О тех кто остался и о тех кто уехал

ДРАМА в ПОДВАЛЕ

Впервые я встретила его на ленинградской выставке народного искусства. Был 1992 год. Там было так много интересных и красивых вещей, что я уже потратила все свои деньги, когда увидела его работы. Это были изделия из кожи - простые, красивые и удивительно дешёвые.
— Ох, как жаль! Я уже всё потратила. У вас такие красивые работы!,- сказала я человеку за прилавком.
 Он улыбнулся:
 — Не переживайте. Приезжайте к нам в мастерскую в Москве и купите всё, что захотите. Вот адрес. Меня зовут Алексей Алексеевич. Это мои друзья. Мы работаем вместе.
Он был невысоким, плотным мужчиной лет пятидесяти с лишним. У него были проницательные добрые глаза и широкая борода. Когда он говорил, на лице появлялась светлая, дружелюбная улыбка. Через пять–десять минут разговора мы подружились, и, когда я приехала в Москву, я навестила их.
Их мастерская находилась в подвале большого старого дома в центре Москвы. Я пришла в неудачное время - у них были серьёзные проблемы. Их помещение затопило сверху: этажом выше находился большой кооператив. Значительная часть оборудования и запасов кожи была залита водой. Эта ситуация была мне хорошо знакома. Большую часть своей работы я провела в подвалах, где в Советском Союзе обычно размещались, фотографы, печатники, переплетчики. В одном из таких мест спагетти и картошка из кафе этажом выше периодически фонтанировали из нашей раковины и плавали по полу.
Алексей Алексеевич встретил меня очень тепло. Он накрыл стол, выставив разную еду, выращенную в его саду. У меня тоже была еда: вкусный литовский хлеб, сыр и масло, которые я всегда брала с собой в Москву или Ленинград. Конечно же, на столе появилась неизбежная бутылка пива, и разговор «о жизни» потёк легко и непринужденно.
Он рассказывал, как он счастлив, несмотря на все трудности. Помещение в ужасном состоянии. Хозяин бизнеса сверху очень богатый человек и ему совершенно нет дела до соседей внизу. Затопления происходят постоянно. Власти подняли аренду и делали всё, чтобы помешать их работе. В августе 1991 года, во время путча в Москве, он числился в списке на арест как руководитель кооператива и, вероятно, как «нежелательный» человек. И всё же он был счастлив. Он добился своего. Он осуществил давнюю мечту. Много лет он преподавал геологию в разных местах. Последним местом работы был Московский университет, но он всегда мечтал о собственной мастерской, где мог бы учить студентов делать вещи, придуманные им самим. И теперь у него это было.
Он познакомил меня со своей командой и с гордостью говорил:
 - Посмотри, у нас есть всё. Огурцы, помидоры, квашеная капуста - всё из наших садов. Этим летом у нас отличный урожай картошки, высшего качества. Всем хватит на всю зиму. Если у кого-то чего-то нет - мы сразу находим и отдаём. У нас прекрасный коллектив. Один за всех, все за одного. Мы знаем проблемы друг друга и помогаем, как одна большая семья.
Я сказала, что это замечательно, что им так повезло с такими отношениями. Я хорошо понимала, что это значит, потому что много работала в небольших командах и знала, как там работает взаимоподдержка. И всё же я была рада, что, возможно, буду жить в Америке, где можно просто пойти в магазин и купить еду без проблем.
Он рассказал мне про ту самую выставку, где мы познакомились. Я удивлялась, почему по всему городу было всего одно маленькое объявление, хотя я в тот день была во многих местах и не могла пропустить . Я приехала в Москву именно ради этой выставки. Он объяснил, что всё было организовано московскими хозяевами выставки. Первые два дня туда допускались только представители иностранных фирм для заключения сделок, а в последний день представители «советской мафии» скупили всё, что осталось, за бесценок, потому что аренда мест была очень дорогой, и художникам нужно было вернуть свои расходы.
— Я не хотел продавать им. Я хотел продавать свои вещи русским женщинам за меньшие деньги. Я пришёл на выставку, чтобы увидеть наших людей и продать им свою работу, но им просто не дали узнать о выставке. Сообщили только тем, кто был интересен организаторам. Мне не нужны иностранные фирмы. У нас много покупателей из США и Японии. На самом деле нас сильно обворовывали. Нам доставалась малая часть, а большая уходила начальству кооперативов. У них большие штаты, бухгалтеры, мы не могли сами вести сделки. Но, несмотря на это, у нас был хороший доход, и мы были довольны.
И действительно, когда я была в Америке совсем без денег и показала свою коллекцию русского народного искусства в Рокфеллер-центре, владелец русского сувенирного магазина больше всего заинтересовался именно этими работами и предложил хорошую цену. К счастью, мне удалось решить свои проблемы и сохранить всю коллекцию у себя.
В следующий мой приезд в Москву я не узнала своего друга. Его лицо стало мрачным и осунувшимся, глаза провалились и потеряли блеск. В мастерской было тихо и пусто - только он и один молодой парень. Они пили водку почти без еды.
— Что случилось?-спросила я в ужасе.
— Я хочу, чтобы здесь всё сгорело.
Власти подняли аренду на подвал до такой степени, что их работа больше не могла её покрывать. Их уже много раз прижимали, но теперь, видимо, помещение понадобилось для более выгодного бизнеса, или кто-то просто хотел избавиться от них таким способом. В любом случае продолжать работу было бессмысленно, и им дали немного времени, чтобы освободить помещение. Что делать со всем оборудованием и горами кожи, которые он собирал так долго и тяжело? Сначала он решил раздать всё ученикам - по возможностям и нуждам, но не успел. Произошла трагедия: «дружный коллектив» воспользовался моментом и растащил всё, что мог. Одна из девушек даже украла его специальные прочные ножницы, которые он с трудом достал, бережно хранил и держал под замком.
Он хотел подарить куски кожи детям в школе, но директор испугался:
 — Так много? В подарок? Это должно быть украдено. Тут что-то не так. Я не могу принять такой дар.
Большой грузовик стоял у входа, доверху набитый кожей. Алексей Алексеевич не знал, что с ней делать. Оставалось всего два дня, чтобы освободить подвал. Он не хотел никого видеть. Он не мог принять решение.
 — Я хочу, чтобы всё сгорело, повторял он.
Он рассказывал мне о своей жизни.
Его отец работал в КГБ и был убит на параде на Красной площади. Власти заявили, что это сделал английский шпион, но на самом деле они сделали это сами по какой-то причине нужно было избавиться. Алексею было тогда шесть лет. Его мать перенесла инсульт и попала в психиатрическую больницу. У отца было десять или двенадцать братьев. Они жили в богатых домах в Ростове. Рядом был детский дом, куда и определили мальчика. По выходным родственники забирали его на тяжёлую грязную работу. Заработанные деньги он тратил на еду и носил матери в больницу. Мать так оттуда и не вышла- она умерла там.
Алексей окончил школу, институт и стал работать профессором в Московском университете. Позже родственники начали искать с ним встреч, чтобы устроить своих детей в университет.
Первый брак был несчастливым. Зато теперь он был по-настоящему счастлив со второй женой и маленькой дочерью. Жена была очень молодой, его бывшей студенткой. Он хотел, чтобы она была только женой и матерью, без работы в этом грязном мире. Он хотел беречь и любить её. А теперь она постоянно плакала. Он много пил. Она хотела помочь, но не могла. Он просил её уйти, она не хотела уходить.
 — Я не могу этого вынести. Если бы я был один, было бы легче. Я не могу видеть её слёзы и страдания. Я не могу видеть, как она пытается что-то спасти, и ничего не получается.
— Знаешь, я сказал ей, что ты уезжаешь в Америку, - его глаза загорелись, лицо снова стало добрым. - Я боялся, что она будет завидовать, но ты знаешь, она так за тебя обрадовалась. «Хоть кто-то может выбраться из этого ада!» Я знал, что она замечательный человек, - сказал он с гордостью.
— Да, я решила уехать. Хотя мой брат не хочет, чтобы я приезжала, и мне страшно ехать туда без ничего и никого. Но у меня нет выбора. Я не знаю, как здесь жить, и должна думать также и о дочери.
— Ты убегаешь? ,- спросил меня студент Юра. - Ты предаешь Родину?
— Замолчи, Юра! Не завидуй! Порадуйся за другого человека. Слушай, ты поступаешь правильно. Там тебе будет очень трудно и тяжело, но всегда помни о нас - о тех, кто остался здесь, и тогда тебе будет легче.
И он был прав. Когда мне бывало очень трудно в Америке, его простые слова всегда приходили мне на ум и очень помогали. Мысль о том, что я могла бы остаться там, но я здесь, делала любые большие трудности маленькими проблемами, которые можно решить.


ЛЕВИАФАН НА БРАЙТОН-БИЧ

 А. Звягинцев  один из моих любимых российских режиссёров,редставил фильм «Левиафан» на международной кинопремии «Оскар». Левиафан — мифическое морское существо, пожирающее всё вокруг. Само слово пришло из Библии. В России фильм вызвал бурные споры: одни видели в Левиафане образ власти, другие — Бога. Сам режиссёр, Андрей Звягинцев, говорил, что его фильмы не имеют единой трактовки: каждый зритель видит в них что-то своё. И вот что увидела я в тот момент своей жизни

Сначала я думала, что мой Левиафан — это система, и что я противостою именно ей. Но со временем я начала понимать, что всё чаще Левиафаном становятся не абстрактные властные структуры, а конкретные люди — «обычные», «нормальные» люди, с которыми я вступаю в близкое общение. Стоит мне приблизиться, как они начинают поглощать то, что для меня по-настоящему ценно: мои смыслы, мои ценности, мою уязвимость.

Год назад на Брайтон-Бич мы спорили с одним русским человеком о том, что предпочтительнее: глубокие, близкие отношения, как это было принято в Советском Союзе, или поверхностное общение, характерное для капиталистического общества. Его аргументы тогда показались мне важными. Поверхностные отношения — безопаснее.

У меня есть соседка и приятельница, русская женщина по имени Женя. Когда она выходит за безопасную грань — для меня это не проблема: я стараюсь принимать существование разных точек зрения. Но я всё чаще замечаю, что многие «обычные» люди, вступая в обсуждение, мгновенно сверяют сказанное со своим мировоззрением и в ответ наносят удар — как форму самозащиты. С Женей я старалась так не поступать.

Прошлым летом на Брайтон-Бич я присоединилась к ее компании, игравшей в настольные игры. Я играю хорошо, и почти сразу столкнулась с резким негативом со стороны одного из игроков, хотя это быстро сгладилось. Среди нас был хоккеист из Москвы. Он был настроен на победу любой ценой, я даже замечал жульничество. Тем не менее нас сблизила общая, отличная от большинства, точка зрения на политическую ситуацию в России. Кроме того, моя семейная история во многом перекликалась с конфликтом США–Россия–Украина. Этот человек казался готовым меня поддержать, даже предложил помощь. Он был зол на ситуацию . Я согласилась.

Мы договорились встретиться на побережье. По дороге я встретил Женю (не повезло,как всегда!!!) — но не стала отвечать на её расспросы куда иду. Я заранее предупредил мужчину, что разговор будет строго конфиденциальным. Я подробно рассказал ему о своей ситуации и о той роли, которую он мог бы сыграть, если решит меня поддержать. Он сказал, что подумает. Я не обсудила, что он получит за помощь, рассчитывая сделать это позже.

Кроме Жени и этого Мужчины, в компании была ещё женщина, подруга Жени, которую я называла Поэтом — она переводила стихи Эмили Дикинсон. Между Мужчиной и Поэтом случился конфликт, и  группа раскололась. Я встал на сторону Поэта, так как наши взгляды на мир во многом совпадали. Мужчина предупреждал меня, что у Поэта «длинный язык» и она склонна к сплетням. Я спросил, может ли она навредить — он ответил утвердительно. Я сказал, что буду осторожен.

Однако Мужчина так и не дал мне ответа. Более того, при встрече он демонстративно не поздоровался со мной. Я была удивлён и поделилась этим с Поэтом. Она рассказала, что, со слов Жени, мужчина  на меня обижен. Я пообещал Поэту сохранить конфиденциальность, и она рассказала подробности: Мужчина жаловался Жене, что я попросил его помочь мне в конфликте с зятем, и утверждал, что я должна была обратиться к юристу. Он не знал, что я уже обращалалась к своему другу-юристу, который, зациклившись на формальном праве, не смог понять «человеческие законы», о которых я говорила. Тот разговор закончился гневом и бегством — он даже отказался от приготовленной для него еды.

Я пошла к Жене и спокойно пожаловался на Мужчину, который нарушил моё доверие. Женя сделала вид, что слышит об этом впервые, и начала упрекать меня, почему меня это вообще волнует. В прошлом она была влиятельным человеком — налоговым инспектором на Кавказе. Для меня же она была обычной больной женщиной, не знавшей английского, которой я старался помогать как соседка. Но временами этот «налоговый инспектор» — маленький Левиафан — поднимал голову. Наши дискуссии заканчивалисьобычно ничем. Я сводила их на нет.

Позже конфликт между Ж. и Поэтом обострился, и они перестали общаться. Поэт делилась со мной деталями, просила оценки . Мы обсуждали это. Однажды Женя сама начала жаловаться мне на Поэта, обвиняя её в распространении слухов и заявив, что она согласна с Мужчиной, потому что Поэт " антисемитка». Я вежливо попросила отложить разговор, сказав, что не готова. Но она не останавливалась. Я знала причину конфликта от Поэта- Женя пришла на похороны подруги Поэта в ярко-зеленом пиджаке и с ярко-оранжевой сумкой. Поэт поинтересовалась у меня: “ А разве евреи не носят темную одежду на похороны?”. Это и была причина конфликта.Женя принесла свой пиджак...Я извинилась и ушла.

Позже, когда я была готова обсуждать все это я  пришла к Жене и спокойно спросила, почему она предпочла рассказать Поэту о том что Мужчина распространяет информацию о моих личных делах, вместо того чтобы сказать это мне напрямую. Я не обвиняла, я хотела понять причину. В ответ она почти сразу начала кричать, обвинять меня, указывать на мои «неправильные мысли» и поступки. “Почему это должно беспокоить меня? Не все ли мне равно? Нужно ли мне отомстить Мужчине? Он никто. Это просто такие люди с Брайтона!”Я попросила её не повышать голос и снова повторила, что не виню её. Она продолжала кричать. Уходя, я услышал вслед: «Не обижайся». Это прозвучало как приказ. С тех пор она мне не звонила.

Позже я вспомнила эпизод из фильма о Достоевском. В тюрьме в Сибири он спросил заключённого, почему тот обменял Библию на бутылку водки, подчеркнув, что не осуждает, а хочет понять.  “Я не виню Вас, нет. Мне интересна причина, по которой вы обменяли Библию на бутылку водки. Я просто хочу понять”. Результат этого вопроса был другой. Заключенный нашел того, кому променял Библию, и потребовал ее вернуть.Тот стал сопротивляться и он его убил… Возможно, чтобы заглушить стыд и голос совести.

Недавно психолог сказал мне, что отношения с Женей. были нужны для взаимных услуг и что конфликт был поверхностным. Он посоветовал мне позвонить и всё уладить.               Я не была обижена или зла на Женю,но и делать ничего не могла-замерла

 Но для меня она стала большим Левиафаном,рядом с которым невозможно сохранить хрупкие и важные маленькие вещи,которые имеют большой смысл: он их уничтожит . Единственный способ выжить — превратиться в камень.

Камень — это самая низшая форма жизни.
Его энергия уходит только на самосохранение.