БесЧеловечный

               
     Материализовался он, как и положено существу его ранга, с размахом – не из едва заметного серного облачка, скромно прорывающегося из-под земли, а из густого амурского тумана, гордо раскинувшегося от Китая к России. Берег встречал его весенним чавканьем, похожим на ленивое пережевывание грязной воды неким гигантским зверем. Здесь пахло гниющим тростником и соляркой, дохлой рыбой и мокрой глиной, безденежьем и безнадежностью. Вязкую тишину разбавляла пузатая колонка, чьи динамики были оккупированы Артуром Пирожковым, поющим замысловатые оды русскому алкоголизму. Пошловатые рифмы и сравнения пытались перекричать мужчина и женщина, выяснявшие по чьей же вине не разжигались угли в мангале. Во всей этой какофонии молчание хранил лишь ребенок, с открытым ртом наблюдавший за тем, как в их сторону двигается таинственный незнакомец, появившийся из глубины речного тумана. Выставив в его сторону палец, малец, дергая мать за брюки, спросил:
-Мам, это чурка?
Скандал в семье прервался. Все трое уставились на неожиданного гостя.
-Ну, отчего сразу чурка? – Улыбнулся он ребенку. – Я ведь всего-навсего Бес. Бес Клюев.
       Протягивая сжатую в хвосте визитку, он учтиво преклонил рога перед мальчиком. Его копыта шаловливо облизывали языки пламени, тянувшиеся от только что появившихся на свет травинок.
-Вы… Не сердитесь на него. Он еще маленький, – Мать стыдливо потрепала сына по голове.
-Ну что вы! Разве можно обижаться на деток? Они ведь… Как это правильно говорится… Цветы жизни.
        Он произнес это со сладким, застывшим удовлетворением так, что у женщины по спине пробежал легкий холодок. Языки пламени медленно угасали, оставляя на траве одни лишь обугленные пятачки, пахнувшие серой и жженым сахаром.
-А впрочем, – продолжил Бес, – слова вашего мальчика немного задели мою тонкую натуру. Вы же не хотите отпускать новоприбывшего туриста обиженным и рассерженным?
Семейная пара хором прошептала едва различимое: «Нет!».
-Вот и замечательно! Тогда не соблаговолите ли меня несколько просветить? Как называется сей город? Или он настолько лишен значения, что пребывает в блаженном забытьи?
-Хабаровск, – выпалил мужчина.
-Мерзость! Ну, скажите мне, разве хорошее начальство отправит трудолюбивого сотрудника в такую даль?
Они растеряно смотрели на Беса, пытаясь понять, чего же хочет добиться от них таинственное существо.
-Удовлетворите, пожалуйста, еще одну просьбу… Как пройти до центра?
-Поднимаетесь по холму, проходите до остановки, а дальше прямо по дороге…
-До чего же подробно и понятно. Примите благодарность от всего моего бесовского сердца!
        Он цокнул копытом по влажному камню и мангал тут же разгорелся буйным пламенем. После этого гость отправился в путь, оставляя после себя идеально ровные ямки на растекающемся асфальте. Семья еще долго молчала, глядя вслед растворявшейся в густом тумане фигуре. Их окутал первобытный страх, настолько сильный, что сознание превратилось в выжженную землю, по которой не рисковала катиться даже самая примитивная мысль. И только мальчик, отчего-то гораздо более смелый, чем его родители, неустанно прокручивал на языке новое для себя слово – «Бес», находя его звучание гораздо более интересным, чем «чурка».
       Его путь до центра оказался неспешной экскурсией по краеведческому музею провинциального абсурда. Клюев молча шел по полузабытым тропам, пролегавшим между покосившимися гаражами, и его лакированные копыта, стукаясь о камни, печально отбивали такт похоронного марша карьерных ожиданий амбициозного Беса. Разве могут его профессиональные качестве по-настоящему развернуться здесь, среди выцветших рекламных щитов, замызганных павильонов с шаурмой и безразличных, как дохлая рыба, лиц прохожих?
        Но все же печальные пейзажи окраин стали сменяться цепляющими взгляд центральными улочками: Хабаровск раскрывался перед Клюевым челюстью мужчины за 40: обшарпанные зубы-хрущевки уступали место стеклянным протезам-новостройкам. Из этого рта даже начало веять благородным запахом дорогого кофе и свежего асфальта.
       Наконец Бес дошел до приземистого двухэтажного здания, стыдливо ютившегося у самого берега. Выцветавшая краска, потрескавшиеся стены и полное отсутствие сталинского размаха! Ничего примечательного, кроме апогея советской функциональности, помноженной на современное отчаяние. «Речной вокзал», – прочитал Клюев едва проглядывавшуюся вывеску над центральным входом. Некогда шумное место сегодня вспоминалось среднестатистическим хабаровчанином лишь в редкие дни прогулок по набережной, когда злобное урчание в животе намекало на необходимость воспользоваться единственным ближайшим туалетом.
       Бес Клюев толкнул входную дверь вокзала, и его обдало запахом дешевого освежителя, старого линолеума и человеческого безразличия. Внутри царила атмосфера застывшего времени: за стеклянной перегородкой дежурил охранник – сонный мужчина в форме, чье лицо было прикрыто нечитанной книгой. Напротив, в трех окошках, сидели билетерши, вяло перебиравшие накопившиеся сплетни. Одна из них, видимо, начальница смены, услышав цокот копыт, небрежно спросила:
-Вам куда? Туалет, если что, с другой стороны. Тридцать пять рублей за сеанс.
-Благодарю за заботу о насущном, мадемуазель, но мои потребности лежат в другой плоскости. Мне бы приискать кабинетик…
-Мужчина, не пудрите мне голову! Мы вас можем отправить в Комсомольск, Николаевск и туалет. Ни больше, ни меньше.
-Печально, но все же мне кажется, мы с вами можем прийти к общему знаменателю. Понимаете, мне уж очень сильно приглянулся ваш милый вокзальчик. Особенно последняя комната по правому коридору на втором этаже. Оттуда доносится примечательнейший запах… Старых журналов «Огонек» и несбывшихся планов по реконструкции здания.
      Он говорил тихо, но его слова повисли в воздухе тяжелыми, властными гирями. Разозлившаяся билетерша подняла голову, чтобы высунуться из небольшого окошка и хорошенько выругать внезапного посетителя, но… Разве могла женщина на закате детородного возраста устоять перед мужчиной с рогами? Увидав красную кожу своего собеседника, она вскрикнула и уронила на пол скромного размера тетрадку с надписью «Бухгалтерия».
-Но там… Архив…
-Архив? Какая досада. До чего глупая затея забить такое роскошное помещение отсыревшими бумажонками, закрывая дорогу энтузиазмам, искренне пытающимся внести в этот город капельку разнообразия и жизни. Вы так не считаете?
Воцарилась тягучая тишина, нарушаемая лишь гудком катера за окном.
-Мы… Я такое решение принять не могу. Нужно с начальством разговаривать…
-Мадмуазель, ну откуда в этой чудесной головке такое отчаянное желание свалить всю ответственность на кого-то рангом повыше? Мы же с вами сами творим собственное счастье, ну, в самом деле! Что вам стоит кивнуть в ответ на мою жалкую просьбу? Прошу вас, просто кивните. А потом… Я поднимусь на второй этаж, запрусь в своем кабинете, и вы забудете о моем существовании. Если только у вас не возникнет потребность… В моих услугах.
      Женщина боязливо замотала головой вверх-вниз. Бес, нахмурившись, посмотрел на двух ее коллег, которые также поспешили выразить согласие с предложением таинственного гостя. Добившись желаемого, Клюев улыбнулся и зашагал в сторону лестницы. По пути он остановился у будки охранника и, просунув когтистую ладонь в сторожку, сбил книгу с усатого лица мужчины. Старик взволнованно затрясся и принялся оглядываться по сторонам.
-Не спите, батенька, – прошипел Бес, – тем более под томиком Чехова…
-А что делать-то на этом вокзале? Кого охранять? Тарасовну что ли? – Кивнул он в сторону билетерш.
     Клюев посмеялся и продолжил путь в свой новый кабинет. Замерев в переходе между этажами, он обернулся и вновь обратился к сотрудникам полузабытого вокзала.
-Расстроили меня слова вашего охранника, девочки! Приложиться бы ему кулаком между глаз за то, что спит в рабочее время, да ведь прав, стервец, что тут и души не сыщешь. А жаль! Такие прекрасные дамы чахнут без дела, не имея возможности распылить свою красу на гордых жителей Хабаровска. Но, слава Черту, вы мне помогли. А я за помощь привык людей благодарить. Встречайте посетителей, милые мои! А вы, батенька, ухо востро держите! Чтоб ни волоса с голов этих барышень не упало! Буду спускаться – проверю.
      После этого массивная деревянная дверь вокзала с грохотом отварилась, впуская в вестибюль сотни хабаровчан, обезумевших от желания добраться до Комсомольска и Николаевска. Они, бесцеремонно расталкивая друг друга, толпились у касс, пытаясь урвать заветный билет, гарантирующий им незабываемое путешествие к низовьям Амура. И вся эта внезапно вспыхнувшая любовь к речному плаванию на радость сотрудницам скромного порта разбушевалась аккурат за полчаса до конца рабочего дня.
       Причинив сотрудникам вокзала достаточно добра, Бес наконец-то добрался до второго этажа обветшалого здания. Длинный коридор упирался в заветную дверь с отколотой фанерной табличкой «Архив». От нежелательных посетителей помещение защищал ржавый, как грехи мелкого муниципального чиновника, замок. Аккуратно приподняв его, Клюев вставил в замочную скважину свой коготь. Легким движением пальца он дважды провернул постаревший механизм в нужную сторону. Замок с обиженным стуком упал, а Бес с пристальностью опытного ревизора взялся за осмотр новых владений.
       Комната была забита стеллажами с папками, грудами газет и отчетами о пассажиропотоке с 1975 по 2014 года. Полки многочисленных шкафов украшали саваны из пыли, а в зарешеченном окне, выходившим на Амур, застрял умерший, вероятно, еще при советской власти, шмель. «Идеально!», – прошептал Клюев с несвойственной его голосу нежностью. Улыбаясь во все адские зубы, он аккуратно щелкнул пальцами, оживив тем самым все находящиеся в архиве предметы.
       Папки с шипением, похожим на шепот заговорщиков, поднялись в воздух и выстроились в ровную колонну, освободим тем самым центр помещения. Их радостное кружение поддержали стеллажи: скрипя и постанывая, словно колени старика на йоге, они принялись сгибаться в причудливые фигуры, срастающиеся друг с другом и превращающиеся в нечто изящно пугающее. Сотворив с дюжину кульбитов, деревянно-металлическое месиво наконец приняло форму письменного стола, чьи ножки, закругляясь у основания, плавно переходили в стул с высокой спинкой.
      Между тем, пыль, сбитая с насиженных полок, принялась вихревато бродить по комнате, сгущаясь с каждым кругом все больше и больше. Миллионы частичек объединились в шарообразное нечто, которое, прилично разогнавшись, с грохотом ударилось о стену. Растекшись по кирпичам, пылевой сгусток превратился в камин, в пасти которого тут же заплясали маленькие, декоративные язычки пламени. От них не исходило тепла, однако они отлично освещали новоиспеченное рабочее место тревожным мерцающим светом.
       Довольный проделанной работой, Клюев подошел к окну. Его тонкие пальцы потянулись к высохшему трупику шмеля. Насадив бедолагу на коготь, Бес принялся рассматривать насекомое, находя его слишком похожим на людей: несчастные человечки, подобно жукам, отчаянно бьются о прозрачные преграды судьбы до тех пор, пока не усохнут в комочек тщетных амбиций на подоконнике вечности. «А хорошую метафору я выдумал! Надо ее как-нибудь записать!», – посмеялся Клюев, проглатывая скромных размеров усопшего.
      Сеанс самолюбования прервал легкий скрип двери. Бес резко обернулся. В проеме стоял молодой человек лет двадцати пяти. В потертой ветровке и с рюкзаком за плечом, он всем своим видом излучал крайнюю степень недоумения.
-Простите, – начал парень, нервно подергивая молнию на куртке, – я, кажется, ошибся…
-Ну что вы, молодой человек! Вам совершенно не за что извиняться. Ведь ошибка – это первый шаг к истине. Подскажите, что же вы ищете, дорогой мой? Быть может, я смогу помочь…
      Парень подошел к новенькому столу Беса и нехотя опустился на скромное кресло, заскрипевшее под тяжестью его портфеля.
-Если честно… Я и сам не знаю.
-Как же так? Вы же не волшебным образом оказались в этом чертом забытом помещении?
-Вообще-то… Я просто гулял по набережной. И вдруг мне захотелось поехать в Комсомольск. Показалось, что это очень важно – оказаться там. Я пришел на вокзал – тут очередь. Да такая огромная, что даже мысль закралась: а может ну его, этот Комсомольск? Помню, сердце в тот момент бешено заколотилось. Понял, что глупость какую-то в голове кручу. Так и дошел до кассы. Уже и место выбрал, и дату, и время… Прикладываю карту к терминалу, а он выдает: «Недостаточно средств». И отпустило сразу же. Хотел уйти, но… Ноги сами сюда принесли, к вам.
      Клюев сложил пальцы домиком и с наслаждением вдохнул затхлый воздух архива.
-Забавно, что ноги порою бывают умнее головы, – заметил Бес, наблюдая, как молодой человек невольно косится на его рога, – был у меня один… Знакомый. Тот еще любитель женского тепла, знаете ли! Ни одной юбки не пропускал. Даже, простите, самой рванной и запачканной. Натолкнулся как-то на девицу, по одному виду которой было понятно, что тело ее скрывает причудливейшую… Не микро – макрофлору! В общем, всей головой этот чудак был за то, чтобы приютить частичку этого букета в своем организме. Уж разделись, подготовились… А у него, подумайте только – бац! И свело икры! Да так сильно, что врачей вызывать пришлось!
Бес засмеялся, да так заразительно, что даже наскоро собранный камин в его кабинете принялся одобрительно поддакивать своему владельцу легким треском древесины.
-Черт меня подери, простите за бестактность. Каюсь – люблю иной раз вставить в разговор с приятным человеком туалетную шутку. А впрочем… Мы же с вами так и не познакомились. Честно говоря, я читаю некий страх в ваших глазах. Меня это немного обижает. Ну в самом деле, вас здесь развлекают, доносят до ваших ушей какой-никакой юмор, а вы… Пялитесь на рога собеседника! Бестактно с вашей стороны.
Парень хотел было что-то ответить, но Бес поспешно приложил к его губам коготь.
-Не стоит растрачивать слова впустую. Да и меня бояться тоже не стоит. Внешность – она ведь обманчива. Под моей… Весьма специфической оболочкой скрывается самый что ни наесть внимательный и понимающий слушатель. Так что, представьтесь пожалуйста, юноша. И расскажите – что же вас с такой силой гложет, раз вы даже готовы бежать в Комсомольск под давлением тягостных и жутких мыслей?
-Виталий, – выдохнул парень, все еще не решаясь смотреть Бесу прямо в глаза, – Виталий Фадеев. Я аспирант… Кафедры лингвистики.
-Прекрасно! – Воскликнул Клюев, и его глаза блеснули искренним профессиональным интересом, – Наука о языке! То есть о форме, в которую облекается бесформенная человеческая мысль. Так какая же мысль гнетет знатока мыслей, Виталий?
       Молодой человек вздохнул и, печально уставившись в пол, начал свой рассказ.
-Я ведь, понимаете, женат. Уже как два года, а мы с ней все… В этой комнатушке общажной прозябаем. Все никак не могу выбить ставку в университете! Вроде бы – аспирант, без пяти минут кандидат наук! А работать приходится… В «Золотой птичке». Утром за фритюром, вечером – за диссертацией. Жена вдобавок ворчит, что и денег нет, и времени с ней мало провожу. Ждет все время, что вот-вот и устроюсь я на кафедру. А мне из раза в раз – мест нет… Ждите! А ждать ведь нечего. Чувствую себя полным ничтожеством, которое не способно обеспечить самого близкого человека…
      Он замолчал и сгорбился, будто пытаясь ужаться в стул, чтобы никто не мог разглядеть его в этом огромном кабинете.
-А самое обидное, что… Я ведь об этих переживаниях никому не рассказываю обычно. А с вами… Простите, простите! До ужаса стыдно. Расплакался, как…
-Как совершенно нормальный человек. Не накручивайте себя, Виталий. Я вас, верите или нет, прекрасно понимаю. Вы бьетесь в закрытую дверь, за которой, как вам кажется, находится решение всех проблем. А дверь не поддается. От этого у вас и формируется страх. Причем страх не стыдливый, а благородной – не за себя, а за того, кого любишь. Это чувство съедает вас изнутри, как тараканы книгу в библиотеке, за которой никто больше не присматривает. – Бес откинулся на спинку стула, и тень от его рогов легла на стену причудливым узором. – Но позвольте спросить, Виталий… Вы уверены, что проблема именно в запертой двери? Может быть, дело в том, что вы пытаетесь открыть не ту дверь? Или… Вам просто не хватает правильного ключа?
Виталий впервые за весь разговор оторвался от бессмысленного рассматривания паркета и посмотрел Бесу прямо в глаза.
-Вы… Психолог?
-Психолог? – Клюев откинулся назад, и его кресло жалобно взвизгнуло, – Черт меня подери! Психологи… Они роются в причинах. Бессмысленно перебирают анамнез, который составлен исключительно со слова пациента. Это обман, мой милый друг. Как можно верить такому ненадежному существу как человек? Тем более в моменты, когда его несовершенный мозг пытается описать состояние собственной души? Нет уж – увольте. У меня специализация более… Тонкая. И правдивая! Я, если позволите, сборщик антиквариата. Приобретаю у людей интересные для меня вещицы, а взамен даю им нечто ценное.
-И что же вас интересует?
-Ну, как вам сказать… С моей точки зрения любой человек – богач.
-Это вы перебарщиваете…
-Нисколько! Просто… Понимаете, все люди в реальности носят в карманах брюк… Золотые самородки! Право, не смейтесь! Я серьезно! И вот бродят они по улицам, поглаживают этот самородок, считают его главной ценностью, а в итоге умирают от голода, так и не разжав ладони, – Бес наклонился и, понизив голос до заговорщицкого шепота, продолжил, – разве это не смешно? Не глупо?
-Может, этот самородок для них очень важен…
-Важен? Я вас умоляю! Как может быть важным нечто, что ты и ощутить-то нормально не можешь? Как может быть важным предмет, которым ты и пользоваться-то как не знаешь? Не спорю – самородок и впрямь представляет собой вещь весьма недурственную. Но какой от него толк, простите, официанту из «Додо-пиццы», который не понимает, как переплавить этот камушек в изделие? В самом деле, ни себе, ни людям! Продали бы… Да ценность призрачная мешает.
      Он замолчал, будто дожидаясь, пока произнесенные им слова впитаются в мозг Виталия. Аспирант, между тем, неподвижно сидел напротив. В его глазах боролись страх и зарождающийся интерес.
-И что же это за самородок?
-О! Ну наконец-то в вас проснулась предпринимательская жилка! Это, мой дорогой друг, самородок неосязаемый, который вы, люди, прозвали душой. Она и у вас есть, многоуважаемый бобер, обломавший все зубы о гранит науки. Только вот… Давайте откровенно? Для чего, Виталий, нужна душа такая, если за душою ни гроша?
-Вы предлагаете… Сделку?
-Ну что вы? Я же не лжец какой-нибудь. Сделку в первый час общения предлагают шарлатаны. А я… Предлагаю рассмотреть варианты сотрудничества. Ваша душа в обмен на что угодно.
-Что угодно? Это как?
-Виталий, что угодно – это что угодно. Все, что взбредет вам в голову – осуществимо. Вы в этом плане ограничены исключительно рамками вашего воображения.
      Аспирант провел рукой по лбу, пытаясь смахнуть собирающееся потом сомнение. Все, что угодно… Это же так просто. Слишком просто. Мысль о том, что все желаемое можно получить вот так – одним махом, казалась абсурдной насмешкой над отчаявшимся молодым ученым. Он смотрел на Беса, на его неподвижную терпеливую улыбку, на горящие в полумраке глаза и не мог отделаться от ощущения, что его разыгрывают.
-А каково это, лишиться ее? Души, я имею в виду…
-О, наконец-то мы подошли к самому популярному вопросу! – Клюев сложил ладони домиком, будто молясь какому-то своему извращенному божеству, – Но ответ вас разочарует: абсолютно безразлично.
-Безразлично?
-Именно. Ну, сами подумайте: есть у вас в квартире, допустим, дверца в полу, ведущая в подвал размером с еще одну вашу квартиру. И эта дверца, еще с детства вашего была прикрыта большим ковром, который никто никогда не сворачивал даже во время генеральных уборок. Так вот, лет через двадцать эта дверца растворяется, как и комната, за ней спрятанная. И что, будете вы по ней скучать? Можно ли печалиться о потере, пускай и ценной, но неощущаемой вещицы? Так и с душой. Ну, почувствуете небольшой укольчик, легкое жжение в груди… И все. Это не больно. В какой-то степени, это даже освобождающее чувство…
Виталий продолжал слушать Беса, и его логика начинала казаться ему все более убедительной.
-И все же… Мне нужно подумать. Это же серьезно. Нельзя вот так вот сходу… Давайте я к вам приду через недельку?
-Ну что вы, друг мой! Никто не спорит, что решение предстоит серьезнейшее! Но зачем вам куда-то уходить, если хорошенько обдумать открывающиеся перспективы можно и здесь, прямо в этом кабинете?
      Прежде чем аспирант успел что-либо ответить, Клюев азартно щелкнул когтистыми пальцами. Комнату озарил негромкий, похожий на лопнувший пузырь, звук. Глаза Виталия затянулись белой полупрозрачной пленкой. В его сознании начали мелькать до боли знакомые и унизительные картинки: ночи в общажной комнате, залитой желтым светом дешевой лампы, унизительные просьбы к заведующему кафедрой, обиженные, усталые глаза жены… Целый год сомнений, метаний, надежд и разочарований. Разговоры о ставке, о разводе один за другим прокручивались в голове, перемешиваясь со словами Беса, открывающими перед молодым человеком безграничные перспективы вольной и сытой жизни. Мгновение – и магическая пелена спала с глаз Виталия.
-Сколько… Сколько прошло времени?
-Простите мне дерзость, но что за глупые вопросы от человека, замершего в шаге от степени кандидата наук? Время, мой дорогой друг, как любил говаривать Эйнштейн, понятие относительное. Здесь, в этой комнате, да и в Хабаровске в целом, смею вас заверить, не прошло и минуты. А в вашем сознании… Рискну предположить накрутилось суток 365, то есть год. Время, на мой скромный взгляд, достаточное для того, чтобы обдумать даже самое сложное решение.
      Виталий глубоко, с присвистом выдохнул. В его глазах не осталось ни сомнений, ни страха. Только усталая, каменная решимость.
-Я… Я согласен.
-Браво! – Воскликнул Клюев, и его лицо озарилось неподдельной радостью коллекционера, отыскавшего на чердаке у полуживой бабки не обналиченный миллион, – Ну что же, мой дорогой Виталий, не тяните! Озвучьте ваше желание! Что же планирует приобрести человек, добровольно отказывающийся от скрытого за потертыми дверьми подвальчика?
-Мне бы… Мне бы семейную комнату в общежитии выбить. И ставочку… На кафедре лингвистики.
       Воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием камина. Улыбка на лице Беса замерла, затем медленно сползла, уступив место выражению глубочайшего недоумения.
-Ты, Виталя, видимо чего-то не понял… Дай-ка еще раз объясню. Все, что угодно – это все. Вообще все. Весь мир к твоим ногам! А ты… Комната в общежитии? Это… Просто наглость какая-то! Можно же, в конце концов, и всей Россией править.
-Зачем? – искренне удивился Виталий. – Это же сплошная головная боль. Отчеты, совещания, делегации… Где же тут время на семью?
-Невероятно… Но вы же ученый! Могу помочь вам приобрести все возможные знания об этом мире. Представьте, ни одной тайны, ни одной загадки… Вся история в вашей голове, расстеленное как бесшовное полотно…
-Да что вы… Столько грязи и жестокости кругом… Как от такого с ума не сойти?
-Ну, пожелайте хотя бы пост ректора в вашем университете! Это же так естественно – хотеть силу, власть, уважение! Приличный оклад наконец!
-Вы же сами сказали, – улыбнулся Виталий, – я – ученый. А ректор – чиновник. Не мое это. Так что… Ценю ваше желание дать мне нечто большое и весомое, но… Поверьте, мне комнаты и полной ставки – за глаза.
      Бес отшатнулся от него, как от прокаженного. На его лице играла смесь разочарования, досады и какого-то почти профессионального оскорбления.
-М-да. Мельчают люди. В былые времена каждый второй мечтал как Фауст! Обманывали, правда, нас – честных чертей, юлить пытались… Но так даже работа интересней становилась. А теперь… Комната в общежитии. Но, как говорится, желание клиента – закон. Если позволите – удалюсь на минутку. Нужно… Кое-что обсудить с коллегами.
       Тяжело вздохнув, Клюев подошел к камину. Он монотонно постучал костяшками пальцев по черной обшивке и, слушая задорное потрескивание углей, принялся ждать ответа от абонента «с той стороны». Наконец мелкие камешки в очаге закружились в спиральном порыве, постепенно складываясь в крупное, увенчанное рогами, женское лицо.
-Бухгалтерия, слушаю.
-Демочка, голубушка! Как всегда само очарование… – Начал заискивать Бес.
-Клюев! – Разразился бурлящий каминный голос. – Мы, конечно, не ангелы, но все же – так бесстыже подлизываться к замужней гражданке Ада…
-Почему сразу подлизываться? Неужели в наше опасное для мужчин время уже даже комплимент очевидно прекрасной даме считается посягательством на ее брачные узы?
-Ну, Клюев, ну трепло! Я ведь помню тебя еще искоркой в адском горне… Не унижай себя и меня этим панибратством. Запомни раз и навсегда: Демонесса Суккубовна – и никак иначе. А теперь быстро и по делу: чего названиваем?
-Понимаешь… Я тут обосновываюсь на новом месте… Перенаправили меня в Хабаровск, а я, собственно, времени зря не теряю…
-Клюев! Быстро и по делу.
-Хорошо, хорошо! В общем… Нашел первого клиента. Он согласен на сделку, но запрашивает… Семейную комнату в общежитии и ставку преподавателя…
      В камине воцарилась пугающая тишина. Бес озадаченно наблюдал за тем, как угольки, образовывающие глаза собеседницы, начали нервно подрагивать.
-Слушай, Клюев. Нам тут администрация Белого дома души продает за начало второй пандемии коронавируса в Китае. Работы – выше земной коры! А ты мне тут линию занимаешь со своими предложениями по программе социального жилья… Ты там мозги в Хабаровске своем не отморозил?
-Что же вы грубить сразу, Демонесса Суккубовна…
-А как мне не грубить, Клюев? – Вырвался из камина сноп искр. – Разъездились по глубинке, наяриваете один за другим с мыслью, что вот ваш-то заказ он самый важный! Просите вам магии направить на реализацию… Вот ты посуди: у меня в списке на месяц – свергнуть правительство в Непале, испортить асфальт на российских дорогах, научить Chat GPT писать эротические тексты… Вот откуда мне из бюджета магию взять на комнату для твоего придурка?
-Но он ведь уже согласился! Что мне ему – отказывать? Это же речь о репутации Ада!
-Пока жива система здравоохранения России – репутации Ада ничего не грозит, Клюев. А отказывать или нет… Это тебе, дружок мой, решать. Не хочешь первого клиента в новом городе терять – раскошелься магией из собственного запаса. Будешь хорошо работать – быть может, начислим тебе премию в следующем месяце. Вот и вернешь все с лихвой. А теперь – извиняй, мне спешить надо. Звонок по другой линии. Не скучай.
Угли с громким шипением рассыпались, лицо исчезло, и камин погас, оставив в комнате лишь запах серы и унижения.
-Стерва старая, – тихо прошипел Клюев, пнув ногой подставку для кочерги
      Бес посмотрел на Виталия. Парень, бездумно тыкая в телефон, все также сидел напротив его рабочего стола. Неужели на реализацию его желаний придется тратить магию из собственных запасов? Видимо, о даче на берегу Стикса можно забыть. Как и об эффектных пакостях, в духе того, что он учудил на первом этаже. Впрочем… Завершить сделку без помощи центра… Разве это не эффектно? Разве лишняя душонка, привлеченная в Ад без единой капли магии из бюджета не приблизит его к званию «лучшего сотрудника»?
-Ладно, – проворчал он, потирая ладони, – сделаем кустарным способом. Без гарантии, но зато с душой. Вернее… Без оной. Виталий, слушайте-с, я готов взяться за исполнение вашего заказа, но… Для этого мне потребуются номера твоих завкафедры и директора общежития…
-Да, конечно, – аспирант принялся рыться в контактах, – а вы… Им прям звонить будете?
-Буду.
-А разве… Вы не можете там… Хлопнуть в ладоши? Топнуть копытом? И у меня все появится…
-Виталя, не вмешивайся в систему исполнения желаний отработанную веками. Два номера – и все.
      Бес взмахнул рукой и тут же у него на столе появился стационарный телефон. Признаться, он сперва размышлял над тем, чтобы материализовать новенький IPhone, но вовремя одернул себя от этой глупой идеи: так можно и вовсе без магии остаться. Подняв трубку, Клюев повелительно кивнул Виталию. Аспирант медленно, с непонятно откуда взявшимся выражением, принялся проговаривать цифры первого в очереди «на пару ласковых». Гудки. Долгие гудки. Не берут. Может, ошиблись номером? Будущий обладатель семейной комнаты в общежитии еще раз продиктовал номер. Опять гудки. Опять долгие. Опять не берут. Клюев, поскрипывая клыками, вырвал телефон из рук Виталия и принялся перебирать цифры самостоятельно. Вроде бы ошибки быть не должно. И вот… Гудки.
-Господь с ним с этим директором общежития! Попробуем достучаться до завкафедры.
       К его радости на другом конце линии трубку сняли достаточно быстро. Тем не менее, радость, как и многие другие вещи в России, оказалась скоротечной, поскольку собеседником Беса оказался вовсе не замшелый профессор, а его секретарша – женщина с усталым голосом и, судя по всему, бессмысленным существованием.
-Иван Петрович на планерке. Вечером набирайте – может застанете.
       Клюев с грохотом бросил трубку на стол. Та, жалобно постукивая, отскочила практически Виталию в руки, который и поспешил вернуть ее на место.
-Как это типично! – Злобно прошипел Бес. – Вашим работничкам, гляжу, все равно, кого, простите за грубость, «отшивать». Что аспиранта послать в пешее эротическое, что благородного представителя Ада… Никакого уважения к чужому времени! Ну что им стоило, просто поболтать с нами по телефону? Нет – надо все усложнить. Ладно-с, Виталий. Собирайте ваши… Пожитки. Нанесем руководству личный визит. Дам вам мастер-класс, так сказать, как решать сложные вопросы без магии, но с щепоткой харизмы.
      Бес резво направился к двери, пока его «спутник» неловко пытался застегнуть заевшую молнию на куртке. Спускаясь на первый этаж, Клюев пробежался взглядом по еще не рассосавшейся очереди из желающих добраться до Комсомольска-на-Амуре. Вид изрядно уставших билетерш вызвал едва заметную на его морде улыбку, однако осознание весьма и весьма непростой предстоящей беседы вернуло рогатому исчадию привычное выражение насупившейся строгости.
-Ну что, друг мой почти социально обеспеченный, – похлопал он по плечу Виталия, – командуйте: на какой автобус садиться?
      Аспирант угрюмо кивнул головой в сторону уже поджидавшей на остановке «девятку». Он все еще не мог поверить в то, что Бес не был способен решить его проблемы по мановению руки. Может, это и не Бес вовсе? А какой-то городской сумасшедший, решивший разыграть отчаявшегося паренька? Так или иначе, надежду, пусть и весьма скромную, на чудо с адской спецификой, отпускать не хотелось. «Решалы» поднялись на борт автобуса, некогда рассекавшего просторы Пусана, и, заняв престижные места в самом конце салона, выдвинулись в путь. Так и не начавшиеся минуты покоя были отставлены в сторону полуслепой старушкой-билетершей, протягивавшей новоприбывшим банковский терминал. Получив заветные пятьдесят рублей от Виталия, ее рука, подобно детектору, со скрипучей медлительностью, «нацелилась» на, как ей казалось, чрезмерно загорелого пассажира. Бес же, не уделяя требованию «лица при исполнении» совершенно никакого внимания, продолжал смотреть на дальневосточные виды сквозь запотевшее стекло. Тем не менее, женщина сдаваться не собиралась. Напротив, ее раздражала затянувшееся расставание с кондукторским креслом, отчего она предприняла жесткую попытку добиться оплаты за проезд: ладонь старушки начала отчаянно трясти терминалом прямо перед самым лицом Беса.
-Что же, у Вас и на билет денег нет? – Пробурчал Виталий.
-Рублевых – нет. Предпочитаю фунты. Ну, и доллары – куда от них денешься, – ответило адское существо, – а вы, кстати, заплатите-ка за попутчика, будьте добры. Зачтется. Я-то уж знаю.
        Аспирант недовольно приложил карту к терминалу. «Вот сволочь! Даже полтинник наколдовать не может!», – пронеслось у него в голове. Между тем, их путь к университету продолжался. В салоне пахло дешевым парфюмом, старыми свитерами и безысходностью. Автобусную тишину разрушали два звука: рев мотора и едва различимы шепот Виталия. Прислушавшись, Бес понял, что его попутчик репетирует речь, надеясь, что разум без пяти минут кандидата наук, повисший на ниточке над пропастью в безумие, сумеет родить слова, способные растрогать директора общежития.
-Смешной вы народ, – улыбнулся он, – уж и душу продаете, а все лезете в дело исполнителя заказа.
-Ну, я же должен хоть что-то сделать для своего счастья.
-Прекращайте, Виталий. Уж если решились стать моим клиентом, то отдыхайте и наслаждайтесь процессом. А на будущее… Перед власть имущими мямлить не нужно. У них таких просителей каждый день целая очередь. Но вот если проявить наглость… Может, своего и не добьетесь, но, по крайней мере, запомнитесь. А остаться в чьей-то памяти – это уже полдела.
       Автобус, содрогаясь как в лихорадке, наконец выплюнул их у ворот студенческого городка. Клюев, расправив полы сюртука, с видом первооткрывателя, ступил на изрядно изношенную брусчатку, осколки которой хрустели под копытами адского отродья подобно битому стеклу. Путь к зданию общежития отыскать было нетрудно: гостю Дальнего Востока даже не потребовалась помощь спутника. От остановки до дверей заветного здания вела аккуратно выложенная тропинка из окурков. Вокруг мелькали десятки бледных лиц студентов, торопящихся куда-то с потухшими глазами. Бес с интересом наблюдал за этим муравейником, разглядывая в прохожих потенциальных клиентов.
         У проходной, в крошечной застекленной будке, сидел охранник – мужчина с лицом, напоминавшим оттаявший пельмень и погруженный в созерцание телефонного экрана. Когда Виталий, загодя доставая пропуск, шагнул к турникету, Клюев невозмутимо последовал за ним. Нарушителя, однако, остановил резкий недовольный окрик:
-Эй, ты! Пропуск или студенческий!
         Бес остановился. Его взгляд скользнул по лицу охранника, затем опустился на пустой граненный стакан. Не говоря ни слова, он наклонился и, с изящной небрежностью, просунул один из своих лакированных рогов прямо в окошко будки, аккуратно постучав им по стеклу монитора. Мужчина, явно пытаясь испытать на прочность потасканное временем офисное кресло, вскочил, изобразив на лице гримасу молчаливого ужаса. Его глаза, налитые усталостью и скукой, вдруг округлились. Он уставился на рог и, держа руку на сердце, произнес:
-Наверное… Допился. До белочки… Мать твою…
       Клюев вынул рог из окошка, стараясь не разбить стекло обветшалой будки. Улыбнувшись, он проследовал за Виталием – прямиком в длинный коридор, древесные полы которого, кажется, на несколько столетий вперед пропитались запахом сырости и тушенной капусты.
-А с ним… Все будет в порядке? – Нервно оглядываясь, спросил Виталий.
-О, не беспокойтесь. Сегодня – явно не его день. Сердце пошумело и успокоилось, а вот водка… Рано или поздно свое дело сделает.
-Откуда вы… Это знаете? Высшее… Ну, знаете… Провидение?
-Высшее? Увольте, не стоит низвергать столь значимые понятия до красного носа и тремора.
       Они остановились у двери с потускневшей табличкой «Директор студгородка: А.С. Волков». Виталий сжал кулаки, сделал глубокий вдох, а затем, с видом человека, идущего на эшафот, постучал по скрипучей деревянной конструкции.
-Войдите! – Раздался хриплый голос из кабинета.
            Рабочее помещение Волкова оказалось маленькой, заставленной серыми шкафами, комнаткой. За столом сидел сам Аркадий Семенович – толстый мужчина 50-ти лет с жидкими засаленными волосами, отчаянно зачесанные таким образом, чтобы перекрывать неустанно растущий островок лысины. Сняв очки, он одарил внезапного посетителя взглядом мелкого хищника, привыкшего давить слабых травоядных студентов.
-Фадеев? Опять ты? Я же сказал…
               И тут Волков приметил фигуру, невозмутимо зашедшую в кабинет следом за аспирантом. Сюртук, рога, массивные копыта… Директор студгородка замер с раскрытым ртом, а его палец, которым он собирался указать Виталию на дверь, жалобно повис в воздухе.
-Э-э-это… Это еще кто? – Выдавил он из глубин некогда мужественного голоса.
-Это… Студент по обмену… – Запинаясь, ответил аспирант.
-Из Индии, – плавно, с легкой экзотической интонацией в голосе подхватил Клюев, делая едва заметный, вежливый полупоклон, – позвольте представиться: Кумар Чакраборти. Приехал сюда с берегов Ганга, а господин Фадеев помогает мне привыкать к жизни в России. Так что не обращайте внимания на мою экзотическую внешность. Сами знаете, какие проблемы с экологией у нас там… Все это до ужаса влияет на фенотип. Надеюсь, мои рога вас не смущают?
       Бес улыбнулся, сверкнув ровным рядом до неприличия белых зубов. Аркадий Семенович, все еще пребывая в ступоре, неловко кивнул. Он никак не мог понять, каким именно образом «проблемы с экологией» связаны с идеально лакированными рогами.
-Не смущает, ни в коем случае не смущает, – пробурчал Волков, отводя взгляд от Клюева, будто созерцание его фигуры могло быть опасным для и без того плохого зрения, – Ну, Фадеева, говори, чего пришел. Только быстро, у меня совещание.
-Аркадий Семенович, – выпрямился ободренный вмешательством Беса Виталий, – я хотел бы вновь обратиться по поводу семейной комнаты…
-Семейной? – Фыркнул приходящий в себя директор. – Да ты что, с Луны свалился? У нас тут люди с детьми годами в очередях стоят! А ты женился без году неделя, и все… Семья! Какая там семья? Нет детей – нет семьи. Так что не стой здесь со своим… – Он брезгливо покосился на Клюева. – Индусом. Мест нет. Будут – вызову. Все.
      Виталий дрогнул. Его решимость, словно дешевая краска в общажных коридорах, начала облезать, обнажая штукатурку отчаяния и покорности.
-Но я же… Мы… Я аспирант! У меня…
-Аспирант, Фадеев, это не статус, а диагноз, служащий основанием для отсрочки от армии. Запомни это хорошенько, и иди лечись. А теперь – кругом, шагом марш!
        Виталий хотел было возразить престарелому хаму словами не мальчика, но мужа, однако Клюев повелительным жестом попросил своего спутника присесть. Затем он поднялся с обветшалого дивана и, сложив лапы за спиной, подошел к книжному шкафу. Его взору предстали сотни корешком каких-то забытых папок, каждая из которых была «заклеймена» таинственным сочетанием цифр.
-Аркадий Семенович, – произнес он задумчиво, – вы, я вижу, человек занятой. Цените время и, должно быть, документацию. Как же сложно, наверное, бывает уследить за всем этим бумажным потоком. Особенно за старыми фондами. За закупками, например. Скажем, за теми самыми матрасами, что закупались три года назад по цене ортопедических, а оказались, если не ошибаюсь, набитыми чуть ли не травой с берегов Амура…
-Да что ты себе позволяешь, индус хе…
-Но, но, но, Аркадий Семенович! Сохраняйте субординацию! – Глаза Беса на секунду загорелись игривым пламенем. – Тем более, не в вашем положении устраивать еще и международные скандалы – обзывать иностранных студентов. Вот вы говорите про детей, мол, нет их – нет и семьи. А как, простите, им появиться, если вы нормальных матрасов не покупаете? Извините меня, студенты, конечно, люди прозорливые, но даже они не способны заделать лялечку в общежитии, где вместо матраса им подсовывают какую-то тряпку, принимающую форму не спины, а кроватных пружин. И все это во времена, когда Российская Федерация старательно пытается преодолеть падение численности населения! На государственных интересах воруете, Волков – не иначе. И ладно бы вы один, но таких директоров студгородка же целая страна… Носитесь, материнские капиталы вводите… А вот у нас в Индии люди почему рожают? Да потому что никому в голову не приходит воровать на матрасах в общежитиях! Вот и весь секрет выхода из демографической ямы, друг мой. Только как это до россиян довести? Может, попробовать устроить показное дело? Осудят первого, а там второй и третий как по наитию сядут… Только где же этого первого найти?
-Ты что мне, угрожать вздумал?
-А я вам не угрожаю. Я вам прямо говорю: по-хорошему нужно идти бы и донос на вас писать, во благо российской демографии…
-Не докажешь!
-А что тут доказывать? Заходи в любую комнату – все видно. Да и вообще, главное не доказать, а зародить у правоохранителей интерес. Ты им, как ответственный гражданин, наводочку, а они уж сами приедут, побеседуют с кем надо, да если что – и заберут под белы рученьки коррупционера…
           В кабинете повисла тишина, густая, как кисель. Аркадий Семенович сидел, не двигаясь, и чашка в его руке начала мелко-мелко дрожать. Его пельменистая морда уставилась на Беса. В его голове крутились сотни сочетаний бранных прилагательных со словом «индус». Некоторые из них были готовы резвым потоком стечь по его языку, однако директор студгородка старался изо всех сил сдержать залп матерщины. «Он какой-то придурошный… Ну его нахер с такими связываться», – подумал он.
-Виталий, есть у нас комнатка семейная в шестом общежитии пустая. Я туда никого не селил – ремонт хотел сделать. Но ладно, чего уж. Завтра зайди – документы подготовлю да ключи отдам.
-Будем крайне признательны, – вежливо, с ледяной учтивостью произнес Клюев и мягко тронул аспиранта за локоть, направляя к выходу. – Не станем Вас боле задерживать.
-Виталя! – Крикнул Аркадий Семенович. – И больше ко мне с этим индусом не приходи! Пусть оканчивает свои языковые курсы и валит в Мумбаи слонам хоботы подтирать! А здесь нечего честным людям угрожать…
           Они вышли из общежития в мягкие, почти теплые сумерки хабаровского мая. Воздух пах талым снегом, влажной землей и далеким, сладковатым дымом. Для Клюева, чьи легкие привыкли к серным испарениям, эта смесь была почти тошнотворной.
-Спасибо вам, – тихо, но искренне сказал Виталий, шагая рядом с Бесом. – Я бы один… Он бы меня, как всегда…
-Работа еще не закончена, – сухо оборвал его Клюев, с неудовольствием отмечая, как его копыта вязнут в раскисшей земле, – вот станешь человеком: с большой комнатой, с внушительной ставкой на кафедре – тогда и благодарности принимать буду. А пока… Время позднее, на работе мы твоего профессора не застанем. Знаешь, где он живет?
-Да… Конечно. Здесь недалеко – панельная девятиэтажка.
             Они зашагали по вечерним улицам, где на брусчатке уже легли сиреневые тени, а в окнах домов зажигались желтые квадраты жизни, абсолютно чуждой существу в сюртуке. Девятиэтажка действительно оказалась недалеко – уродливая бетонная коробка, выцветшая, как старая фотография, с балконами, увешанными бельем и кривыми спутниковыми тарелками.
-Ну что, мой почти доктор наук, – сказал Клюев, останавливаясь перед подъездом, – теперь самое интересное. Личный визит. Дом – не кабинет. Тут у человека и усталость копится, и раздражение, и желание, чтобы его оставили в покое. Идеальная почва для переговоров! А теперь, подскажите номер квартиры и имя многоуважаемого профессора.
-Иван Петрович, пятьдесят третья…
          Бес изящным движением прошелся по кнопкам домофона. Дешевый выцветший металл под его пальцами светился багровым пламенем, словно перегоревшая лампочка. Наконец из скромных размеров динамиков заиграла мелодия, предвещавшая скорый ответ человека, находящегося «по ту сторону подъезда».
-Да? Кто? – Раздался пронизанный заторможенной растерянностью скрипучий голос.
-Иван Петрович, – с особой гипнотической тягучестью произнес Клюев, – это служба доставки. Принесли срочные документы из ректората на подпись. Буквально на минуту.
-Из ректората? Личной подписи? В семь вечера?
-Все верно. Просили передать, что дело касается целевого использования гранта от Минобрнауки номер 17-18-20344. У некоторых… Органов возникли вопросы по отчетности. В ректорате предпринимают срочные меры.
         Воцарилась мертвая тишина. Было слышно лишь легкое шипение динамиков, едва передававшее потяжелевшее дыхание профессора. Он отчаянно пытался вспомнить номер недавно полученного кафедрой гранта. В голове крутились несвязанные друг с другом цифры: 15, 16, 43, 57… Такое и молодой аспирант в мозгу не удержит! А ведь и ректора не набрать: руководитель он опытный, знает, что о подобном по телефону лучше не говорит. Еще и выругает потом, мол, вот вы, Иван Петрович, непонятливый – все уточнить пытаетесь. Попахивает профнепригодностью!
-Ладно, – наконец, сквозь зубы, проговорил он, – только на пять минут!
           Дверь на пятом этаже была приоткрыта ровно настолько, чтобы из щели можно было выглянуть. В проеме стоял сам Иван Петрович – мужчина лет пятидесяти, в мятом домашнем халате, с бледным одутловатым лицом. Его глаза, за стеклами очков, быстро и нервно бегали по лестничной клетке в поисках таинственного курьера. Заприметив две фигуры, он, прищурившись, аккуратно высунул нос из проема, пытаясь увидеть в их руках то ли пистолеты, то ли удостоверения представителей правоохранительных органов. Ни того, ни другого у внезапных гостей не оказалось. Зато копыта и рога Беса стали отчетливо проглядываться. Что из этого страшнее – поди разберись! Тем не менее, демонические контуры сумели произвести на Ивана Петровича неизгладимое впечатление – он по-старчески резким движением попытался закрыть дверь, однако тысячелетняя лапа Клюева успела с недюжинной силой ухватиться за ее ручку. Взгляды демона и завкафедры встретились.
-Вы… Кто?
-Вечер добрый, Иван Петрович, – ответил спокойным бархатным голосом Бес, – не так важно кто я. Куда важнее, кто этот молодой человек.
       Клюев положил массивную лапу на плечо неловко улыбающегося аспиранта.
-Фадеев? – Прищурился профессор, – а вы здесь каким боком? И вообще… Где документы из ректората?
-Ну, как известно, важные бумаги на пороге не обсуждают! – Бес мягко надавил ладонью на дверь.
           Стальная цепочка натянулась до предела, и с громким треском лопнула. Металлический прямоугольник, некогда отделявший квартиру Ивана Петровича от ужасов внешнего мира, пополз внутрь будто по собственному желанию, уступая не физической силе адского существа, но чему-то более тяжелому и неумолимому. Профессор, взвизгнув, отпрыгнул вдаль прихожей, точно уступая дорогу непрошенным гостям.
-Что это за… Маскарад? – Замер завкафедры, впиваясь глазами в рога Клюева и непроизвольно поглаживая ту часть груди, под которой, вероятно, скрывалось сердце.
-Маскарад? Ах, вы, вероятно, о моей эксцентричной наружности… Понимаете, Иван Петрович, это вовсе не маскарад, а моя природа. И бояться ее не стоит. Вы же не боитесь собаки? А ведь ее клыки будут куда опаснее моих рогов. Впрочем, ни мне, ни собаке не сотворить с человеком тех ужасов, на которые способен он сам. Ну, например, не страшно ли, когда умудренный годами мужчина начинает воспринимать чужую судьбу как бумажку в стопке, которую можно годами перекладывать с места на место?
          Он сделал паузу, давая профессору перевести дух, и продолжил уже мягче, почти задушевно.
-Взгляните хотя бы на моего спутника. Молодой, ответственный, умный. Буквально горит наукой! Возьми вы его в оборот – принес бы кафедре пользу, честь, может, даже и славу. А вместо этого шатается от подработки к подработке, потому что его единственная надежда на более-менее счастливую жизнь – ставка – уперлась в стену безразличия. В стену, которую вы, Иван Петрович, могли бы разобрать одним росчерком пера. Разве это справедливо?
-Кафедра – это не благотворительная организация! – Завопил профессор, опасливо поглядывая на Беса, – Мест нет! Бюджет ограничен! Вы вообще понимаете, как устроена жизнь в университете?
-О, прекрасно понимаю, – кивнул он, – я как раз-таки большой мастак в сфере… Грантовой поддержки ученых. Это вообще вещь удивительная – грант! Он как большой пирог. Одним – на исследования, другим – на оборудование, третьим… На инструменты для написания отчетов. И ведь всегда найдется крошка, которая… По дороге теряется. Маленький такой пробел, не отраженный в конечных цифрах. Так?
-Не знаю… Вы, видимо, говорите о ситуации в других университетах, – лицо Ивана Петровича стало восковым.
-Возможно. Но, согласитесь, тенденция печальная. И ведь ладно, если бы речь шла об одной крошке, случайно закатившейся куда-то в угол и не убранной предусмотрительным бухгалтером… Но ведь их тысячи – на целый пирог хватит! И разве вы уверены, что за вами успели убрать абсолютно все крошки?
Он сделал шаг вперед, и профессор невольно отпрянул к стене.
-А теперь представьте другую тенденцию. Молодой, благодарный ученый получает шанс. Он работает. Он публикуется. Кафедра процветает. Все отчеты – чисты, все цифры – блестят. И те мелкие... Нестыковки прошлых лет... Они вдруг теряются в лучах нынешних успехов. Забываются. Потому что кому какое дело до старого, когда новое так ярко и перспективно?
Иван Петрович хотел было что-то возразить, однако его нарочито честная тирада была прервана, так и не успев начаться, Бесом.
-Да, Виталий не гений. Но разве нужна гениальность для того, чтобы скрывать чьи-либо крошки? А если он попадет к вам на кафедру, то поверьте, за его широкой спиной даже самая настырная комиссия не сумеет отыскать остатков недоеденного пирога. А вот без него…
         В комнате повисла тишина, густая, как смог. Профессор тяжело дышал, его взгляд бегал по лицам, по своим бумагам, в которых, как он знал, таились те самые «крошки». Страх. Холодный, липкий, бюрократический страх поднимался по его спине.
-Ставка… – Наконец выдохнул он, глядя в пол, – есть одна… Но временная! На период до защиты его диссертации. Испытательный срок, так сказать.
-Прекрасно! Тогда и вы временно в безопасности от любопытных глаз. Виталий, поблагодарите Ивана Петровича за понимание.
Остолбеневший Фадеев, собрав все силы в кулак, кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
-А нам пришла пора прощаться. Спокойной ночи, Иван Петрович. И сладких снов – об успехах кафедры.
            Они вышли, оставив профессора стоять посреди прихожей, раздавленного грузом простой, ясной и совершенно бездоказательной угрозы, которая была страшнее любой явной чертовщины. Виталий же, напротив, всем своим видом источал тончайшие лучи счастья. Еще недавно зажатый и скромный аспирант неожиданно превратился в незатыкавшегося балабола, чья бессвязная благодарность успела порядком поднадоесть Клюеву. «Как же портит человека решенный квартирный вопрос!», – печально размышлял Бес.
-Вы… Вы великолепны! – Размахивал руками Виталий, – то, как вы с ними общались… Это же гениально! Такая выдержка, такая смелость… И все это без прямых угроз, без насилия! Без магии! Они сами все предложили! Я бы так никогда… Да что там! Никто, кроме вас так не умеет!
         Бес пропускал эти слова мимо заостренных ушей. Его копыта мерно цокали по асфальту, и этот звук казался единственной реальностью в этом раздувшемся от чужой радости мире.
-Вы решаете проблемы так, словно разгадываете ребус! – Не унимался Виталий, – словно играете в шахматы, зная каждое действие противника на пять ходов вперед!
-Виталий, – сухо прервал его демон, – вы неправильно оцениваете ситуацию. Я не играл – я работал. И ваш восторг, конечно, трогает меня до глубины того, чего у меня никогда не было, но давайте вернемся к сути. Наш договор.
Воодушевление мгновенно слетело с лица аспиранта.
-Да… Сделка. Конечно… Это будет больно?
-Я уже говорил – нет. Более того, это займет меньше времени, чем подписание документов на получение ставки.
         Он повернулся к Виталию лицом. Его движения были лишены какого-либо пафоса или таинственности – только медицинская точность. Он поднял лапу, и длинные, узкие пальцы с темными, отполированными когтями мягко уперлись аспиранту в грудь, чуть левее центра. Не было вспышки света, не было леденящего ветра. Была лишь ладонь Беса, которая на мгновение словно потеряла плотность и стала прозрачной, даже невесомой, как тень. Виталий зажмурился. Он был готов к резкому удару, был готов к разрыву тела, был готов к неимоверному жжению, но… Аспирант почувствовал лишь легкий холодок где-то глубоко внутри. Когда Фадеев открыл глаза, Клюев уже стоял с небольшой стеклянной колбой в ладони. Она напоминала старинный аптечный пузырек, в котором слабо мерцал белесый, почти прозрачный сгусток. Ничего величественного. Ничего ужасающего. Просто небольшой предмет, зажатый в когтях демона.
-И… Это все? – Прошептал Виталий, отчего-то потирая рукой грудь, на которой, к его удивлению, не было даже маленького шрама, – но я же… Ничего не почувствовал.
-Да. Все прям так, как я и говорил.
        И тут в Виталии что-то переключилось. Шок сменился невероятным, стремительным облегчением. Пропал последний, подсознательный страх перед расплатой. Все кончено! Он получил свое, и это не стоило ему ровно ничего! Восторг, смешанный с внезапной, животной благодарностью, захлестнул его с новой силой.
-Спасибо! Спасибо вам! – И прежде чем Бес в очередной раз попытался отмахнуться от аспиранта, Фадеев неловко схватил его лапу и, склонившись, поцеловал ее тыльную сторону, покрытую мелкой теплой чешуей, – вы… Вы мой благодетель! Я расскажу всем! Я приведу к вам людей! У меня есть друзья, знакомые… У всех проблемы! Им тоже нужна помощь…
-Не усердствуйте, – произнес Клюев безразлично, опуская колбу в глубокий карман сюртука, – идите домой, к жене. Радуйтесь комнате и ставке. А о нашем сотрудничестве… Помалкивайте. Потенциальные клиенты должны приходить сами, почуяв… Потребность. Это ценно, а не рекомендация радостного ученого.
        Он развернулся и зашагал прочь, в сторону речного вокзала. Его тень, длинная и рогатая, скользила по стенам домов. Виталий стоял под фонарем, все еще чувствуя на губах легкий привкус серы и старой кожи. Он был счастлив. Совершенно, блаженно, пусто счастлив. И мысль о том, что завтра он может привести к Бесу своего одногруппника, который никак не может защититься, уже начинала казаться ему проявлением истинной дружбы.
         Клюев направился к остановке. Простояв на улице минут двадцать, он сел в тот же автобус, что и днем. В салоне было пусто – демон оказался единственным пассажиром, желающим добраться до речного вокзала. Тишину транспортного пространства нарушало лишь едва различимое сопение кондукторши, уснувшей напротив кабины водителя. Автобус, урча, поплыл через ночной город. Бес смотрел в запотевшее стекло на проплывающие огни – желтые квадраты кухонь, синие отсветы телевизоров, красные глаза рекламы. Каждый такой огонек, думал он, прячет за собой какую-нибудь мелкую, душераздирающе скучную проблему. Каждый такой огонек скрывал за собой готового продать душу Виталия Фадеева.
        Он вышел у темного, спящего речного вокзала. Только его окно на втором этаже тускло светилось, отбрасывая на воду Амура дрожащий багровый отблеск от камина. Клюев задрал голову и постоял так минуту, вдыхая сырой, речной воздух. Здесь, в этой тишине, хоть на время исчезал назойливый гул человеческих желаний. Здесь он мог снова попытаться почувствовать себя тем, кем был – существом иного порядка, а не социальным работником с рогами.
        У Речного порта продолжали толпиться люди. Желающих уплыть в Комсомольск-на-Амуре не убавлялось. Бес, протискиваясь между внезапными туристами, неожиданно ощутил глухую усталость. Его маленькое колдовство, внезапная шалость, превратилась в томительную рутину для кассирш.
          Он поднялся на второй этаж, где тишина была густой и звучной, как пробка, покинувшая узкое пространство бутылки из-под дорого вина. Здесь даже пахло иначе: не человеческим потом, а едва уловимым холодком небытия. Впрочем, ощутимые ароматы старого дерева и пыли все еще напоминали: Клюев, ты находишься в Хабаровске. Подойдя к готическому столу, Бес достал из кармана маленькую стеклянную колбу и поставил ее неподалеку от пресс-папье в виде миниатюрного черепа. Белесый сгусток внутри почти не светился. Он просто был. Безликий. Немой. Не драгоценный алмаз греха, а так… Застывший кусочек чужой тоски. Клюев опустился в кресло. Оно скрипнуло, принимая вес существа, тысячелетиями собиравшего коллекцию человеческих падений. Впрочем, все это осталось в прошлом. Теперь же он оказался заперт в собственном кабинете наедине с жалким трофеем аспирантской скорби.
      «За комнату в общаге! За жалкую ставку на кафедре провинциального ВУЗа! Не устаю вспоминать Фауста – человек продал душу за знания, за власть над миром. Вот это была сделка! Поэтическая, грандиозная, достойная пера этого посредственного писаки Данте!», – размышлял Бес. В его массивном сердце (ведь должно же оно быть даже у демона) впрочем, не было ни капли презрения к Фадееву. Скорее, дело было в профессиональной досаде опытного ремесленника, способного возводить дворцы, но вынужденного заниматься строительством, прости Дьявол, дачных коттеджей. Клюев представлял жирную морду Суккубовны, которая наверняка скривится при виде подобной душонки. Не видать ему магии на личные нужды…
        Он откинул голову на высокую спинку кресла и уставился в потолок, где трепетало отражение пламени в камине. Где-то здесь, в этом городе на краю карты, должны же быть люди с настоящими, большими Мечтами? Не с потребностью выжить, а с жаждой возвыситься, растоптать, обладать? Хотя бы один. Хотя бы тот, кто попросит не комнату, а передачу в личную собственность Петергофа. Не избавления от унижения, а права унижать других.
           Но кто ответит на вопросы несчастного демона в пустом кабинете, расположенном в забытом всеми Хабаровске? Лишь потрескивание поленьев да далекий, приглушенный гул толпы снизу, жаждущей билетов в несуществующее будущее, могли служить его однобокими собеседниками. «Найдитесь же. Хотя бы один», – подумал Клюев, сложив ладони в молитвенном жесте. Проявив минутную слабость, он тут же разжал руки и поспешил вытереть их о пиджак – к греху поближе. Глаза Беса закрылись – инфернальное существо придалось чарам Дремы, а город за окном продолжал молчаливо всматриваться в своего нового жителя, рассуждая, какую же судьбу уготовить этому странному дальневосточнику.
         Проснулся он от нескончаемых разговоров, очевидно разворачивавшихся за дверью его кабинета. Очередь с первого этажа перекочевала на второй, и состояла она из скромных обиженных жизнью людей, надеющихся выправить изрядно надломившийся быт. Во главе стройной человекоцепи стоял улыбающийся Виталий. Сияя как новогодняя гирлянда, он бросился к Клюеву, решившемуся покинуть созданную обитель.
-Я же говорил! Людям нужна помощь! Я всех предупредил, что вы… Э-э-э… Специалист широкого профиля!
          Бес, глядя на вереницу усталых и озабоченных лиц, почувствовал, как где-то глубоко внутри него надломилось нечто важное и ценное. Адская гордость? Возможно. Первый в очереди, хмурый мужчина в засаленном комбинезоне, оказался начальником горводоканала. Деловито раскинувшись в кресле для посетителей, он отказался от всяких прелюдий, и положил на стол Клюева нечто похожее на карту. «Вот видите! Ленина 46, второй подъезд. Мое проклятье! Тут с сантехникой… Полная труба! Никак разобраться не можем! Раз в месяц названивают – говорят: засоры, засоры! И на все пять этажей! Смоет кто-то у самой крыши, так у всех снизу… Ну вы понимаете… Гнев через край переливается! Не поможете?», – со знанием дела рассказал он.
        Следующей пришла женщина, слезно просившая расквитаться с коллекторами, исправно присылаемыми одной из многочисленных фирм, специализирующихся на выдачи микрозаймов. «Кто я такая? Уборщица… Ни деток, ни семьи… Одна радость в жизни была – Джесси, собака моя. Заболела она сильно… Взяла кредит на лечение. Один черт – не спасли. А проценты такие набежали… Помогите пожалуйста! А то они и меня в могилу сведут», – рыдала она. Другим посетителем оказался пенсионер. Одетый в старую кожаную куртку, отменным состоянием которой он изрядно гордился, дедушка искал встречи с Бесом, чтобы найти управу на алкашей, регулярно собирающихся под его окнами и «орущих непристойные песни».
          Он слушал. Слушал, как его демонический слух, способный улавливать шепот греха на другом конце земли, теперь вынужден был вникать в подробности засоров в стояке и графика платежей по кредиту под 730% годовых. Каждая новая просьба падала в его сознание, как ком влажной земли, тупо и неотвратимо заваливая остатки инфернального пафоса. Его рога, символ тысячелетнего искушения, казалось, тяжелели с каждым словом, клонясь к полу под тяжестью этой чудовищной обыденности.
       Бес решал проблемы клиентов: механически, без участия магии, которой теперь он так сильно жалел. Клюев отлично разбирался в специфике неограниченной власти и бесконечной жадности, в делах любви и ненависти, но банальные просьбы людей приводили его в ступор. Как разобраться с банком, если его нельзя испепелить с помощью призванного адского пламени? От беспомощности демон просил посетителей «сбавить темп» и объяснить ситуацию «по новой» – уже под запись.
«Заявка №1: Ленина, 46, подъезд 2. Необходима полная диагностика стояка и замена чугунных колен на полипропилен. Смета, поиск подрядчика».
«Заявка №2: Микрофинансовая организация «Быстроденьги». Требуется: найти основания для оспаривания договора, составить шаблон жалобы в прокуратуру».
        Каждый раз ставя точку, он монотонно просил клиентов зайти через неделю. Свободные вечера, которые раньше могли уйти на созерцание вечных мук или составление глобальных соблазнов, Клюев теперь проводил иначе. Пламя в камине горело ровным, немерцающим светом – идеальным для чтения. На его столе, рядом с инфернальными артефактами, выросла стопка книг: «Справочник сантехника», «Жилищный кодекс РФ с комментариями», «Как законно списать долги», «Психология малых социальных групп». Он штудировал схемы канализационных разводок, выискивал лазейки в федеральных законах, изучал алгоритмы работы коллекторских агентств.
         Постепенно, незаметно для себя, он погружался в мироздание не как разрушитель или искуситель, а как прилежный, дотошный студент-заочник. Его адский ум, созданный для глобальных категорий Добра и Зла, теперь был занят вязью подзаконных актов и прейскурантом на услуги слесарей пятого разряда. И чем глубже он в это погружался, тем призрачнее и несущественнее казалась ему его собственная, великая демоническая сущность. Она растворялась, замещаясь экспертизой в области ЖКХ и потребительского права.
           Слава о нем поползла по Хабаровску тихим, но настойчивым слухом. Не как об адском исчадии, а как о «странном решале в порту». Слухи мало нуждались в доказательствах. Для появления нового посетителя в очереди хватало простого шепота соседки: «Мне на днях Машка сказала, что ее подруга Оля ходила к нему по поводу списания долгов – и теперь спит спокойно!». Человекоцепь у двери на втором этаже речного вокзала перестала расходиться. Она стала перманентной, как сырость в подвалах.
         Клюев, погребенный под кипами заявок, понял, что рискует утонуть в море из людской бытовухи. Ему потребовался системный подход, персонал. И единственным кандидатом стал Виталий. Бывший аспирант, получивший-таки свою ставку и сиявший благодарностью, принял предложение стать секретарем с таинственным благоговением: даже вколачивать гвозди под расписание Беса было для него актом высшего служения.
         Души продолжали прибывать. Теперь Клюев принимал их конвейерно, а Виталий вел строгий подсчет общего числа сделок. И незаметно, день за днем, Клюев начал преображать Хабаровск. Не через хаос и поругание, а через точечное, почти бюрократическое исправление его бесчисленных несовершенств. Во дворах, где пили, теперь либо не пили, либо пили тихо и культурно. В подъездах пахло не кошачьей мочей, а свежей краской. Мелкие, но едкие долги таяли, как весенний снег. Город, не осознавая того, начал выздоравливать от тысячи мелких, хронических болезней, которые и составляли суть его унылого существования.
     Все это вылилось в неожиданный, оглушительный для всех результат: в один прекрасный день Хабаровск возглавил всероссийский рейтинг «самых счастливых и благоустроенных городов». Данные были железными: снижение преступности, рост удовлетворенности ЖКХ, рекордные темпы по благоустройству дворов. Столичные эксперты разводили руками.
      Вслед за рейтингом в город потянулись московские журналисты. Целыми съемочными группами, с камерами и диктофонами. Они снимали улыбающихся прохожих, чистые тротуары, интервьюировали счастливых пенсионеров на лавочках, которые теперь не боялись, что их обольют пивом. Но самый упорный слух вел их в старый речной вокзал. В попытках заснять эксклюзив – беседу с самим Бесом Клюевым, они «косили» под клиентов, проводя в огромной очереди целые дни. Впрочем, Виталий, научившийся отличать самозванцев от нуждающихся, профессионально выгонял столичных писак на улицу. Теперь он носил галстук и старался говорить басом. Фадеев бесстрашно преграждал путь телегруппам, вежливо, но твердо заявляя: «Господин Клюев с прессой не общается и не комментирует муниципальную политику». Он чувствовал себя рыцарем, охраняющим святыню, и был счастлив.
       Апофеозом абсурда стала торжественная церемония в мэрии. За «неоценимый вклад в социальную стабильность и улучшение качества жизни горожан» (формулировка родилась в недрах аппарата после долгих мук) Бесу Клюеву было присвоено звание «Почетный гражданин города Хабаровска». Вручал нагрудный знак и грамоту в бархатном переплете лично мэр. Так, незаметно для самого демона, пролетел год его пребывания на Дальнем Востоке…
        День был воскресный, редкая тишина витала над речным вокзалом. Очередь растворялась, как и положено в выходной. Клюев, разлегшийся в кресле, подсчитывал в голове цифры из последнего отчета Виталия. Неожиданно его раздумья прервал настойчивый стук. Не в дверь кабинета, а в дрова, лежавшие в камине. Это был глухой властный звук, от которого даже задрожали стекла в окнах.
-Войдите, – лениво произнес Бес, даже не оборачиваясь.
         Полена вспыхнули ярким пламенем, язычки которого переплелись в силуэте внеземного существа. Мгновение, и в кабинете стоял огромный крылатый демон, аккуратно поглаживающий свою безволосую голову. В безупречном черном фраке, с кожей цвета вулканического шлака, с рогами, закрученными в идеальные спирали, и взглядом, от которого в былые времена закипала святая вода, он обвел кабинет презрительным взглядом, выхватив из него бюрократический беспорядок, картонные коробки и фигуру хозяина. «К нам приехал ревизор!», – подумал Бес.
          Впрочем, проверяющий не сразу узнал своего коллегу. Из-за стола на него смотрел обыкновенный человек. Добродушный, полноватый мужчина лет пятидесяти с обвисшими щеками и сеточкой морщин у глаз. Ни рогов, ни копыт, ни тени инфернальной мощи. Лишь легкий запах серы, смешанный с ароматом свежезаваренного китайского чая.
-Клюев? – Изумился демон.
-Он самый. Чем обязаны? Проходите, присаживайтесь. Может чайку?
-Ты… Обличие человека?! Самовольная метаморфоза?! Да как ты посмел, исчадие! Ты опозорил всю инфернальную иерархию! Опустился до… Этой смертной оболочки!
-Ну чего сразу ругаться? Магии мне бухгалтерия в нужном количестве не отправляет, поддерживать образ не получается… Вот и очеловечился. Да и дела вести так, на самом деле, гораздо удобнее.
-Не перебивать, когда с тобой говорит старший по званию! – Завопил демон. – Мало того, что ты перестал выходить на связь, не сдаешь отчетность, так теперь еще и… Сидишь здесь передо мной, качаешь права в образе человеческого отрепья! Твоей карьере конец! Я возвращаю тебя в Преисподнюю! Прямиком в административно-исправительную печь девятого круга! А на твое место поставят демона поприличнее, который не будет позорить наше ведомство хождением в этих…
-Тапках? – Подсказал Бес.
-Их самых! Собирай вещи! Ты возвращаешься домой.
       Клюев слушал, попивая чай из кружки с надписью «Лучшему начальнику». Затем он спокойно поднялся и, шлепая тапками, подошел к огромному, видавшему виды сейфу, который когда-то был инфернальным алтарем.
-Не выйдет, – мягко сказал он.
-Что? – Взревел проверяющий.
-Не выйдет у вас забрать меня отсюда. И демона поприличнее прислать – тоже не получится.
-И почему это, жалкая падаль?
         Клюев щелкнул замками сейфа. Дверцы с тихим вздохом распахнулись. А за ними – аккуратные стеллажи, с бесчисленными рядами одинаковых стеклянных колб. В каждой – тот самый бледный, невыразительный сгусток. Они заполняли сейф до потолка, а за его пределами виднелись еще такие же стеллажи, уходящие вглубь перестроенного помещения.
-Вот, глядите-с. Все шестьсот тысяч душ, – произнес деловито Бес, – полный охват целевой аудитории. Собирать здесь больше нечего. План перевыполнен изрядно. Этот город теперь, простите за каламбур, выжженная земля даже для демона… Поприличнее.
         Проверяющий замер. Его взгляд бегал по бесконечным рядам колб, подсчитывая, соизмеряя. На его лице классического инфернального чиновника боролись ужас, недоумение и холодный, профессиональный восторг перед невероятными цифрами отчетности.
-Шесть… Сотен… Тысяч? – Выдохнул он.
-С небольшим хвостиком, – улыбнулся Клюев, – учет у нас строгий, в данных не сомневайтесь. Виталий вон, мой секретарь, трижды все перепроверил. Так что... Забирать будете? Или организовать вам доставку? Есть пара знакомых дальнобойщиков… Талантливые ребята! Из Китая вывозят все что угодно. Что уж им стоит – доставить какие-то души в Ад?