Рыба

 
  Пролог

  Река. Свинцовая вода, моросящий дождь и леска, натянутая как нерв. Он вытаскивает рыбу. Она бьется на гальке — серебристый сгусток жизни, жадно глотающий воздух. И вдруг ее круглый, немигающий глаз смотрит прямо в душу, а губы беззвучно шлепают, формируя слова, которые показались ему галлюцинацией от дешевой водки: «Скажи: хочу стать рыбой! Скажи это, когда придет время!»

  Валерьян хрипло рассмеялся, вытер мокрый нос рукавом бушлата и швырнул рыбу обратно в воду.
— Совсем допился, — буркнул он, откупоривая «Столичную». — Рыбой он стать хочет. А я, может, космонавтом хочу.

  Он сделал глоток. Мир качнулся. Сердце вдруг пропустило удар, потом второй, а на третьем решило, что с него хватит. Свинцовое небо опрокинулось на него, и шум дождя сменился ровным, стерильным гудением люминесцентных ламп.

Глава 1

  Валерьян открыл глаза. Ни реки, ни водки, ни холода.
  Он сидел на неудобном пластиковом стуле в комнате без окон. Стены цвета несвежего мела, пол, выложенный черно-белой плиткой, и стол. За столом сидел человек — или нечто, очень похожее на человека — в безупречном сером костюме. Он перебирал бумаги с таким видом, будто каждое досье вызывало у него физическую тошноту.

— Валерьян П., — произнес клерк, не поднимая головы. Голос его звучал как шелест сухих листьев. — Категория смерти: бытовая, внезапная, алкогольно-ишемическая. Скучно.

  Валерьян похлопал себя по карманам. Пусто.
— Где я? Это ад?
— Ад — это концепция для тех, у кого плохо с фантазией, — клерк наконец поднял взгляд. Его глаза были абсолютно серыми, без зрачков. — Это Сортировочная. Я — Куратор Молох. Вы, Валерьян, — единица, подлежащая утилизации или реновации. Садитесь ровно, не мните пространство.

  Молох закурил длинную сигарету. Дым не поднимался вверх, а стелился по столу тяжелыми кольцами.
— Итак, к делу. У нас оптимизация, поэтому прелюдий с пересмотром грехов не будет. У вас есть выбор. Два пути. Аксиома А и Аксиома Б.

Глава 2

— А просто исчезнуть нельзя? — спросил Валерьян. Голова все еще гудела, фантомная память тела требовала опохмела.
— Нельзя. Закон сохранения энергии, — лениво отозвался Молох. — Вы должны куда-то деться. Слушайте внимательно.

  Куратор выложил на стол две карточки. Одна была черной и шершавой, другая — золотой и гладкой.

— Аксиома А, — он постучал пальцем по черной карте. — Возврат в цикл. Стираем личность, забрасываем обратно в биомассу. Родитесь кем-то вроде бухгалтера в Саратове или шахтера на Марсе, в зависимости от квот. Страдания, борьба, редкие моменты радости, потом снова смерть. Стандартный пакет «Страдание».

  Валерьян поморщился.
— Звучит паршиво. А вторая?

  Молох усмехнулся. Улыбка вышла кривой, словно шрам.
— Аксиома Б. Пакет «Счастье». Мы отправляем вас в изолированную реальность. Личный Эдем. Всё, чего вы когда-либо хотели. Бесконечный кайф. Никакой боли, никаких утрат. Вечная эйфория.

  Валерьян недоверчиво прищурился.
— В чем подвох? Выглядит как ловушка для идиотов. Если можно выбрать вечный кайф, почему кто-то выбирает Саратов?

— Потому что я обязан предупредить о побочных эффектах, — Молох затушил сигарету о столешницу. Пятна пепла не осталось. — И вот тут мы подходим к проблеме Ангелов.

Глава 3

— Ангелов? — переспросил Валерьян.
— Не тех, что с арфами, — скривился Куратор. — Мы называем их так условно. Это... чистильщики высшего порядка. Видишь ли, Валерьян, человеческая душа не приспособлена для постоянного счастья.

  Молох встал и начал ходить по кабинету, заложив руки за спину.

— Счастье — это наркотик. Чтобы чувствовать его, тебе нужно постоянное повышение дозы. Ты получаешь желаемое — радуешься. Потом привыкаешь. Чтобы радоваться снова, тебе нужно больше. Это называется Парадокс Зенита. В Аксиоме Б ты будешь получать всё больше и больше удовольствия. Твоя душа раздуется, наливаясь золотым светом. Она станет сладкой, жирной, сияющей.

  Он резко остановился и наклонился к самому лицу Валерьяна.
— И тогда придут Ангелы. Они питаются высокоэнергетической эйфорией. Для них душа на пике счастья — это спелый персик. Они срывают тебя. И это... — Молох понизил голос, — это больно. Это не просто смерть. Это полное растворение личности в их желудках. Абсолютная аннигиляция. Ты перестанешь существовать навсегда.

  Валерьян почувствовал холод, пробирающий до костей.
— То есть выбор такой: либо бесконечное колесо страданий в грязи, либо короткий кайф, за которым следует участь корма для космических хищников?

— Бинго, — Молох вернулся в кресло. — Большинство выбирает Аксиому А. Страдание безопасно. Оно консервирует душу, делает её жесткой и невкусной. Ангелы не трогают тех, кому плохо. Но есть смельчаки, выбирающие Б. Они надеются, что смогут контролировать свое счастье. Наивные. Никто не может остановиться.

Глава 4

  В комнате повисла тишина. Валерьян смотрел на свои руки. Они дрожали.
  Система была идеальной. Идеальной тюрьмой.
  Если ты страдаешь — ты живешь вечно, но это жизнь раба.
  Если ты счастлив — ты умираешь окончательно.

— Время, — Молох постучал по циферблату часов, которых на его руке не было. — Выбирай, триста сорок восьмой. Черная или Золотая? Грязь или Плаха?

  Валерьян встал. Ему захотелось курить, выпить, заорать.
— А третьего не дано?
— Нет. В договоре только два пункта. Подписывай или я выберу за тебя рандомайзером.

  Валерьян медленно потянулся к черной карте. Жить хотелось. Даже дерьмово, но жить.
  Но рука замерла. Он вспомнил холодную слякоть, одиночество, пустую квартиру, бессмысленность каждого утра. Снова туда? Снова тянуть эту лямку, зная, что в конце опять будет этот кабинет?

  Он отдернул руку.
— Я должен подумать. Мне нужно обуться, — невпопад сказал он.
  На его ногах, откуда ни возьмись, оказались старые, стоптанные ботинки. Один был надет, другой валялся рядом.

Глава 5

  Валерьян замер с наполовину натянутым ботинком. В его голове, словно вспышка сверхновой, прорезалось воспоминание, которого здесь быть не должно. Оно было из Той жизни.

  Река. Свинцовая вода, моросящий дождь и леска, натянутая как нерв. Он вытаскивает рыбу. Она бьется на гальке — серебристый сгусток жизни, жадно глотающий воздух. И вдруг ее круглый, немигающий глаз смотрит прямо в душу, а губы беззвучно шлепают, формируя слова, которые тогда показались ему галлюцинацией от дешевой водки: «Скажи: хочу стать рыбой! Скажи это, когда придет время!»

  Тогда он рассмеялся и бросил её обратно. Теперь он понял. Это была не галлюцинация. Это была инструкция.

  Валерьян выпрямился, сбросил ботинок и посмотрел на Молоха.

— Я выбираю Аксиому Б, — твердо сказал он. — Я выбираю Счастье.

  Молох зевнул, доставая блокнот.
— Скука. Значит, идем к Ангелам? Готовься к экстазу и быстрой аннигиляции.

— Нет, — перебил Валерьян. — Ты не дослушал. Я выбираю счастье, но не как человек. В договоре не сказано, что я должен сохранить видовую принадлежность.

  Куратор замер. Пепел с его сигареты упал, не долетев до пола, и завис в воздухе.
— Поясни.

— Я хочу стать рыбой.

  Впервые за вечность на лице Молоха отразилось искреннее недоумение.
— Рыбой? Ты идиот, триста сорок восьмой? Рыба — примитивное создание. Её спектр чувств ограничен холодной водой и вкусом червяка.

— Именно! — Валерьян почувствовал, как его мозг работает с ясностью кристалла. — Ты говорил про Парадокс Зенита. Счастье становится невыносимым, потому что мы помним предыдущий момент счастья и сравниваем его с текущим. Мы привыкаем. Накопление опыта убивает новизну.

  Он подошел к Молоху вплотную, тыча пальцем в его накрахмаленную рубашку.

— Но у рыбы, согласно вашим же земным мифам, память — три секунды. Ну, может, десять. У неё нет буфера накопления данных.
— И что с того? — прищурился Куратор.

— А то, что каждый миг счастья для неё — первый. Она находит пищу — и это абсолютный, чистый восторг, не омраченный прошлым опытом. Она плывет в теплом течении — и это божественное откровение. Каждые десять секунд её мир перезагружается. Счастье не накапливается. Парадокс Зенита не наступает. Ангелы не приходят, потому что душа не созревает до «финального аккорда», она вечно находится в фазе «стаккато».

  Валерьян улыбнулся безумной улыбкой.
— Я буду вечно счастлив, Молох. И я никогда не захочу умереть, потому что я даже не буду помнить, что живу уже долго. Это вечный двигатель радости. Шах и мат, бюрократия.

  Повисла тишина. Слышно было только гудение ламп.
  Молох медленно закрыл блокнот. В его глазах загорелся огонек восхищения.

— Tabula Rasa в циклическом режиме, — пробормотал он. — Обход системы через понижение когнитивного класса. Гениально. Ты будешь жить в вечном «Сейчас». Ни страха смерти, ни пресыщения жизнью.

  Куратор щелкнул пальцами. Пространство вокруг искривилось.
— Запрос одобрен. Категория: Биоформа «Ихтис-Эйфория». Прощай, Валерьян. Или, вернее, здравствуй, Вечное Мгновение.

Глава 6

  Мир схлопнулся и взорвался мириадами пузырьков.
  Исчезли руки, ноги, страх, мысли о будущем, сожаления о прошлом. Осталось только Тело — идеальный гидродинамический снаряд, и Вода — бесконечная, обволакивающая субстанция любви.

  Оно (бывшее когда-то Валерьяном) плыло.
  Удар хвоста — вспышка чистой кинетической радости. Я движусь! Я существую! Как это великолепно!
  Блик солнца на поверхности — экстаз света. Какая красота! Я никогда не видел ничего прекраснее!

  Прошло пять секунд. Память обнулилась.

  Удар хвоста. Боже! Я движусь! Какое чудо!
  Впереди показался червяк. Розовый, извивающийся, пахнущий жизнью.
  Рот открылся, глоток — вкус белка, вкус победы, вкус вселенной. Это самая вкусная вещь в мире! Я счастлив!

  Прошло пять секунд.

  Снова течение. Снова свет. Каждое мгновение было пиком. Не было скуки. Не было «вчера». Не было «завтра». Смерть перестала существовать, потому что для осознания смерти нужно время, а времени больше не было. Был только бесконечный цикл новизны.

  Ангелы пролетали над рекой, но не могли его забрать. Его счастье было ярким, но коротким, как искра. Оно не накапливалось в «тяжелый свет», необходимый для Жатвы. Он был невидим для них. Он взломал код.

  Он был богом в чешуе.

Эпилог

  Сколько это длилось? Год? Тысячелетие? Секунду?
  Для Рыбы это не имело значения.

  В очередной момент абсолютного, девственно чистого счастья, Оно увидело перед собой нечто яркое и манящее. Это было обещание чего-то нового.
  Ух ты! Блестящая штука! Надо попробовать!

  Рывок.
  Вместо вкуса пришла боль. Но даже боль была новой. Она была ослепительной, резкой, ошеломляющей. Рыба билась, вылетая из родной стихии в чужой, сухой, обжигающий мир.

  Воздух ударил в жабры огнем. Свет перестал быть ласковым.

  Чьи-то огромные, теплые руки схватили его склизкое тело. Рыба задыхалась, глядя немигающим глазом на гиганта, возвышающегося над ней.

  И тут, сквозь пелену рыбьего сознания, пробилось что-то древнее. Что-то, что не стиралось пятисекундным циклом, потому что было записано не в мозгу, а в структуре самой реальности. Кармический скрипт.

  Валерьян-Рыба увидел лицо гиганта. Усталое, небритое лицо человека, который ненавидит свою жизнь. Человека, который стоит на краю, еще не зная, что скоро попадет в Бюрократию Первого Вдоха.

  Валерьян узнал его.
  Это был он сам. Или тот, кто станет им. Или тот, кем он был. Время в этой реке свернулось в кольцо Мебиуса.

  Он понял, почему тогда, в прошлой жизни, рыба заговорила с ним. Он понял, кто дал ему подсказку. Он сам отправил себя в этот цикл, чтобы спастись от Ада Бинарной Логики, но ценой этого спасения была вечная петля.

  Он должен замкнуть круг. Иначе парадокс разорвет вселенную.

  Рыба собрала последние силы. Жабры судорожно хлопнули. Губы зашевелились, выталкивая звуки в чуждую атмосферу.

— Скажи... — прохрипела Рыба голосом, похожим на шорох мокрой гальки.

  Мужик с удочкой замер, его глаза расширились от ужаса.

— Скажи: хочу стать рыбой! — выкрикнул Валерьян в лицо самому себе из прошлого. — Скажи это, когда придет время! Только так ты будешь счастлив!

  Мужик вздрогнул, нервно рассмеялся, посчитав это галлюцинацией от дешевой водки, и разжал руки.

  Валерьян полетел вниз, в спасительную воду.
  Удар об поверхность. Боль ушла. Память стерлась.

  О! Вода! Какая прохладная! Я плыву! Какое счастье!
  Круг замкнулся. Симфония зазвучала сначала…

  …Но что бы случилось, не успей он сказать этих слов или рыбак оставил его на жарёху?..