Источник энергии

Они встретились – вернее, он увидел её впервые – в обыкновенном супермаркете "Всё для дома".
Ничего не предвещало дальнейшего развития ситуации…

Он увидел, как она с трудом укладывала на тележку упаковки с плиткой для ванной комнаты, подошёл и, молча отстранив её от стеллажа, стал помогать.
Спросил только: сколько штук? Удивился: у Вас такая большая ванная?
Отметил: ответила улыбкой и жестом – типа, ну, да… а, что делать?
Поблагодарила, чуть смущаясь.
И…
Они потерялись в бесконечных просторах магазинного пространства, заставленного огромными стеллажами и витринами, заполненного людьми.
Как в каком-то мифическом лабиринте.
Он загадал: если ещё раз увидит её до того, как уехать, значит… Что значит, он сформулировать не успел, потому что, собираясь сесть в машину, увидел, как она садится в свою.

Что он сделал?
Он, как дурак, поехал за ней.
Понимая, что всё это выглядит глупее глупого, что абсолютно по-детски, и, вообще "что люди скажут?", и что – седина в бороду…
Тем не менее, он проводил её до самого дома.
Потом, у ворот, порывался выскочить и помочь…
Но, как бы это было воспринято?
И не решился.

Дома он по заведённому порядку справлялся с делами; по привычке спрашивал у жены и дочери: как прошёл день; быстро и как-то очень легко осуществлял профессиональные обязанности на фирме – и всё ему казалось в радость, в удовольствие, в новинку.
Потому что он постоянно думал о ней.
Ощущая её существование на земле, где-то совсем неподалёку, он становился счастливым и всемогущим, он воображал себя успешным и героическим, ему стало казаться, что он ещё многое сможет успеть и совершить.

Он достал из давным-давно запертого ящика стола черновики книги – ну, и что ж, что всего только учебное пособие, с его-то опытом…, вдруг кому-нибудь пригодится?
Он, наконец, распаковал коробки с моделями самолётов и начал собирать-клеить первую, самую любимую – Су-27. Любовно собирая модельку, он вспоминал боевую молодость. И в эти минуты казался себе молодым и сильным.
Он, не сказав ничего жене, поехал к старенькой маме, с которой очень давно не общался из-за старых обид и потому, что его семья не воспринимала бабушку, не получилось взаимопонимания между свекровью и невесткой. Поехал, повинился, поплакали с матушкой за её знаменитыми пирогами, простили друг друга – и это уже до конца. На сердце стало спокойно и светло, тем более, что разговоры по телефону с матерью сделались лёгкими и интересными. Почему он не сделал этого раньше?...
Он не стал обижаться и отвечать жене на попытку скандала, когда она весьма откровенно высказалась по поводу впустую потраченных денег и времени. Поздно спорить – раньше надо было стоять на своём. Но за службой и опасностями, с ней связанными, всегда было не до того… И винить кроме себя некого.

А в телефоне уже давно ждёт от него смелости её номер.

Он разузнал всё сразу – друзья помогли. На их расспросы отвечал уклончиво, мол, надо помочь, вдова сослуживца или ещё что-нибудь, что приходило на ум.
Несколько раз подъезжал к её дому в уютном ближнем пригороде. Но света в окнах не видел. Никакого движения за занавесками – тоже. Словно, никто там не живёт.
Стоял в тени деревьев, бродил по утоптанной тропиночке – и не мог придумать ничего более менее объясняющего, что он тут делает, что с ним происходит.

Наступила осень.
Уже появлялись первые заморозки и снежинки.
Он решил, что сейчас, как никогда, нужна мужская помощь в загородном доме.
И самому себе наметил дату – срок: в следующую субботу.

Подъехав к уже почти родному месту, он с радостью увидел освещённое окно – за портьерой двигалась тень.
А с чего это он взял, что она одинока и ей нужна помощь?
А вдруг он вообще её выдумал, и она совершенно не такая?
Из соседнего дома вышла женщина. Он, сам не зная ещё зачем, окликнул её и подошёл. Она оказалась словоохотливой и сердобольной.
Он узнал, что та, к кому потянулось его сердце, не только одинока, но живёт наедине со страшной, неизбывной бедой.

Полгода назад она хоронила одним разом всю семью: мужа, дочку, зятя. Автокатастрофа.
На руках осталась внучка, инвалид, на колясочке, всего шесть годочков.
Вот и живёт, горемычная. И помочь некому. И жить не хочется, а надо.
А, Вы, кстати, кто такой будете, чего выспрашиваете?
И, он поддавшись нормальному человеческому порыву, ответил: а я тот, кто пришёл помочь.
Он уже знал, что встречаться с любознательной соседкой придётся часто.

Таких перегрузок его сердце не испытывало давненько…
Он ещё постоял (даже курить захотелось – но с этим он завязал давно, раз и навсегда).
Подышал глубоко и нажал кнопку звонка на калитке.

Он не приготовился к встрече.
Поэтому, когда она появилась в проёме, когда на него глянули эти глаза, так поразившие его в том магазине, он, хриплым от волнения голосом сказал:
– привет! Вы меня, наверное, не помните… А я вот Вас столько времени забыть не могу. И виню себя за нерешительность… Давно надо было зайти… Сразу, как только впервые сюда приехал…

Она, посторонившись, жестом пригласила его в дом.

Потом он увидел ясные и очень печальные глаза ребёнка. Девочка улыбнулась, приняв от него в подарок цветы и конфеты, и почти рассмеялась, когда он объяснил, что разведка у него была слабая, и он не знал, что здесь живут не одна, а две феи: большая и маленькая, и, что в следующий раз, он уж подготовится к визиту как следует, так как она сейчас расскажет ему обо всех своих желаниях.
Он еле сдержал слезу, когда ребёнок самым главным желанием обозначил – придумать что-нибудь, чтобы ходить… А уже потом – что ей очень надо бы иметь планшет: она хочет читать, она уже умеет, она хочет рисовать и смотреть мультики, когда бабушка уходит надолго. А ещё очень хочется собаку.
Потом они все вместе пили какой-то необыкновенный чай с такими же необыкновенными волшебными пирогами.
Потом ребёнка уложили спать – у девочки во сне на просветлевшем личике оставалась улыбка.

Потом долго, долго сидели в тишине на кухне, при свете мягкого торшера. И говорили, говорили, говорили… Он не помнил, чтобы вообще когда-нибудь с кем-нибудь столько говорил… Обо всём…
 
Ему не хотелось домой.
Позвонил и напридумывал всякой чепухи, абсолютно не похожей на правду. Он знал, что на том конце провода всем было всё равно – где он и что с ним: там привыкли, что он никуда не денется. Да, и возраст такой, что менять что-либо – страшно, начинать с нуля – глупо. Главное: неплохо обеспечивает, не пьёт, не играет. А где бывает…

Она ничего не спрашивала.
Рассказывала о себе – видела, что ему это нужно. Ему необходимо было доказать самому себе, что всё, что придумалось бессонными ночами о ней, всё, о чём мечталось с юности – это всё есть на самом деле! И он это нашёл! Он счастливчик! Он всё ещё успеет.
И он остался.
Спросил разрешения робким  взглядом, а она подошла и, положив руки ему на плечи, сказала, как о чём-то давно решённом: пойдём спать? Уже поздно.

За всю долгую-предолгую жизнь у него не было такого радостного утра: из кухни доносилось щебетанье малышки, смех и мягкий голос той, которая предназначена ему вселенной. Раздавались дразнящие запахи, как в детстве… Он умылся и вышел в кухню. Обе феи – и большая, и маленькая – весело откликнулись на его доброе утро и пригласили к столу. А там!!! Оладушки! Сметана деревенская! Варенье крыжовенное – любимое, мама такое варила, заставляла его с братьями хвостики у крыжовин ножничками отрезать. И – чай, опять восхитительный, но не такой, что пили вечером, а другой,  утренний.

Прогулка к озеру получилась невероятнейшая: стоял солнечный золотистый денёк, всё вокруг светилось каким-то необыкновенным светом.
Софья наслаждалась покоем и, в кои-то веки, полной безмятежностью.
Полинька радостно щебетала, подмечая самые неожиданные мелочи в природе – в ней, действительно, чувствовался художественный талант.
А Тимофей шагал, толкая коляску, и думал: за что же судьба в конце жизни преподнесла ему такой бесценный подарок: любовь и возможность быть нужным?

Домой он уехал под вечер, пообещав вернуться завтра и навсегда.
Софья сказала: решать тебе. У нас тут не сахар… Дом старый. Бизнесом надо заниматься, а не то до краха недалеко. А самое главное – надо срочно заниматься Полиным здоровьем, как говорят врачи, чтобы не упустить время. Я не могу повесить на тебя столько проблем, только потому, что ты на старости лет решил по-мальчишески влюбиться и возместить недополученные в юности, да и по жизни, чувства. Думай сам. Делай так, чтоб не сожалеть. Нам под шестьдесят, и времени на исправление ошибки останется совсем немного…

Сразу прошёл на кухню и позвал жену.
Дочь, как всегда, сидела в своей комнате в наушниках за компьютером. Она была взрослая, со своим опытом несостоявшихся отношений, озабоченная поиском работы, новыми увлечениями. Дочь, он был уверен в этом, прекрасно видела, что происходило между родителями – отчуждение и холодность давным-давно существовали здесь в качестве постоянных жильцов.
Он понимал, что вся жизнь пошла не совсем в нужном направлении после единственного неверного шага… Но он видел (не однажды и слышать довелось), что не он один расхлёбывал ошибки молодости в зрелом возрасте.
Пока была служба, невероятные ответственность и напряжение – семейные неурядицы уходили на второй план. В короткие встречи между боевыми службами, а, чаще всего это были отпуска, ни о чём серьёзном думать не хотелось – отдохнуть бы от служебного напряга. Жена была постоянно чем-то занята, куда-то уходила, в какие-то кружки и клубы – а на попытки его расспросов отвечала малословно и уклончиво, отмахивалась, как будто заведомо знала, что ему это будет неинтересно.
Дочь почти всё время жила и воспитывалась у родителей жены – благо тесть с тёщей были людьми образованными и добрыми, понимающими.
Ему казалось, что жизнь идёт к закату, и ничего, абсолютно ничего измениться уже не сможет.
И вдруг те глаза. Молодые, глубокие, грустные и мудрые. И странная женщина – вроде и не молодая, а как будто юная, как будто свет от неё…

Жена вошла на кухню, как всегда нахмуренная, и словно, ей было некогда.
– что случилось?
– нужно поговорить.
– не поздновато для разговоров?
И тут его прорвало…
– да, опоздал, опоздал лет на тридцать с лишним. Раньше надо было пойти своим путём. Но ведь всему мешали страхи: за карьеру, за то, как начинать заново, за то, что не факт, что в другом месте будет лучше. Мешали нерешительность и сверх ответственный характер: как же я дочь безотцовщиной оставлю. А много ли она от меня, как от отца видела? Много ли я ей любви давал? Всё некогда. Всё в суете. И наша жизнь вся превратилась в рутину и суету, в погоню… За чем? Разве мы счастье искали? Погоны, квартира, машина, счёт в банке…
А где мы? Мы сами? Чувства? Интересы? Просто жизнь? Где?

Он остановился. Ему не хватало воздуха.

Жена посмотрела на него презрительно, и в тишине резко прозвучал её голос:
– зачем ты прикрываешься демагогией? У тебя другая? Так и скажи. Молодая? Забеременела? Будем решать вопрос.

Боже, боже! Подумалось ему: каким образом можно объяснить этой чужой, не смотря на такие долгие годы, прожитые бок о бок, женщине, что он чувствует сейчас и что он собирается сделать. Как?
Она не поймёт…
Тем не менее он стал отвечать, не узнавая своего голоса:
– нет, не молодая, не беременная, наша ровесница. Почему ухожу? Потому что хочу быть нужным не только деньгами. Потому что, наконец, понял, что такое любовь, и что она на самом деле есть, и не важно, сколько тебе лет. Потому что устал жить в холодильнике – у меня от холода начинает болеть сердце. Потому что я вспомнил, что я человек, мужик, офицер, сильный, грамотный, способный на поступок. Не снимая вины с себя, я всё же хочу спросить и тебя: как ты-то прожила целую жизнь без любви, без счастья, без эмоций и без стремлений, без истинной радости? Ведь мы жили как заведённые роботы, настроенные на эту пустую программу.
Но мой завод кончился давно.
И сейчас я нашёл свой источник энергии. Это любовь. Это человек, который умеет любить. Которому любовь нужна для того, чтобы дышать, для того, чтобы жить для других.
Может быть, я говорю сумбурно. Мне трудно объяснить, чего мне не хватает… И уж совсем невозможно рассказать, что же я, наконец, нашёл. Прости.

Несколько минут в кухне висела тишина.

– подскажи, пожалуйста, где мой старый рюкзак?

– ты прямо сейчас собираешься уходить? Может быть, утро вечера мудренее?

– нет. Утро я должен встретить с ней – теперь я не стану терять ни единого дня, ни одного счастливого утра.

Он зашёл к дочери, осторожно снял с неё наушники, развернул от компьютера лицом к себе. И коротко, чётко объяснил ситуацию.
Дочка слегка нахмурилась, помолчала и сказала потрясшие его слова:
– а, знаешь, пап, я тебе завидую и желаю тебе счастья. И здоровья, чтобы ты успел насладиться новой любовью. И горжусь тобой – ты мой герой теперь. О маме не беспокойся, я рядом, помогу. Да, и не будет она убиваться: у нашей мамули эмоциональный интеллект близок к нулю. Вакуум твоего отсутствия она заполнит – не переживай. Э, да! Меня не забудь познакомить со своей пассией – больно хочется посмотреть, что ж там так тебя вдохновило. Ок?

Он поцеловал дочь и вышел.
Он вышел в новую жизнь.

Потом была долгая и тяжёлая борьба за восстановление Поленьки: две операции и длительная реабилитация.
Девочка поверила не только в свои силы, она поверила, что Тимофей – добрый и сильный волшебник, который вдохнул в неё чудодейственные силы. Она стойко и терпеливо переносила боль, и ни разу не отказалась ни от болезненных массажей, ни от трудных занятий лечебной физкультурой. А он почувствовал в себе какие-то невероятные возможности! Ему каждый шаг выздоровления девочки был очередной наградой! Он боролся не только с её недугом – он всякий раз побеждал и самого себя – свою неуверенность и нерешительность, которые столь многого лишили его в течение жизни.
И они победили.

Радость? Счастье? Удовлетворение от новой жизни, от созданного и содеянного за эти годы?
Нет таких слов, чтобы можно было выразить чувства Тимофея Николаевича:
когда он смотрит на красивую Поленьку рядом с её избранником, ласково и нежно поглядывающего на её уже заметный животик;
когда он усаживает на колени своего внука, которого оставили у них на уик-энд его дочь с зятем – сами-то решили съездить к друзьям в другой город;
когда крупная, красивая и умная овчарка, ещё один член семьи и всеобщая гордость, укладывалась у его ног;
когда его родная, такая необходимая, как воздух, Софья (мудрая даже в самом имени), красивая своей удивительной красотой, невзирая на возраст, обвивала его шею тёплыми и сильными руками;
когда расцветал весною их обновлённый сад;
когда он снова и снова понимал, несколько ему повезло: он успел! Он успел!

И снова и снова этот поседевший человек повторял про себя: всё это помогла мне совершить любовь.