Искры

   Камин в этот вечер был не просто источником тепла, совершенно неожиданно он стал самым настоящим медитативным очагом.

   Я сидел, укутавшись в старое шерстяное пледико, и растворялся в звуках его потрескивания. Тепло, лучистое и плотное, как медленный глоток коньяка, разливалось по коже, в то время как тот самый коньяк грел изнутри. Дрова потрескивали негромко, размеренно. Магический белый шум, заглушающий суету дня. И конечно же аромат – едва уловимый, древесно-дымный, пахнущий чем-то древним, первобытным. Дыхание безопасности пещеры древнего человека...

   Взгляд скользил по оранжево-желтым языкам, лижущим почерневшие поленья. Они танцевали свой вечный, подчиненный тайной физике танец: рождались у коры, устремлялись вверх, дробились и гасли, чтобы тут же родиться вновь. И вдруг, мелкий яркий огонёк, крошечная искорка, с веселым, почти дерзким "Щёлк!" оторвалась от общего пламени. Она не погасла, упав в золу, как большинство. Нет. Она рванула вверх, сверкнув в полумраке комнаты ослепительной белой точкой, описала причудливую дугу и лишь потом, исчерпав свой короткий век, растворилась в темноте.
   Соло свободного полета.

   Именно тогда меня накрыла неожиданным откровением ясная и законченная мысль:

   Мой камин – не просто камин.
   Это плавильный котел.

   Миниатюрная, но идеально точная модель человеческой цивилизации.

   Вот они – поленья.
   Сама толща дров как аналог человечества.
   Миллиарды жизней, плотно сжатых временем и обстоятельствами в массивную древесину социума. Большинство из них так и остаются в глубине. Им не хватает кислорода внимания, возможностей, таланта, простой удачи. Они не горят – они тлеют. Иногда едва теплясь, они выделяют больше горечи и копоти, чем света. А чаще – просто медленно окисляются, превращаясь в серую, безликую золу, вообще не дав миру ни капли тепла. Их судьба – быть топливом, незаметной массой, которая поддерживает сам процесс горения, не проявляя никаких персональных особенностей.

   А вот языки пламени – это те, кому повезло оказаться на поверхности. Художники, ученые, лидеры общественного мнения... Те, кто захватывает поток «кислорода» – ресурсов, идей, славы. Они горят ярко, полезно, предсказуемо. Их горение греет, их свет ведет. Они – двигатель, стабильное и мощное пламя прогресса. Их правила ясны: тянись вверх, потребляй ресурсы, отдавай энергию, не вырывайся из контура полена.

   Но есть те, для кого не писаны законы устойчивого горения.
   Редкие, безумные искры.
   Они рождаются в том же огне, из той же древесины, но их уделом становится не служение общему костру. Их удел – реализация бунта.
   Счастливый, трагический, ослепительный билет на свободу.
   С веселым щелчком они игнорируют гравитацию обыденности, правил, целесообразности.
   Они взлетают.

   Как та искорка, что только что пропала в темноте.
   Гении, чьи идеи опережают эпоху на столетия.
   Безумные святые, говорящие с Богом на непонятном языке.
   Поэты, умирающие в нищете, чтобы через века их слова стали пылающими углями, разжигающими сердца.
   Авантюристы, бросающие вызов океанам и космосу.
   Они не греют так стабильно, как пламя. Их тепло мимолетно, почти призрачно.
   Их век – мгновение.

   Но своим ярким, шумным, коротким сполохом они извещают Вселенную: «Я был! Я видел иное!». И в этом щелчке – вся суть. Они не приносят столько практической пользы. Но они – напоминание. Доказательство. Они показывают всем «нормально» горящим языкам пламени, всей толще тлеющей древесины, что есть измерения тоньше, траектории выше, а свет может быть таким ослепительным, что на миг затмевает сам костер.


   Я подбросил новое полено. Оно захрустело, приняв эстафету огня.
   Где-то в его глубине, в самой сердцевине, уже зрели будущие угли, готовилось пламя для завтрашнего вечера. И, быть может, там, невидимая глазу, дожидалась своего мига одна-единственная, ни на что не похожая искра. Которая однажды щелкнет, рванет вверх, и описав немыслимую траекторию умрет ослепительным доводом в пользу свободы от общих шаблонов.