Уста Истины

1

Каждое лето до первого класса я проводил у дедушки в деревенском двухэтажном кирпичном самострое. Так как дел был советским строителем с почётной пенсией за стаж, дом держался уже тридцать лет и, за исключением пронизывающего холода зимой, стоял на удивление крепко.

Вечером мы садились в большом зале, дед занимал любимое коричневое кресло напротив телевизора и брал пульт. Он смотрел только военные фильмы с пробитыми снарядами фляжками, партизанами в землянках и немцах на чёрных мотоциклах. Притаившись в углу дивана, там, где теплее, я ждал, пока дед уснёт, чтобы нажать кнопку на пульте и переключить канал. Вытаскивать пульт из ослабевшей ото сна и плохих суставов руки было слишком рискованно: дед мог проснуться, и придётся ждать по новой.

Появилось лёгкое посапывание – верный признак сна. Я подождал ещё немного, пока дед на начал храпеть, и подошёл к нему. Пытаясь не коснуться грязной растянутой майки-алкоголички, которую он никогда не снимал, я аккуратно нажал на кнопку. Программа переключилась. Шёл «Иди и смотри». Дед перевернулся, зажав стокилограммовым телом руку с пультом. Теперь достать его не получится.
 
В ожидании, когда дед развернётся, я тихо маршировал по комнате, повторяя за знакомыми героями фильма. Один из них был одет в чистый костюм с чёрной фуражкой и на плече носил лори – такого маленького Мориса, лемура из «Мадагаскара». Я вальяжно сел рядом с дедом и, поглаживая невидимого лори, отдал приказ сжечь этот зал, выбросив на последок римский салют. Мне казалось, это признак уважения среди хорошо одетых героев, как рукопожатия у взрослых. А мне хотелось быть среди хорошо одетых.

Дед на секунду открыл глаза, заметив меня с вытянутой рукой.

- Немецкие свиньи… - в полусне пробормотал он, и повернулся.

Теперь пульт был в зоне досягаемости. Я подкрался к нему и нажал на кнопку. Экран стал покрываться зерном, и сквозь него проявилось изображение. Это был чёрно белый фильм, какие обычно не нравятся детям, больше не верящим, что раньше мир был бесцветным. Я собирался снова нажать на кнопку, как вдруг увидел фонтан. Красивый старинный фонтан – он совершенно не вписывался в обстановку зала. Я мог представить горящий сарай, фляги и винтовки, но фонтан меня поразил. В него, смеясь, зашла большегрудая девушка в чёрном платье. В отличие от других героев, она улыбалась так спокойно и обнимающе, что я почувствовал странное напряжение внизу.

- Марчелло, иди ко мне!

«Кто такой Марчелло?» – подумал я, подходя ближе к экрану.
 
Девушка рассмеялась моему вопросу. Появился какой-то мужчина в костюме, но он явно не слышал девушку и не сдвигался с места. Конечно, ведь он не Марчелло. Это меня она звала. Девушка помахала мне рукой. Я подошёл вплотную к экрану и стал гладить бюст под чёрной чистой тканью. Девушка вскрикнула от радости. Дед бормотал в полусне. Знал бы он, что чёрными бывают не только фуражки немцев и ружья, возможно, он бы встал с кресла. Я бы ему рассказал про удивительный фонтан, про чёрно белый город, про девушку, которая звала меня.

- Хватит.

Я вздрогнул. Дед проснулся. Он смотрел, как за моей спиной девушка резвится в фонтане. Недолго думая, он переключил канал, вернув горящий сарай и автоматные очереди.

- Понравилась? Да не крутись ты.

Я слабо кивнул, пытаясь встать так, чтобы дед не увидел пятна на штанах.

- А ты знаешь, что они делали, пока наших тут в душегубки засовывали?

Я покачал головой. Я не знал, что такое душегубка.

- Посмотри, - и дед пальцем ткнул на цветной экран позади, - Твой прадед от этих сук под Воронежем отбивался.

«Как холодно» - вздрогнул я. Прям под телевизором образовывались дыры в стенах и оттуда задувал зимний ветер.

- Или, ты думаешь, она ни при чём? Ты хоть знаешь, сколько

2

Солнце светило сильно ярче, чем должно было в середине зимы, но, наверное, так и должно быть в Риме. С перевязанной на поясе зимней курткой, я усадил деда в коляску и повёз к выходу из вокзала. Теперь я уже мог сдвинуть его, даже поднять. Хоть и с большим трудом.

Спускаться в метро не решился, тем более идти было недалеко. Я покатил коляску в сторону площади Республики. Брусчатка неудобно стучала, и коляска то и дело наезжала на бугорок, или колесо застревало меж плит. Дорога была знакома. Не то чтобы я хоть раз был у Термини или вообще в Европе, но, как последний Аурелиано Буэндия, в голове у меня возникала карта, составленная из книг, фильмов и рассказов. Я точно мог указать в сторону Капиталийского холма, базилики Святого Петра или Колизея, и, держу пари, дойти туда без особых проблем, если только путь не перегородят строительные леса.

Коляска стучала по виа Национале, рюкзак на коленях деда то и дело подскакивал.

- Давай возьму.

Дед только крепче сомкнул малоподвижные руки. Они уже превратились в соле-водянистое мессиво, распухли резиновыми перчатками. Вокруг звучала итальянская речь. Мне казалось, что все вокруг просто посмеиваются над нами, а на самом деле знают русский. На пьяцца Венеция я подошёл к продавцу жаренных каштанов.

- Пьять ойро штука, - на ломанном русском ответил он и улыбнулся.

Я заплатил.

- Дьё свиданья! – прокричал довольный заработком итальянец.

Дед еле поднял свою руку, скривив гримасу продавцу. Он пытался улыбнуться. Я протянул ему очищенный каштан, подкатил к лавочке и сел. Мы молча ели каштаны, каждый думая о своём.

- Дойдём до гостиницы, и я ещё немного прогуляюсь, ладно? На приём нам всё равно завтра, ты лучше отдохни.

Дед молчал. Я выбросил скорлупу в мусорку и повёз деда в переулки. За несколько сотен метров насчитал больше семи холмов, на которые приходилось, заливаясь потом, толкать стокилограммовое тело. Наконец, прямо у Пантеона мы отыскали небольшую табличку. Гостиница была переделана из келий монахов, поэтому ни о каком лифте и речи не шло. Вместе с администратором мы затащили деда на второй этаже и зашли в номер. Я попытался взять его рюкзак, но дед заворчал, крепче сжимая ручки.

- Как хочешь.

Вместе с рюкзаком я положил его на кровать и помог переодеться. Перед уходом я включил телевизор и дал деду пульт. Он несколько раз переключал новостные программы, пока, наконец, не увидел «Жизнь прекрасна». Он на секунду замер, глядя на концлагерь, подумал и выключил.

Я вскоре вышел и добрёл до фонтана Треви. Пришлось продираться сквозь толпы туристов, чтобы посмотреть на сам фонтан. Я думал хотя бы окунуть в нём руки, но, растолкав народ, увидел забор прямо перед водой. Я посмотрел на фонтан ещё раз, пытаясь представить себе большегрудую девушку в чёрном платье, плескающуюся среди камней и статуи Нептуна, но, может, день или толпа народа – в голову ничего не шло. Как раз в этот момент китаянка сбоку перелезла через ограждение. Она забежала в воду, поскользнулась, запачкав одежду. Раздался свист человека в форме.

3

Косяк медленно тлел на фоне башни Санта-Мария-Маджоре, окна которой блестели в ночном небе. Я передал его Софе, та затянулась, потушила и положила остаток в старый портсигар.

- Просто как таковых прям друзей у меня нет. В, - она вспоминала слово на русском, - компании друзей есть там вот Макс, украинец. А так я близко ни с кем и не общаюсь.

Она хихикнула. Она любила смешками перемежать свою быструю безостановочную речь.

- То есть никто из итальянцев, да, не знает, что у меня отец умер. Тоже, кстати, тут лечился. Ты уже своего отвёз?

Я покачал головой. Она ужасно гудела.

- Мы с ними общаемся, с итальянцами в плане, да, но вот о личном поговорить я не могу. Такой… oversharing, как щас, не получается.

- Мне что-то не хорошо.

- Это бывает, если редко куришь. Воды дать?

- Я, наверное, лучше пойду.

Мы попрощались. Уходя, я обернулся посмотреть на Софу, сидящую на металлических ступеньках старого дома. Она помахала мне. Я развернулся и быстро зашагал. Дойдя, наконец, до Колизея, я замедлил шаг. Свежий воздух помогал прийти в себя и теперь я хотя бы мог думать без боли. Я решил ещё немного побродить, заходя во дворы.
У одной базилики была открыта калитка. В галерее стоял большой камень, чем-то напоминающий солнце только с головой по центру и открытым ртом, – «уста истины». Голова будто пыталась что-то прокричать. Из «Римских каникул» я помнил, что нужно загадать желание. Зажмурившись, я просунул руку в рот круга.

- Cosa ci fai qui?

Я обернулся и увидел, вместо Одри, дряхлую уборщицу с ведром. Она только вышла из базилики.

- Di che cosa hai bisogno?

- Простите.

Я быстро удалился под её крики. «Зря не взял куртку», - пронеслась мысль вместе с порывом ветра. Перед гостиницей я вдруг остановился и подумал о деде. Мне вдруг нестерпимо захотелось зайти в ещё одно место.

Странно, но сквозь безлюдную улицу я не слышал ни знакомого звука воды, ни разговор людей. Подойдя ближе к фонтану Треви, я понял причину. Его не было. Точнее, он как бы был, но стоял за огромным чёрно-белым баннером, в точности его повторявшего. Чуть поодаль можно было заметить брошенные стройматериалы и начавшееся перекладывание плитки.

Я не сразу заметил фигуру у баннера. Это был дед. Он сидел прямо перед баннером, заворожённо глядя на него и не замечая моего присутствия. На коленях он держал портфель.

Сбоку доносился топот. По Лаваторе шли шеренгой солдаты в чёрных беретах. Дед развернулся на коляске и посмотрел на них, пальцами врезаясь всё сильнее в ткань рюкзака. Он попытался расстегнуть молнию, но окоченевшие от неподвижности пальцы не могли уцепиться за молнию.

Шеренга солдат не заканчивалась. Они, казалось, не замечали нас. Я заметил лицо одного из них – красивый, голубоглазый, он чем-то походил на меня. Только взгляд сильно отличался. Я топнул и бросил ему римский салют. Солдаты остановились.

- Марчелло! – крикнул я.

Голубоглазый парень вышел из строя. Я почувствовал взгляд деда на мне. Он всё пытался расстегнуть молнию.

- Скажи мне Марчелло, ты фашист?

- Assolutamente no, signore, - ответил Марчелло.

- А дед твой был фашистом? Служил в восьмой армии?

Марчелло замялся. Он не знал, что ответить.

- Свободен.

Марчелло отдал честь и встал в строй. Шеренга снова двинулась. Я подошёл к деду.
 
- Они, суки, заплатят.

Дед скривил лицо в подобие улыбки, расслабил руки.

- Сссс…ссу…сссс.

Я взял его портфель, расстегнул молнию. Там лежало несколько гранат. Я вытащил чеку, и дал одну деду. Дед попытался кинуть её. Она выпала из рук и покатилась вниз по брусчатке, прямо в строй солдат. Я взял другую и со всей силы бросил в баннер перед собой. Граната пробила его, и в чёрно-белом фонтане Треви оказалась дыра.