Алискины откровения

Нас, таких как я, тогда называли разными словами. В интернете - ТП. В школе шептались — «гулёны». Бабушки на лавках качали головами — «потерянное поколение». А в наших пабликах мы гордо величали себя «кисо» — гламурными, дерзкими, живущими в кайф. Какая разница? Все дороги сходились в одной точке — где заканчивалось детство и начиналась территория взрослых игр, в которых мы не знали правил, но старательно изображали чемпионов.

Мне не было и семнадцати. К этим неполным семнадцати я успела собрать коллекцию опытов, которую тщательно скрывала от родителей и с гордостью выкладывала мозаикой в разговорах с такими же, как я. Зачем считать? Сколько их было? Цифры — для контрольных по алгебре, а не для этой смутной, липкой летописи, которая велась где-то между телом и совестью.

Мы, «кисо», плодились в соцсетях. Это был наш заповедник, наша витрина и наша ловушка. Наши анкеты были клонами: одинаковые фильтры на фото, одни и те же цитаты из песен, один и тот же сленг, жеваный и липкий, как старая жвачка под партой. «ПоЗиТиФфФчеГГ!!!» — сообщали мы миру, засыпая посты смайликами. Главным словом было «хахахаха» - бронебойным смехом, который должен был скрыть всё. Мы выставляли напоказ не лица, а процесс потребления: посиделки в кафе, набор  помад, сэлфи в обновке на фоне ночного города. Ценность человека измерялась лайками. Внимание можно было купить — отправкой виртуального подарка за смс, лестным комментарием. Доверие возникало из двух-трех таких транзакций. Дальше можно было предложить встречу. Протокол был прост, как инструкция.

Я знала девчонок, чьи голоса, записанные в скайпе, потом гуляли по сети. Девчонок, торговавшихся с простоватой, деловой непосредственностью. Одна, помнится, кокетливо ломалась, а в итоге согласилась на условия, от которых у меня потом неделю сводило живот. "Так ты точно справишься со всеми нами?" «А вы-то сами  справитесь?» — бойко  парировала она, и в её голосе слышалась не только бравада. Цена вопроса — пять  баночек алкогольного коктейля,  закуска (курочка-гриль обязательно!), такси и что-то ещё по мелочи, какие-то подарочки на уровне набора бижутерии. Главное — репутация. Репутация той, с которой «можно договориться».

Зачем я всё это помню? Потому что сама едва не стала героиней такого аудио. Потому что я была классическим экземпляром. «Гламурная кисо» с пустым взглядом и переполненным желаниями, не знающим покоя телом.

Но в себе я кое-что находила. Опору. Ею была моя фигура. Не тело — именно фигура, силуэт. Анорексичная линия, которую школьный врач назвала бы «дефицит массы», а я видела в зеркале как изысканный, точеный эскиз. Я читала где-то рассуждения умного дядьки о парадоксах инстинкта: почему это хрупкое, узкоплечее существо с уродливо разросшимися молочными железами считается венцом красоты? А я и себя считала этим венцом. Не женщиной — а идеей, картинкой. И раз я — картинка, можно простить картинке многое: сиплый голос от бесконечных «Яблоневых», слова-паразиты вперемежку с матом,  взгляд, который чаще всего искал не глаза собеседника, а своё отражение в стекле.

На самом деле я  была не такая уж красавица. Для кого-то даже невзрачная. Смуглая кожа, мелкие черты лица,  упрямый нос, узкие глаза, в которых читалась вечная настороженность. Худышка. Но мне нравились мужчины с весом, с плотной, основательной плотью. Худые казались ненадёжными, прозрачными. Ещё до встречи с Ним я об этом говорила. Я наивно полагала, что моя миниатюрность, моя почти детская хрупкость — это индульгенция. Прощение за вульгарность, за глупый смех, за дым, въевшийся в волосы. прямой и короткий путь в один определённый круг, где девичья хрупкость была главной валютой.

Я любила вкусно пожрать, но ненавидела готовить.  «Мне бы мужа-повара!» — вздыхала я, и это была не шутка, а смутная программа действий. И Он, как нарочно, когда-то работал на кухне. Нашёл тропинку к моему вниманию через желудок. Готовил «вкусненькое». Я ела с жадностью неофита, но не полнела — обмен веществ работал как часы, безжалостно сжигая всё, что я в себя запихивала. Спортом я не занималась, хотя Он купил мне гламурные  розовые гантельки, похожие на игрушки. Они пылились под кроватью.

«Тебе худеть? Да ты кость!» — удивлялись подруги. А я имела в виду не вес, а тот крошечный, мягкий живот, который для меня был огромным, постыдным изъяном. Однажды в кафе при Нём я схомячила  две увесистые шаурмы. Просто потому что до этого пару суток жила на кофе и шоколадках. В другой раз у меня тряслись руки от энергетиков — за весь деятельный солнечный день во рту побывали лишь два чебурека, да и то второй я не смогла доесть, отдала Ему. Слишком жирно, много калорий. Потом будет плохо - я уже с этим сталкивалась.

Будущее казалось туманной угрозой, поэтому в свои неполные семнадцать я хотела взять от жизни всё. Здесь. Сейчас.

Муж, конечно, был нужен мне не как повар. Идеал виделся как источник средств и ресурсов. Я готова была на роль содержанки, на неопределённых условиях. Мечтала жить так, чтобы ничего не делать: валяться на неубранной кровати перед огромным телевизором. Даже скудный рацион меня не пугал — лишь бы под рукой были чипсы, газировка, жвачка. Холодненькие банки в конденсате из холодильника. "Кока-Кола" и "Ягуар".

Я бесстыдно носила джинсы так низко, что сзади открывалась верхняя часть анальной ложбинки — мне казалось это дерзким и современным. Спереди массивная бляха ремня покоилась где-то в районе лобка. Иногда  можно было углядеть и  тёмные волоски. Когда Он сделал замечание, я сделала вид, что не расслышала, но потом взяла бритву и стала носить штаны чуть выше. Мой голос был глуховатым, я вечно утыкалась в телефон — то в ленту, то в музыку, оглушительный коктейль из хип-хопа и клубной «колбасы». Мы с подругами всерьёз обсуждали, как подарить похотливому однокласснику резиновую куклу, а потом и страпон (передумали — дорого). При всей этой показной, заимствованной искушённости, в чём-то я оставалась полным ребёнком.

«Жаль, я не парень, — говорила я. — Я бы пошла служить в армию. Маршировать строем и петь песни. Чтобы не думать».

Я по-детски хохотала над Его виршами. Он называл их стихами.

У Алиски под бикини
Две мои святыни…

У Алиски между ног
Таинственный мирок…

Глупые, пошлые строчки. Но они были посвящены мне. Это делало их бесценными в моих глазах. А вам-то самим стихи посвящали, а? То-то и оно. Я простодушно сознавалась Ему, что до сих пор сплю с плюшевым мишкой, купленным в первом классе. Иногда делилась проблемами не только с Ним, но и с куклами, оставшимися с детства. Обожала своего волнистого попугайчика Кешу, учила его матерным словам и хохотала, когда он их коверкал. И как горевала, когда умер хомячок Мефодий.

Я доверяла Ему. Я вообще легко доверяла. Наивно верила рекламе, глянцевым журналам, красивым картинкам. Музыка в моих наушниках мешалась в кашу, но я пыталась слушать под его влиянием даже рок: «Токио Отель», тяжёлый «Слипкнот», какая-то медленная, тоскливая баллада «Металлики», которую он очень любил, но название которой я вечно забывала.

Я освоила несколько практик, которые считала признаком взрослости. Делала это без страсти, но с тщанием ученицы, осваивающей важный навык. Не стеснялась смотреть с Ним порно — это любопытство было почти детским. Запретный плод сладок, особенно для юного возраста.  Однажды почему-то зацепило видео с бомжами. В целом — жалкое и отталкивающее зрелище, хотя по своему интересное своей экзотичностью. Меня, как загипнотизированную, привлекала одна сцена… Энергичный жилистый дедок явно кайфовал от души, наяривая видавшую виды  сисястую бабищу. Не красота, не страсть — какая-то пронзительная, звериная простота. Остальное казалось фальшью.

Ах, да - я без проблем разрешала одни ласки, но резко противилась другим.
«Нельзя и всё! Иначе я уйду!»
«Почему?»
«Боюсь».
«Чего?»
Я покраснела, уткнувшись подбородком в грудь: «Обкакаться от неожиданности. Или чего ещё».

Это рассмешило Его. А меня — смутило до слёз.

Позже, когда разговор вернулся, у нас вышел странный диалог после его предложения.
—Это же негигиенично, — буркнула я.
—В смысле? У меня рот грязный?
—Нет… у меня. Там!
Он стал объяснять. Спокойно, обстоятельно, как на уроке биологии. Про микрофлору,  про мочу, убивающую микробы, про постоянное самоочищение, про то, что рот — куда более грязное место, чем у меня "там". Что главное — регулярный уход.
Меня это поразило.«Значит, — уловила я логику, — если ты собрался… так… ты сам должен рот почистить?»
—Разумеется. Чтобы не занести тебе инфекцию.
—Во дела... — протянула я. — Я и не знала.
Подумала: " Неужели я и есть - ТП из интернета?"

А потом был вечер, когда теория стала практикой. На всякий пожарный, не доверяя Его словам до конца, я заранее поголодала и старалась не пить не то, что "Колу", даже водичку. Сейчас, конечно, вяглядит  это глупо. Но ведь буквально три года до этого я верила своему брату, что случайно проглоченная жевачка очень опасна - "попа слипнется".  Без улыбки вспоминать такое невозможно, но ведь я верила! А ещё я приняла перед этим расслабляющую ванну с эфирным маслом лаванды и морской солью. Приготовилась серьезно...

Я лежала, раскинув ноги, глядя в потолок, где трещина образовывала карту незнакомого материка, и слушала тишину, нарушаемую лишь тяжёлым дыханием. Я думала не о том, что происходит. Я думала о Нём. Пока не пришла волна кайфа и не затопила меня.

Он заботился обо мне. Не так, как родители — с упрёками и нотациями. И не так, как парни с района — с грубой жадностью. Он заботился, как учёный об эксперименте, как рачительный садовник о редком растении. Строго. Методично. Без сантиментов. И в этой стерильной, почти медицинской заботе было что-то более пугающее, чем в простом похабстве.

Внезапно я поняла. Поняла, что все эти месяцы я была для Него не Алисой. Не «кисо». Даже не телом. Я была — объектом. Сложным, интересным, требующим изучения и правильного обращения объектом.

И самое ужасное было то, что в этот момент я почувствовала не возмущение, не гнев. Я почувствовала стыд. Не подростковый стыд за торчащие рёбра или глупые слова. А взрослый, леденящий стыд. Стыд объекта, который вдруг осознал, что он — всего лишь объект. И что он сам позволил себя таким считать, выставил себя на витрину с ценником, составленным из лайков и взглядов.

Я смотрела в потолок и думала: «Вот и всё. Ты — „кисо“. Ты — „гламурная кисо“. Конечно, ТП быть не хотелось... И это пустое место. И ты сама это место заполнила этим словом. Этой позой. Этим взглядом.

А Он в это время делал своё дело. Языком и губами. Помогая пальцами. Аккуратно. Тщательно. М-м-м, гигиенично. Как будто ставил точку в отчёте о длительном, успешном эксперименте под названием:  «Алиса, 16 лет. Социальный вид: гламурная кисо. Реакция на стимулы: предсказуема. Вывод: объект исследования полностью соответствует первоначальной гипотезе».

И тишина после этого понимания стала громче любого крика.