Гутен абенд, киндер

СОЛОВЬЕВ ЗАДАЕТ ВОПРОСЫ СЦЕНОГРАФУ НЕ ВАЖНО КАКОМУ.

Как-то, еще в начале нашего знакомства, я, заинтересовавшись,
откуда в принципе берутся такие люди, стал приставать с расспросами, и
Александр Тимофеевич проговорился о том, что сам он из Краснодона.— Из того самого? Где молодогвардейцы?
— Я всю оккупацию в Краснодоне прожил.
— Как?!
— Да. Мой старший брат в этой самой «Молодой гвардии» и погиб,
мама до сих пор ездит на его могилу. Очень и я его до сих пор жалею…
— А немцев ты помнишь?
— Как же! Очень хорошо помню. Мне было уже тринадцать лет, я
ходил в художественную школу. Естественно, ходил босой. Помню, теплая-теплая мягкая пыль, идешь в этой ласковой пыли с папкой под
мышкой — на душе так хорошо!
— Как это — на душе хорошо? А немцы?
— Что-то такое тогда мне стало настоящее открываться, и вот помню,
бесшумно идешь босой по теплой пыли…
— А немцы-то что?!
— Видишь ли, ничего дурного я о них сказать не могу.
— Как?!
— Очень даже были обходительные, интересные немцы. У нас на
улице стояла танковая бригада. «Тигров». Большая танковая бригада. А
вся улица была сплошь из мазанок, и у каждой — свой душистый
палисад, полный цветов и яблонь, и почти в каждый палисад был загнан
танк. Они там стояли — в цветах, в мальвах, в подсолнухах — ожидая,
вероятно, военных действий, но за забор не выезжали, по улице можно
было спокойно проехать, пройти. Я почему-то очень хорошо помню
вечера: такое умиротворение было в воздухе… Такой странный покой…
— Как умиротворение?!
— Да-да, умиротворение. Солнце садится, цветы рядом с танками
одуряюще пахнут, броня за день нагрелась, и от нагретой брони у цветов
немыслимый запах. И вот вечером на эту нашу улочку с хатками,
мазанками, танками выходят немецкие офицеры прогуляться…
— Как прогуляться? В мундирах?
— Да Бог с тобой! Они выходили в халатах, кто в клетчатом, у кого
— в цветах, и почти все добропорядочно так курили длинные трубки. И
вот, помню, садится солнце, я иду из художественной школы, где только
что рисовал прекрасные цветы в глиняном горшке, иду по мягкой-мягкой
дороге, за мной облачками клубятся столбики пыли, я иду к своей хате,
где-то играет патефон, красивая музыка, а слева и справа гуляют
спокойные, степенные, вежливые немцы, говорят друг дружке: «Гутен
таг», отвечают: «Гутен абенд», трубочки попыхивают, улыбаются мне:
«Гутен абенд, киндер», я понимаю, что это значит: «Добрый вечер,
мальчик», и отвечаю им: «Гутен абенд, герр официр…»
— Саш, у тебя об этом времени никаких других воспоминаний нет?
— Других нет. Я до сих пор не очень хорошо понимаю, чего мой брат
так в этих немцев вцепился. Но что было — то было. Потом началось,
конечно — бои, свалка; боев я не помню, все это время мы с мамой
отсидели в погребе, и, когда вышли, уже никаких немцев, никаких «гутен
абендов» — стоят наши танки, заборы все повалены, палисадники и
цветы перемолоты всмятку. Конечно, приятно, что наши пришли. Но
знаешь, ощущение, будто какая-то романтическая картинка повисела в
воздухе и стерлась…
...........
ВОТ ТАК. ПРОКЛАМАЦИЯ ТАКАЯ У ЗАПАДНИКА СОЛОВЬЕВА.

А ТО ЕЩЕ ВОТ . РАБОТАЛ Я 10 ЛЕТ НАЗАД НА ЗОВОДИКЕ ТРУБ.
И ДИРЕКТОР ТАМ БЫЛ НАНЯТЫЙ ХОЗЯИНОМ , ПОЛКОВНИК В ОТСТАВКЕ .
ВОТ РАЗГОВОРЫ ТАРЫ БАРЫ. Я ЕМУ ПРО ТО ЧТО Я БЕЛОГВАРДЕЕЦ ИДЕЙНЫЙ .
НУ И ОН НА ЭТОЙ ВОЛНЕ МНЕ И ГОВОРИТ .
-КОГДА ГИТЛЕР УХОДИТ, И ПРИХОДИЛ НАЗАД СТАЛИН, ТО МНОГИЕ ПЛАКАЛИ.
У МЕНЯ ШАР ВЫПАЛ КАК ГОВОРЯТ . НО ВИДА НЕ ПОДАЛ. ПОТОМ ТОЛЬКО ВЗЯЛ НА КАРАНДАШ.
ЧТО ЭТО ВСЕ ЗА ДЕРЬМО ?
А ЭТО ДЕТИ САТАНЫ НЕ ЗНАЮТ НА ХЕРА ИМ ЖИТЬ ВООБЩЕ .
ОНИ ЖИВУТ КАК ТРАВА. УРВАТЬ ОТ ЖИЗНИ И ВСЕ.
ВЫСОСАТЬ . НАСОСЫ СРАНЫЕ.
ХОТЯ МОГУТ БЕРЕЧЬ ПРИРОДУ КАК ТЕ ЖЕ НЕМЦЫ .

ТО ЕСТЬ ЧИТАЕМ КАК ПЕТР ПРЕДЛАГАЛ ХРИСТУ НЕ ИДТИ НА КРЕСТ .
ТО ЕСТЬ ДУМАЛ НЕ ДУХОМ.
И ПОЛУЧИЛ ОТ УЧИТЕЛЯ - ОТОЙДИ ОТ МЕНЯ САТАНА!

И ПО ЭТОЙ ЛОГИКЕ , ХОТЬ КТО , ХОТЬ ИЕРАРХ ИЛИ ПОП ИЛИ БОГ ОСЛОВ .
ВСЕ КТО ДУМАЕТ ЖОПОЙ . ДЕТИ САТАНЫ.
И УЖ ТЕМ ПАЧЕ ПРОСТОЙ НАРОД.
ДЕТИ САТАНЫ!!!!!!!!!!!
ТОЛЬКО физиология И СТРАСТИ НАСЫТИТЬ.
И ВСЕ !!!!!!!