К дедушке и бабушке, в Курилово, на Рождество

Зима на Кунгурщине в конце 1940-х выдавалась морозной да гулкой. Снегу к концу декабря наметало по пояс, а звёзды, прикованные к тёмному куполу неба лютой стужей, так и мерцали серебром. В поздние дни года в нашей школе под номером 122, расположенной в Кунгуре на краю корабельного леса, в бывшем здании Михаило-Кирилловского сиротопитательного дома, возведённого некогда ещё купцом Грибушиным, поселялось настоящее волшебство! Стены украшали гирлянды, к потолку крепились бумажные фонарики, а в центре зала высилась пушистая, пахнущая хвоей да морозом ёлка во всей своей красе!
И сколько на еловых лапах было всего! Здесь и бумажные цепи, и снежинки, и хлопушки, и зайцы да лисы, сбитые из ваты, и пограничник Карацупа с верной собакой Ингусом, а наверху, под самым потолком, сияла настоящая кремлёвская звезда!
Когда проходил Новый год, мы со старшим братом, сговорившись с шофёром полуторки, забирались в открытый кузов и мчали по морозу в соседнее село Орда. Там, сойдя у бывшего Ильинского храма, мы направлялись пешком по замёрзшим полям в деревню Курилово, к бабушке и дедушке, в тёплый дом на заснеженном угоре, на Рождество.
Долго ли, коротко ли, и перед нами открывался широкий лог, а внизу играли огоньками избы, высилась старая церковь, и над каждым домом к небу восходил прозрачный дымок. А воздух, этот деревенский воздух, пахнущий дымом, морозом да живицей… Для кого-то зимний праздник пахнет мандарином, а для нас заветный запах оставался именно такой.
В доме у деда, Матвея, было хорошо! Жарко трещала русская печь, по окошкам играли морозные узоры, бабушка Лисавета суетилась у печи с лопатой, вынимая горячий каравай, а на столе в потёртом чугунке стояло печное молоко. Скрипнет дверь, ударит стужей, войдёт с мороза хозяин дома, служивший в ту пору при колхозе кузнецом. «Ба, внучата приехали», — всплеснёт руками он и улыбнётся в седые усы.
В сочельник держали строгий пост, сбираясь к трапезе только с первой звездой. К этому моменту бабушка, целый день суетясь у горнила, справляла пироги. Дед заводил свой старый армейский самовар, привезённый ещё со службы в Омске, глядел в окно, неизменно крякал и начинал рассказы о былом. А на дворе, меж тем, крепчал мороз, месяц и звёзды глядели ясно, точно приглашая нас, мальчишек, надеть наизнанку шубы, сделать клыки из репы да идти с другими ребятами по деревне колядой...
Много воды утекло с тех пор, я переехал в новый город, справил квартиру, женился, а там и дети пошли. За ворохом новых забот прошлое стало забываться, тая точно в печи последний уголёк. Да так бы тот уголёк и погас, если бы не одна история, имевшая место быть накануне зимних праздников в середине 1980-х гг. Пошёл я в магазин за подарками для детей, гляжу, а там на прилавке ёлочных игрушек навезли: видимо-невидимо. И меж них лежит — красуется пузатый самовар, подставляя искусственной лампе, точно солнцу, свой блестящий стеклянный бок.
Глянул на него поближе и ахнул. Тут же в памяти стали вплывать картины прошлого: и добрая бабушка Лисавета с её каравайчиками, и дед Матвей в косоворотке, улыбающийся в седые усы, и дом их на вершине угора, и наша коляда, идущая с песнями да шутками от дома к дому по морозному селу... С этого дня серебристый самовар поселился на нашей семейной новогодней елке. И каждый год, доставая его из газетной бумаги, чтобы повесить на праздничное разукрашенное древо, я уношусь в далёкое прошлое. Вновь перед внутренним взором моим встаёт село Курилово: в доме дедушки с бабушкой на заснеженном горе сияет огонёк, на дворе в разгаре зимние каникулы, а мне всего лишь восемь лет!
Основано на воспоминаниях Кощеева В.П.   
Кощеев Д.А. 23.12.2025