Белёсый шрам

Бывало, по утрам я чувствовал себя одиноким, тогда я накидывал пальто на плечи, наливал горячий черный кофе в термос и выходил на еще не проснувшиеся улицы города.

Я жил совсем близко с рекой, нужно было лишь спуститься по лестнице и перед тобой открывался вид, будто сошедший с рисованной открытки, которую отправляешь родным домой из большого путешествия.

Я мог по долгу ходить вдоль набережной, чувствуя холодный ветер на лице, путавший мои волосы. Ветер рьяно старался распахнуть пальто, забраться под свитер, обнять ледяными руками голый торс и покрыть его мурашками.

Но мне это нравилось, так я чувствовал свое присутствие в мире, я мог буквально ощущать жизнь, ее холод, после которого так приятно было вернуться в тепло уютной квартиры.

Этот город стал мне родным, я нашел свое место здесь, впервые почувствовал себя подходящим, будто здесь всегда был небольшой паз причудливой формы, который мог закрыть только я. Поэтому я каждый день благодарил судьбу, за то, что оказался здесь.

Кто-то называл этот город безжалостным, суетливым, тусклым или мрачным, я никогда не придерживался этого мнения. Здесь я поменялся, обрел свободу, которой мне не хватало прежде.

Однажды вопреки привычному раскладу вещей, я встретил человека, которого вспоминать вовсе не хотел… итак, в небольшом кафе рядом с домом, ко мне подсел пожилой мужчина.

-Филипп! Я вас помню, - мне пришлось оторваться от книги, взглянуть на говорящего, - вы жили в N?

Упоминание моего родного города отозвалось болью, почти физической. Я старался забыть лицо этого мужчины. Я старался забыть тот грустный портовый город, где вырос, но в мыслях невольно всплывали серые дома, страшный холод и потрескавшиеся стены.

Я встряхнул головой, стараясь отогнать воспоминания.
-Извините, я вас не вполне помню... – пробурчал я и уткнулся вновь в книгу, надеясь, что старый друг семьи отсядет

Мужчина вздохнул, и чуть погодя, произнес:
-Вы с семьей жили по соседству, приходили в гости, - мужчина старался заглянуть мне в глаза, но безуспешно. Тогда он сел, откинувшись на спинку кресла напротив, и задумчиво устремил взгляд блеклых голубых глаз в окно за моей спиной.

Воцарилось молчание, никто не смел больше произнести ни слова, а в пространстве, между нами, была недосказанная история с печальным концом. Тогда мужчина прервал тишину, казалось, не выдержав:

- Я помню вас, Филипп, совсем маленьким. Маленьким, щуплым, зубастым мальчишкой, которого пугал каждый шорох, взгляд, резкое движение. Вы росли прямо на моих глазах, я видел… - тут ему, казалось, стало ощутимо труднее говорить, - видел, как с вами обходилась жизнь…

- Хватит, - мне перехватило дыхание, внутри стало вдруг холодно

- Я так и говорил им, я говорил, что вы были несчастны! Я говорил им забрать вас из того интерната, позволить остаться в семье, я умолял вашего брата не делать этого с собой, - говорящий был не в себе

- Прошу прекратите, - простонал я

- Что? – старик поднял на меня намокшие от слез глаза

- Я не жалею

- Вы были совсем мальчишкой…

- Я не жалею, ни о чем. Тем более о прошлом.

Мужчина молча смотрел на меня, и в его взгляде было столько боли, что моя собственная внезапно показалась мелкой и эгоистичной. Я отставил кофе, закрыл книгу. Палец машинально провел по шраму на внутренней стороне запястья - старому, белесому, почти невидимому.

- Вы думаете, я должен был остаться? - спросил я, и мой голос прозвучал спокойнее, чем я ожидал. - В том доме, где каждый день был похож на предыдущий, где у меня не было ни будущего, ни настоящего? Где единственным выходом для такого, как мой брат, стало убийство собственной личности?

Старик вздрогнул, будто я ударил его.

- Он был хорошим человеком, - прошептал он.

- Он был слабым человеком, - поправил я, и в голосе впервые прозвучала старая, едкая горечь. - И жадным. Вы умоляли его не связываться с теми людьми. А он вас слушал?

Я откинулся на спинку стула, внезапно чувствуя себя выжатым.
- Он не нашел другого выхода? Он его выбрал. Легкий путь. Контрабанда, угон, Бог знает что еще. А когда дела запахли жареным, он просто... исчез. С новым паспортом и чужими деньгами. Бросил всех. И оставил меня, пятнадцатилетнего дурака, разгребать последствия. Отвечать на вопросы. Видеть страх в глазах родителей, которые в итоге решили, что проще избавиться и от второго "проблемного" сына. Сдать меня в интернат.

Старик побледнел.
- Я не знал... Я думал, он... что с ним случилось несчастье.

- Несчастье случилось с теми, кто ему верил, - безжалостно закончил я. - Вы носите в себе образ мученика. Его не было. Был трус и эгоист. И я потратил годы, чтобы перестать быть его тенью. Чтобы моя жизнь не определялась его плохими решениями.

- И он был сломанным человеком, - добавил я, чуть погодя. - Как и я тогда. Только он сломался окончательно. А я… я сбежал. Нашел работу здесь. И сбежал. И это был не поступок, это был последний шанс на спасение человека, который не должен был выжить.

Я сделал паузу, глядя на свои руки, сжимавшие край стола. Холод внутри постепенно отступал, сменяясь странной, тягучей усталостью.

- Этот город, - кивнул я в сторону окна, за которым мерцали огни набережной, - он меня не спасал. Он меня не исцелял. Он просто был другим. Достаточно большим, шумным и безразличным, чтобы в нем можно было затеряться и заново собрать себя по кусочкам, без сочувственных взглядов. Без памяти о прошлом.

Старик вытер ладонью щеку.
- А они? Родители? Ты так и не…

- Нет, - перебил я. - Не нашел. И не искал. Они «похоронили» сына-уголовника и стерли из жизни приемного. Так было проще для всех. И для меня - тоже. Я не несу за них крест. И не хочу нести.

Я встал, достал из кармана несколько купюр, положил на стол.
- Спасибо, что помните того мальчика. Но его больше нет. Мне жаль, что вы носили эту историю в себе все эти годы. Выбросьте ее. Она того не стоит.

Я вышел на улицу. Было уже темно, и привычный путь к дому вдруг казался чужим. Ветер, обычно бодрящий, теперь пробирал до костей. Я не стал идти к реке. Я свернул в переулок и медленно побрел к своему подъезду.

Поднимаясь по лестнице, я вдруг осознал, что больше не чувствую того старого, привычного укола вины. Не чувствую гнева. Была только пустота, широкая и беззвучная, как ночное небо над холодной рекой.
Я вошел в квартиру, снял пальто и подошел к окну. Город сиял внизу, живой, безучастный, прекрасный. Мой выбор и мое настоящее.

Там, внизу, остался пожилой человек с блеклыми голубыми глазами, застывший с кусочком моего прошлого, которое я ему вернул. А я остался здесь, с тишиной и теплом, которые сам построил. И впервые за долгое время в этой тишине не было эха. Ничего, кроме спокойного биения сердца человека, который больше не боится шорохов из-за двери прошлого.