Барсук
Небольшая квадратная комната с заправленной клеёнкой круглой кроватью по центру и мягким стулом в углу. В другом конце стояла душевая кабина. Я поглубже спрятал все вещи в карман брюк и повесил их на спинку.
- Меня Жанна зовут.
Жанна включила воду, проверяя температуру. На ней было только кружевное бельё. Под лучами розового и фиолетового трудно было разглядеть детально кожу, но по голосу, всё ещё стройным ногам и слегка подкрашенному лицу я ставил на 30.
- Руслан, - недостаточно уверенно произнёс я.
- Готово! Давай, залезай.
Жанна быстро скинула бельё и прыгнула под горячую струю. Я пошёл к ней.
- А носки?
Чёрт, носки. И почему я о них не вспомнил? Я это вслух сказал? Жанна улыбнулась, я зашёл в душ. Она выдавила мыло на руки и размазала по всему телу, очень тщательно промывая каждую складку. Она посмотрела на моё лицо, опустила взгляд.
- Первый раз?
Не хотелось врать, но правду говорить неловко. Я промямлил что-то невнятное. Жанна набрала ещё мыла, упёрлась руками мне в грудь.
- Не волнуйся. Это не стыдно.
- Угу.
Жанна улыбнулась, будто что-то вспомнив, и сказала.
- Знаешь, Гоголь вообще девственником умер в 42 года.
Жанна обтирала мне живот мылом, проникая пальцем в пупок.
- Это неправда, - наконец-то я зацепился за удобную тему, ведь, мне казалось, в процессе должно быть комфортно, - Он часто заезжал к Анне Виельгорской.
- «Сношений с девушками давно не имел и особого удовлетворения в этом не находил». Ты в это веришь? Такое только девственник и мог сказать. Прыжки на метле как сексуальные фрикции, - Жанна засмеялась, - Брось, такая пошлятина могла прийти только прыщавому гимназисту, который кроме груди матери… Боже, мы же ещё не помылись!
2
Администраторша встретила меня, как давно знакомого и уже не слишком приятного гостя. Я даже не успел ничего сказать.
- Проходи. Она ждёт.
Я направился по тёмному в красных оттенках коридору к дальней двери. Кто-то ещё зашёл. До меня донёсся приветливый голос администраторши.
- Добрый вечер, добро пожаловать в «Барсук». С правилами заведения знакомы?
Я открыл нужную дверь. Та же комната с круглой кроватью, только теперь пустая. Я разделся, бросил штаны и майку на пол, лёг на кровать лицом вниз. Дверцы душа раскрылись, и оттуда появилась улыбающаяся Жанна. Она заметила меня и остановилась. Улыбка сменилась равнодушием.
- Давно не виделись.
Я молчал. Жанна нанесла масло на руки и стала медленно растирать ключицу.
- Света рассказала тебе? – я уже не мог терпеть.
- Хочешь уже начать?
Я нервно сглотнул, почувствовав оттенок пренебрежения в её тоне.
- Ты не хочешь?
- Повернись, - неожиданно спокойно сказала Жанна.
Я развернулся прямиком к голой груди Жанны. Пропало безразличие. В этот раз она смотрела серьёзно и даже озабоченно.
- Тебе кто-то нравится?
- Ты отказываешься?
Она встала, бросила взгляд мне между ног и, получив подтверждение своих мыслей, продолжила.
- Да он же работает, только если слышит «трансцендентность» или «постструктурализм», - она бросила сочувственный взгляд и стала чуть тише, - я не обидеть, пойми. Просто… Это неправильно. Тебе 20 лет, Рус, ты должен при виде ****ы думать не о животворящем лоне, а как бы засадить.
- А если у меня не получается по-другому?
- Так ты не пробовал. Всё твои игры. Это… Я не знаю.
- Извращение?
Жанна заметила, как это слово изменило температуру тела. Устало вздохнув и убрав последнюю надежду, она пошла к выходу.
- Жди здесь.
Я сел на кровать в ожидании. Масло на спине неприятно засохло и щипало кожу. Я попытался стереть его, но только разодрал кожу. Стало ещё жарче в комнате. Трусы давили. Я снял их и забежал в душ под горячую воду. В голове мелькало пренебрежение Жанны. Стало трудно дышать. Дверь хлопнула.
- И где ты? – закричала Жанна.
Это конец. Через непрозрачные дверцы я видел её силуэт. Она открыла кабину.
- Жанн…
- Какой-то Рус не имеет права называть меня так. Для тебя -императрица Жозефина де Богарне.
Она была в прямоугольном платье под античность, которое так походило её лицу и чёрным локонам. Через тонкую белую ткань проглядывало голое тело. Она вытащила меня из душа и бросила на пол у кровати. Ноги не слушались.
- Грязная оккупантка. Плантаторское отродье, только и способное угнетать нижестоящих, - крикнул я.
Жозефина придавила меня ногой. Это был первый раз. Внезапно она замялась. Жанна спросила.
- У тебя сколько окончаний?
- Тариф «Экстаз». Там сколько хочешь, - пробормотал я.
Жанна кивнула. Жозефина наступила на меня снова.
- Как ты меня назвал?
Жанна резко выпала из образа. Теперь у неё читалась жалость.
- Я так не могу. Это отвратительно.
Это был второй раз.
3
Она оказалась старше. Наверное, это всё приглушенный свет в «Барсуке». Глядя на неё сейчас при нормальном освещении, я не понимал, как она могла быть Жозефиной, Магдалиной, Софией Палеолог и Евой Браун. Не 30, нет. Скорее все 40. А, может, и старше. Мало ли, каких берут на работу. Официант принёс нам кофе.
- До закрытия молчать будешь? - Жанна постукивала ложкой по дну кружки.
- Не знаю… Нет. Не ожидал, что ты придёшь.
Жанна отпила кофе. Молочная пенка осталась у её губ. Привычным движением она слизала её, и я надеялся, что оно что-то вызовет у меня. Но тело отвечало равнодушием.
- Если ты не собираешься ничего говорить, я пойду.
- Я думал о том, что ты тогда сказала. Про «трансцендентность» и «постструктурализм».
- Я про это не говорила.
- Ну ты понимаешь. Про сапиосексуальность и про игру. Ты говоришь, что я не возбуждаюсь без этой символической игры, где я принимаю женское «я». И ты говорила про отношения. Что любовь, я так понимаю, поможет мне выйти из этих оков игры и мазохистского сексуального сценария, может переозначить губительное означаемое.
- Боже, Рус, - Жанна злилась, - Я сказала, что ****а – это ****а, а не лоно. И, пожалуйста, не объясняй свои комплексы теориями, в которых нихера не понимаешь. Если хочешь ****ься с книжками, никто не запрещает сделать в них дырку, а для дополнительной стимуляции используй электронные. Я прошу тебя об одном – посмотри, наконец, в зеркало. Не через очки архетипов, а своими глазами. В «Барсук» тебя привёл не экзистенциальный ужас, а стоячий ***. Не ври себе.
- Я не понимаю, почему одно отрицает другое.
- А я не понимаю, почему тебя в 20 лет интересует личная жизнь Гоголя, а не собственная. Но одно как раз-таки и отрицает другое. Определись, где ты живёшь, - в символических рядах и праузорах или в доме с «Ростиксом» и «Барсуком» на первом этаже. Что ты хочешь от жизни – жену или тариф «Экстаз»?
Официант принёс Жанне пасту. Он наклонился и прошептал ей что-то на ухо. Она взяла у него ручку и быстро записала в блокноте. Официант ушёл.
- Что он хотел?
- Мой номер.
Стало резко тихо. Жанна игралась с салфеткой, разглядывая квадратики на ней. Официант посматривал на неё из-за стойки и смеялся с другими работниками. Смеялись надо мной.
- Почему ты там работаешь?
- Ты знаешь, неприлично спрашивать девушку о возрасте, весе и почему она пошла в «Барсук», - Жанна раздражалась.
- Ты спала с кем-нибудь?
Жанна встала и быстро накинула куртку.
- Приятно было встретиться. Ещё увидимся.
Я побежал за ней, схватил за руку. Услышал волну смеха за стойкой.
- Плачу сколько хочешь. Прямо сейчас.
4
Снова вернулся приглушённый свет, сменились только оттенки, с красного на тёмно синий. Круглый и продолговатый дом в окне уже почти не светился: все квартиры уснули. Жанна сидела на краю кровати, перебирая пальцами. Я осмотрелся. Она так странно контрастировала с квадратом комнаты, в котором я провёл 20 лет. На стене висел плакат «Ночи» Антониони. Я подумал, что мы с Жанной похожи на Марчелло и Монику. Я аккуратно коснулся плеча Жанны, всё так же глядя на плакат.
- Волнуешься? – спросила она.
- Немного.
Она взяла мои руки и положила себе на грудь.
- Подожди.
Я дрожал в ожидании чего-то пугающего, но необходимого, и задумывался, так ли оно необходимо.
- Я тебе нравлюсь?
- Не больше, чем домашний питомец.
Я представил себя питомцем Жанны, стало трудно дышать от удовольствия и стыда, что всё снова повторяется. Я положил руки обратно. Прошла минута.
- Хочешь, я помогу? – спросила она.
Я остановился. Мне снова было стыдно.
- Зачем остановился?
- Зачем ты пришла?
Жанна молчала. Она внезапно поднялась, прошлась взад-вперёд по комнате. Она нашла маску для сна на столе.
- Есть ещё одна? - спросила Жанна, что-то придумав.
- Вон там, на полке.
Жанна подошла к полке, отодвинула картонки книг и нашла вторую такую же маску. Она села на кровать рядом, протянув одну мне.
- Мы наденем маски.
- И начнём игру?
- Да. Это будет как смазка. Захочешь потом снять – твоё право. Только давай уже начнём.
Я послушно взял одну маску и нацепил Жанне на глаза. Она следом сделала то же самое мне.
- Что-нибудь видишь? – спросила Жозефина.
- Да.
Я почувствовал приближающееся дыхание, следом – крупные сухие губы. Она рисовала круг языком. Я стянул с неё майку. Жозефина коснулась моего лица, случайно задела маску. В появившемся отверстии одним глазом я увидел Жанну. Второй глаз смотрел на Жозефину.
- Только не молчи. Ненавижу, когда молчат, - сказали Жанна и Жозефина.
- Я не знаю, что сказать.
- Говори о своих ощущениях. Не о мыслях, а о том, что ты реально чувствуешь.
- Стыд. Мне стыдно, но приятно. Я думаю…
- Не думай, перестань думать!
- Я чувствую тепло, предвкушение.
- Предвкушение это мысль.
- Тепло и влагу. Приближающуюся влагу, - я издал стон. Жанна и Жозефина мне вторили.
- Я протыкаю салфетку. Квадрат рвётся.
- Квадрат рвётся?
- Рвётся узор. Я ощущаю, как рвётся салфетка.
- Ты сравнил вход с салфеткой?
Меня оттолкнули. Я остановился и снял маску. Она была уже давно без маски, но я не мог понять, кто она. Она была смесью всех тех женщин, в темноте меняющих узор лица.
- Оставь деньги себе.
Зазвонил телефон. Экран покрылся круглой рябью. Проехала полицейская машина, осветив комнату розовыми и фиолетовыми оттенками. Я схватился за край кровати, но пальцы почувствовали только клеёнку, и сразу схватился за их ноги, но в темноте не увидел ни лона, ни вагины, а спиралевидную воронку. Мне ужасно захотелось стать частью этого узора. Стать салфеткой в их руках.
- Отвали!
Я вдруг отчётливо услышал её голос. По-настоящему её голос. Он был смесью их всех, но он был один. И он боялся.
- Прости, прости, - я отодвинулся, подняв руки.
В доме в окне нестерпимо ярко загорелись квартиры и осветили лицо Жанны. Она была похожа на Жозефину так же, как кружка может напоминать человека. Я видел, что она боялась так же, как боюсь я. Жанна, не отводя от взгляда от моих рук, взяла вещи и поскорее выбежала из комнаты.
- Псих, - последнее, что она успела сказать.
Я посмотрел на дверь, куда она ушла. Из коридора доносились шаги и шорох одежды. Перед закрытием входной двери я успел прошептать Жанне.
- Спасибо.
Маска плотно закрыла глаза. Но больше не было ни Жозефины, ни Жанны – никого, кроме темноты. Я закрыл глаза и ничего не увидел.
Свидетельство о публикации №225123101125