли меня. Я спать хочу. 

          – Гоша! Послушай, ну послушай же меня! Я так больше не могу. Твой отец склоняет меня к сожительству, понимаешь ты? Он… – кинулась к нему жена.

          – Что? – прорычал гневно он, – Что ты сказала? –  схватил он пятернёй её за волосы, – Крутишь тут своим задом, вырез у халата почти до пупка!  Кому ты титьки свои выставляешь, а? Где скромность твоя? А теперь на родителей моих всё валишь, шлюха! Я тебе сказал: Вон!!!

Таня ещё пыталась что-то ему возразить, но он уже не владел собой.
Жёсткий удар кулаком в лицо отбросил её на пару метров к окну. Она упала, интуитивно закрыв лицо руками.
 
          – Довела, всё-таки, сучка, – ревел он, – если через две минуты не уберёшься, пеняй на себя! Убью! Пошла вон!!! – орал в ярости Георгий.

      Татьяна с трудом встала, покидала в сумку то, что попалось ей в руки: пустышки сына, косметику, схватила на руки сонного Павлика, и, замотав его ножки в байковое одеяльце, выбежала из квартиры. За всё это долгое время из комнаты родителей не донеслось и звука.

Она шла по тёмным улицам с ребёнком на руках. Слёзы потоком лились из её глаз. Время было позднее, людей на улицах практически не было. Её душила обида.
«Как же не вовремя это всё случилось, папа с бабушкой далеко. Куда же нам теперь? И за что он так со мной? Я же ни в чём не виновата. Я не изменяла мужу, ничего плохого не делала. А хорошего?» – вдруг повис в мозгу вопрос.
 «Ну, да, со свекровью, конечно, собачилась, помогала ей мало, после работы часто у подруг задерживалась, это да. Но это же не измены! И уж свёкра, видит Бог, даже в мыслях не пыталась соблазнить, – оправдывала она себя, – кстати, к Зойке пойду! Только бы она дома была. Далеко, правда, но у неё хотя бы своя однушка есть, только бы у неё сегодня никого не было», – думала Таня, продолжая идти по безлюдным улицам. Нести спящего ребёнка и сумку было тяжело. Иногда она присаживалась на скамейки, что попадались на пути, раздумывая о себе, о своей замужней жизни, о работе и о подругах, среди которых Зойка занимала особое положение.
     Они дружили с того момента, как только познакомились. Зойка была на год моложе Татьяны, жила одна и была в постоянном поиске. Ну не складывались у неё отношения с мужчинами.
Зойка была её ученицей, занималась в одном из кружков танцев, руководила которым Татьяна. После занятий взрослой группы часть молодёжи отправлялась к Зойке, где они весело проводили время. У Зойки всегда было и что поесть и что выпить. Ребята скидывались на хлеб и картошку, которую придя в гости к радушной хозяйке, тут же варили или жарили. Часто к этому выкраивалась сумма на одну или две бутылки дешёвого вина. К тому же в буфете студенческой столовой, где Зоя работала, ежедневно надо было делать бутерброды с колбасой, солёной рыбой, с маслом и сыром, которые просто сметали вечно голодные студенты. Известно, что при этом оставались не хилые излишки и Зойка ежедневно таскала их домой. Так что в её холодильнике, кроме различного рода овощей было полно всевозможной выпечки и обрезков колбасы и сыра. Помереть с голоду в её квартире было довольно затруднительно.
      Кроме того, сама Зойка была «своим в доску парнем», за что её обожали подруги и уважали ребята. Но вот в любви ей явно не везло. Как мотылёк на огонь, летела она, очертя голову, навстречу почти каждому мужчине, который едва проявил к ней знаки внимания. Окружала его заботой и готовностью по первому зову пойти за него замуж. И почему их не устраивало такое её отношение к ним? Они так же, как мотыльки, опылив её прелести несколько раз, улетали от неё без сожаления. А разочарованная, несчастная Зойка, снова пускалась в поиски очередного кандидата в мужья. По этой причине иногда по ночам она была не одна.

      И вот сейчас, по дороге к ней, Татьяна с тревогой думала, что она будет делать, если вдруг у Зойки очередной гость или её самой почему-либо не окажется дома. Она очень устала, добираясь до квартиры подруги. Жила Зоя очень далеко, а транспорт уже не ходил в это время. Последние силы растаяли, когда Таня подошла к двери квартиры подруги, робко постучала, боясь потревожить соседей. Но, в квартире было тихо. Таня постучала ещё раз, теряя надежду.  Дверь приоткрылась и в проёме появилась всклокоченная голова Зойки.

          – Ой! Таня, что случилось? Чего это ты по ночам ребёнка по улицам таскаешь? Пешком, что ли, пришла? Так ведь даль такая! – тараторила она, пропуская нежданных гостей, – Давай-ка его вот сюда, к стеночке клади. У-ти, спит барином у мамки на ручках. Ох, а с тобой то что? Кто тебя так, муж что ли? Бил? – Зойка выпучила глаза, только разглядев подругу, – Вот сволочь! – заклеймила она деяние Гоши, заметив Танин кивок в ответ на вопрос, – Сейчас, сейчас! – метнулась она на кухню, – У меня бодяга есть. Сейчас намажем, и всё очень быстро заживёт, – говорила она скороговоркой, успокаивая расстроенную подружку, обрабатывая припухлость левой стороны лица Татьяны, – что произошло то у вас? Может чаю? Ну, не плачь, подруженька, бодягу смоешь.

Таня почувствовала голод. Проведённый без пищи, день отозвался тихим урчанием в животе. Так и не переставая лить слёзы, Таня выпила горячий чай и только тогда затихла. Зойка, между тем, не закрывала рот:

          – Ой, как хорошо, что я с ребятами на шашлыки не уехала. Приглашали тут с ночёвкой поехать, у костра посидеть, песни под гитару попеть. Но я отказалась. Куда уж, у меня как раз дела женские, в общем, не поехала, а так бы не знаю, что и было бы с вами, – искренне переживала она, – ой, да ты спишь уже! Ложись с Павликом. А я сейчас на полу устроюсь. Завтра поговорим, – хлопотала Зоя.

      Утром хозяйка проснулась рано. Гости ещё спали. Зоя поменяла пелёнку под спящим ребёнком, написала записку Татьяне, поверх неё положила ключи от квартиры и ушла на работу.
Таню разбудил солнечный луч, беззастенчиво скользивший по её подушке. Она встала, умылась и по привычке начала приводить себя в порядок. На душе было хмуро, она перебирала в памяти всё, что вчера наговорил ей муж, вспоминала, как пыталась что-то отвечать ему, чем закончился этот крайне неприятный разговор. Обида душила её, но, где-то в самой глубине души таилась ещё слабенькая надежда, что Георгий переосмыслит разговор на трезвую голову и найдёт их с Павликом. «Да и что тут искать? Он прекрасно знает, куда надо идти за мной в первую очередь. Сейчас он, конечно, на работе, но может прийти за нами в любой момент», – успокаивала она себя, готовя ребёнку жиденькую кашку. Затем собрала грязные пелёнки и ползунки Павлика и пошла их стирать. Вскоре Павлик сообщил о своём пробуждении громким криком. Таня метнулась к сыну.

       День прошёл в ожидании и тревоге. Таня кидалась к двери, чуть заслышав какие-либо звуки за ней. Эти звуки приближались и удалялись от Зойкиной квартиры, но, никто так и не постучал, не позвонил в дверь. Гулять с Павликом она не пошла. Под левым глазом фиолетовым цветом «цвёл», так называемый, фингал, глаз заплыл и затёк кровью. Вид у Татьяны был весьма непрезентабельный. В таком образе она не могла предстать перед Зойкиными соседями, не спасал даже умело сделанный ею макияж.
До самого возвращения подруги с работы, Таня металась по комнате, как зверь в клетке. Голова гудела от множества мыслей, которые жгли, ворошили обиды Татьяны на всех членов греческой семьи, теперь уже злобных её врагов. Душа требовала отмщения и освобождения от этого удушливого состояния и бессилия. «И что дальше? Гоша не пришёл за нами, неужели и в самом деле мы ему не нужны? Ну и ладно, пусть! Спохватится, но уже поздно будет. А мне что делать? Не могу же я сидеть здесь вечно, вряд ли это понравится Зойке, хоть она мне и подруга. Ну, ещё день-два поживём и надо куда-то идти, а куда?  К папе и бабушке ехать далеко, и денег совсем мало, даже на билет не хватит…», – напряжённо размышляла она.
Весь вечер подруги вели задушевные беседы, запивая свои горести лёгким вином, которое очень кстати нашлось у хозяйки в холодильнике. Наконец, Татьяна облегчила душу, рассказала охающей и ахающей Зойке о своей замужней жизни во всех подробностях. И всё же в душе ещё теплилась маленькая надежда, что муж придёт за ней и сыном. Но прошло ещё несколько дней, а Георгий так и не объявился.
      Решив, что больше ждать нечего, Татьяна собралась уезжать из города.
 «Без помощи мне не выжить. Главное - Павлика оставлять не с кем, надо же работать, на что-то жить. Зойка смотрит на нас уже не так приветливо, я ей тоже «кислород перекрыла». Даже пообещала денег мне взаймы дать, видно хочет, чтобы мы скорее съехали. За что же на неё сердиться? Человеку свою жизнь устраивать надо. С работы я уволилась. Поеду к бабушкиной племяннице в Башкирию, к тёте Маше, авось не выгонит. Да, недолго музыка играла. Закончилась моя семейная жизнь», – грустно думала она.

      На следующий день после того, как Зоя пришла с работы, Татьяна, собрав свои скудные пожитки, отправилась в сопровождении подруги на вокзал. Поезд в далёкий башкирский город уходил вечером. Билет в плацкартный вагон был куплен заранее. Подруги обнялись на прощанье и расстались навсегда.

       В вагоне было даже жарковато, да и полка досталась ей верхняя. Ещё было время отпусков, и пассажиры оккупировали места полностью. На нижних полках расположились пенсионеры и мамочки с детьми. Татьяна обратилась к проводнице с просьбой помочь ей поменяться с кем-нибудь местами, но та не смогла ничего сделать.

          – Не расстраивайтесь так, – успокаивала она Таню, – потерпите немного. Бабушка и дедушка ночью выходят. Может, Вам повезёт и удастся спуститься на нижнюю полку. Не стоит отчаиваться.

 Таня познакомилась с четой пенсионеров.

          – Я б, дочка, поменялась с тобой местами, да не взобраться мне наверьх-то. И дед у меня хворый, инвалид. Вишь с палочкой шмыгат.  Да ты садися с мальцом тута, места хватить.

Она ещё долго рассказывала, как они с дедом ездили в гости. Внучка замуж вышла. На свадьбе её гуляли. А теперь возвращаются к себе домой.

          – Хорошо в гостях-то, только шибко по свому дому скучились, – говорила тихо она, – тама Мурка наша ждёть и Буян тож. Как же они без нас?

Она всё о чём-то говорила и говорила, и Таня чувствовала, как её горечь и тревога тают от тепла этой посторонней ей женщины. К тому же, дочь и внучка снабдили стариков таким обилием разносолов на дорогу, что хватило всем окружающим. Павлик с удовольствием уплетал пирожки и пряники, что разжёвывала ему мать, даже молоко нашлось.  И насосавшись его, он крепко уснул у стенки на верхней полке.

          –  Вы, как выходить будете, разбудите меня, пожалуйста. Павлику к тому времени, наверное, пелёнки надо будет поменять. И я помогу вам вещи спустить на перрон, – попросила она старушку.

Таня ещё долго сидела у бабушки в ногах, наблюдая пейзажи, мелькающие   за окном, постепенно погружающиеся в темноту ночи.  Она думала о том, что большой  отрезок её жизни остался позади, вернётся ли когда-нибудь  назад в этот город, она не знала. На душе было тоскливо, потому что будущее представлялось ей очень туманным.
Она вздремнула только пару часов, когда услышала покряхтывание деда и возню внизу. Старики собирались на выход. За окном было ещё темно.

          – Куда же вы ночью-то? – спросила она, спрыгнув с полки.

          – Дак, встретют нас. Сыночек поди ждёт уж, – ответила старушка, – он и вещи наши заберёть, так что не тревожься, милая.

      И, действительно, как только поезд замер у перрона, в вагон забежал молодой мужчина, удивительно похожий на отца. Сначала он расцеловал родителей и помог выйти старикам, затем вернулся за вещами. Татьяна с сожалением рассталась с доброй пожилой парой. На смену им в вагон вошли двое молодых мужчин, старавшихся говорить тихо, но по гортанным звукам голосов Татьяна поняла: «Южане какие-то, – она сразу поникла, – эти вряд ли поменяются со мной местами». Но…  она ошиблась.