Третья неделя

Простынь прилипала к потной коже, одеяло скомкалось в ногах, припухшие веки, дрожа от беспокойного сна, медленно приподнялись: сквозь шторы ко мне будто бы тянулись призрачные руки. Я помню, что под утро точно закрывала окно. Наверно, Лею всё ещё тошнит. Бедняга, не успела от малолеток оправиться, как тут новое происшествие. Мне всё до сих пор не верится в то, что мы увидели на крыльце несколько дней назад, как будто уже вечность прошла — воспоминания рассеиваются. Спина ныла, я приподнялась в кровати, потянулась и усердно протёрла глаза, стараясь забыть очередные кошмары про семью, к которым теперь ещё и трупы животных прибавились с торчащими костями.
 Я долго боролась с собой, на этот раз дольше обычного, но руки сводило и выворачивало, как только я вспоминала про телефон. Первым делом я закурила, забравшись на подоконник, затем мобильник уже оказался в ладони, а я почему-то засмотрелась на блики солнца, переливающиеся на выключенном экране.
 Нажатие. Вибрация. Экранчик загорелся, и тут же поток сообщений и пропущенных обрушился на меня очередной волной. Зубы сами собой стиснулись до скрипа. Как бы я хотела, чтобы сейчас в комнату вошла Лея и отвлекла меня от этого безумия! Я вздохнула, пытаясь сдержать слёзы, кусающие глаза, протёрла и без того сухие губы и открыла последнее смс от Паши. Вспомнился вдруг разговор с Леей о нём на поле. Какая же я дура, он явно заслуживает большего. Всякий раз, думая о нём, я чувствовала, как сжимается моё сердце, но не от любви к нему, а от другого вязкого чувства, что я не в силах описать, но оно очень меня пугает.
 Гудок. Второй. Третий. Я проклинала себя за то, что набрала ему, и молилась, чтоб он ещё спал, хоть и знала, что он давно работает.
 — Рита? — услышала я знакомую мягкую хрипотцу и тут же улыбнулась, зажав рот рукой. — Алло, Рита.
 — Привет, Паша, — еле прошептала я, боясь, что голос пропал, так как в горле пересохло.
 — Не ожидал, если честно, — посмеялся он, и хотя в голосе и смешке звучала непринуждённость, я улавливала страх и напряжение. — Я в рестике, но пока народу нет, так что могу на перекур отпроситься.
 — Не надо, я просто хотела услышать твой голос, не буду отвлекать.
 — А я-то как хотел! Подожди, милая, расскажи хоть что-нибудь, я скучаю по тебе.
 — Я тоже, Паш.
 Я замялась, мне становилось всё страшнее и страшнее. Я хотела бы о многом поговорить с ним сейчас, лечь на него, обвить руками, но перед глазами маячили призраки снов прошлой ночи. Паша никогда не будет винить меня, но ведь ему же больно от того, как я поступаю. Мы даже не обсудили то, как я ни с того ни с сего угнала за сотни километров на несколько недель. Я потушила сигарету о внутреннюю сторону оконной рамы, прочистила горло и хотела уже было сбросить звонок, но лишь зажала телефон ещё крепче, так что пальцы побелели.
 — Прости меня.
 — Дура… я тебя люблю. Уже накупил несколько дисков, заслушаемся, когда заберу тебя.
 Именно за это я себя и не могу терпеть. Но улыбка сама проступила на лице, препятствуя слезам. Мне так захотелось собрать всю музыку мира и уехать с ним на пляж, слушать песни, пока не оглохнем. От этих мыслей он, конечно же, рассмеялся. А я попрощалась и сбросила, —  у меня ещё имелись дела, и я не могла медлить, пока телефон был в руках, хоть и мечтала выкинуть его. Без второй сигареты не обойтись.
 Телефон особенно разрывался 3 дня назад — к сестре в очередной раз ломился кто-то из разъярённых мужиков, преследовавших её по разным поводам, от непонимания отказов до долгов за пьянки и дозы, и чаще всего находили её именно последние. Отец давно бросил любые попытки вразумить её, не то чтобы он отличался назидательностью после смерти мамы, а последние пару лет я и вовсе о нём ничего не слышала. Я была бы счастлива, если бы и сестра так же от меня отстала.
 Потеряв время за чтением гневных и умоляющих смс сестры, я дёрнулась и закашлялась от внезапного звонка с незнакомого номера. Конечно же, то была Лиля, на удивление, однако, повеселевшая, а значит нетрезвая.
 — Сестрёнка из тебя ужасная, врагу не пожелаешь, — раздался звонкий, всё с таким же оттенком гнусавости, голос на другом конце, отчего по коже прошли мурашки. — Но я всё уладила! Серёга, правда, дверь тебе чуть вмял…
 — С тобой всё в порядке? — я не могла больше слушать звон стекла, пьяный смех и икание, глаза снова защипало.
 Голова закружилась, глаза не сдвигались с берёзовых веток у берега, листву которых неспешно раскачивал ветер. Хотелось закутаться в них и забыть всех на свете. Я сбросила, не прощаясь. Я тщетно надеялась, что мне станет легче. Похоже, придётся пожить какое-то время у Паши, пока не найду другую квартиру.
 — Ладно, всё равно скоро конец света, — похлопала я себя по щекам и с неожиданной бодростью побежала приводить себя в порядок.
 Водя жёсткой щёткой по зубам, я, стоя на одной ноге, прокручивала в голове одну и ту же цитату: «Для здоровых людей непонятна та живительная радость, которую ощущает больной, очутившись среди природы в первый раз после долгих страданий и заточения в одной комнате». Это было где-то у Анны Радклиф, я не помнила, в какой именно книге, но как же эти слова подходили обстановке в этом богом забытой деревушке. До Леи я и не задумывалась о природе, как о чём-то, кроме фона. И хотя меня раздражает её излишняя трепетность перед каждой букашкой, я готова вечность наблюдать за тем, как она гуляет по окрестностям, вглядываясь в листочки, лепестки и травинки, пытаясь уловить бабочку глазами, — так уютно и по-детски она вписывалась в этот мир, что, кажется, и я начала ощущать что-то целебное в зелени. 
 После происшествия с лисой почти сразу по округе расклеили листовки о пропавшем Лёшке. Меня он мало волновал, если учитывать, что он был частью жалкой шайки малолеток, что приставали к Лее, но, слушая перешёптывания по сторонам, я скрещивала руки на груди поплотнее, пытаясь выдавить из себя тревогу. Тамара с Владом особенно всполошились, то и дело повторяя, что за все годы их пребывания здесь первый раз случалось что-то серьёзнее воровства и драк по пьяни. Именно поэтому сегодня мы будем целый день наматывать егозу на забор.
 Шёл второй день, а бледное слегка дряблое лицо, усыпанное угрями, глядело исподлобья на прохожих со столбов, заборов и стволов деревьев. Мать его была безутешна, так и не вернулась из участка, поэтому магазин у шоссе пустовал, товары пылились в темноте, а на зашторенной двери красным маркером было выведено: ЗАКРЫТО. К счастью, запасов у нас хватало, да и хлебницы не дали бы нам пропасть, хоть и было немного стыдно к ним заявляться после выходки Леи.
 Кстати, она лежала на тонком пледе в тени одной из ив рядом с лодками и, вероятно, досматривала французский фильм, что-то про дыхание. Я понаблюдала за её бледным профилем из окна кухни, пока кипел чайник, и вспомнила огромный чёрный мусорный пакет, тошнотворный запах разложения и липкие пятна крови на ступеньках, что я пыталась отмыть вместе с Владом, поскольку Лее тогда совсем поплохело. Крыльцо выглядело теперь зловеще, как будто даже поспешно постеленный коврик с весёлой кошачьей мордочкой среди одуванчиков не исправил положение, а, напротив, усугубил.
 Мамука с Верой должны были уехать завтра, но, честно говоря, они так вписывались в дом и его окрестности, что я уже забыла, как у нас всё вертелось до них. Четвёрка стариков гуляла вокруг в разных направлениях по два раза в день минимум, и выглядело это забавно, словно я подсматривала за прогулками прошлого века. От пары этих гостей веяло наибольшим спокойствием, хотя иногда Мамука мог выдать странные факты ни с того ни с сего, отчего меня передёргивало, ведь я ненароком вспоминала отца, правда, тот рассказывал одни и те же байки, но не менее странные.
 — Сладко антоновка пахнет у вас, — улыбаясь, принюхался Мамука, когда они с Владом провожали закат в один из дней на раскладных стульях. — Служил я в 60-х, слава богу, не нарвался на беспредел дедовщины, а только на её остатки, но вот всё-таки… это даже до смешного глупо, как какие-то мелочи на всю жизнь в голове заседают, а?
 — Смотря, что для тебя мелочь.
 — Да были там суровые бугаи, всегда есть, какие следят за тобой пристально и запугивают всяким, но при этом говорят-то они правду, гады. Один так и сказанул мне, что во время первой мировой травили газами, к примеру, фосгеном, а пах он знаешь чем? Яблоками. Вот с тех пор яблочный аромат для меня не столько родной, сколько тревожный, и кому спасибо?
Поскольку краг имелось всего 2 пары, Влад сначала рассказал нам про все этапы установки егозы, по нескольку раз повторил каждую мелочь: под каким углом лучше стоять, с какой стороны брать проволоку, чтобы не пораниться. Они с Мамукой притащили свёрнутую проволоку в мешках, кронштейны и крепежи для кронштейнов, дрель. Лею заставили переодеться в максимально закрытую одежду, я одолжила ей кожаные брюки и ассиметричный оливковый свитер, что носила очень редко и даже не знаю, зачем взяла. Вдобавок ко всему Влад накинул на нас ветровки цвета хаки, рукава на которых пришлось подвернуть из-за их огромный длины.
 — Я уже умираю в этих смирительных балахонах! — взвыла Лея.
 — Повод приступить и закончить пошустрее, cari, — подмигнул тот и, включив нам магнитофон, ушёл в дом.
 — Да он издевается, — повернулась ко мне Лея, всё ещё бледная. — С чего вообще мы должны этим заниматься?
 — Мы тут работаем, помнишь? — улыбнулась я, надевая оранжевые сварочные перчатки.
 Из динамика зазвучала МакSим, пожалуй, одна из немногих отечественных певиц, которых я слушала с удовольствием, — родственная душа каждой потерянной девушки в наше время. Лея удивилась, что я подпевала, полагая, что я слушала лишь зарубежное, но с лёгкостью подхватила моё настроение и даже удвоила его. Мы энергично принялись за работу, правда, сначала Лея заставила меня пофотографировать её в рабочем образе с дрелью на мыльницу и сделала даже пару кадров со мной, пока я разворачивала егозу и не могла сопротивляться. Мы много смеялись и танцевали, несмотря на ручьи пота, стекавшие по телу.
 Забор неравномерно опоясывал территорию дома, да и приделать крепежи с кронштейнами долго не получалось, так что работа заняла у нас весь день с парочкой перерывов на перекур и перекус. Тамара восхищалась нами, вынося иногда холодный домашний лимонад, не сочувствуя нашей участи, а, напротив, украдкой посмеиваясь над неаккуратностью.
 — Труд красит человека, — поучительно кивала она, сложив руки на груди. — А как хорошо, когда не разделяешь его на женский и мужской, да, девочки? Уметь всё без предрассудков — какая прелесть!
 Мы кивнули, переглянувшись с Леей и раздавшись добрым хохотом, как только Тамара скрылась в доме. Стоит признать, мы обе восхищались этой женщиной и, думаю, хотели быть на неё похожи, но время от времени её строгая и выдержанная, точно самое крепкое вино, манера так забавляла нас.
 В полдень солнце, наконец, принялось снижаться и жар стал стихать. Я присела на стул и закурила, вытирая бесконечный пот пыльным рукавом, пока Лея пыталась разобраться с креплением колючей ленты к кронштейнам при помощи клещей. Глаза не могли оторваться от того, как её грязно-коричневые истёртые чопперы сгибались в разные стороны, но на них не было ни единого залома, лишь множество ремешков отливали серебристыми пряжками на солнце. Никогда бы не додумалась носить сапоги в такое пекло, однако ей они прелестно подходили под карамельные завитки на голове.
 — Когда уже Пугачёва будет, блин, может, позвонить-заказать? — не оборачиваясь, протянула она.
 Я лишь улыбнулась, спрятала окурок в карман и взяла вторые клещи, принявшись помогать. Её волосы взлохматились от работы, но тугие пучки даже и не думали распадаться, а жгутики неизменно качались до самых плеч.
 — Ты и спишь с этой же причёской? — усмехнулась я, невольно коснувшись непослушного завитка над её ухом, отчего Лея дёрнулась.
 — Моя воля, я бы лысой ходила, если честно, — закатила глаза она.
 — Не смей! Они у тебя такие прекрасные, наверно, когда распущенные, вообще сказка…
 — Ничего подобного… эх, нет у меня денег на краску, от которой не будет аллергии.
 Я ещё несколько минут пыталась убедить её в том, что многое бы отдала за эти волосы, но она, кажется, только пришла в лёгкое, но ощутимое раздражение, и я, поняв, что у неё наверняка есть причины так реагировать, замолкла. Но как же я хотела увидеть её с распущенными волосами. Мне неизбежно казалось, что в людях всегда есть один какой-то образ, который раскрыл бы их в наивысшей точке: натуру, харизму, красоту… у Леи для этого не хватало лишь свободных кудрей на плечах.
Закончив, мы настолько вымотались, что пошли в душ вместе. Руки еле поднимались, а икры чуть ли не сводило от усталости. Тамара наградила нас щедрым ужином: очередным стаканом холодного лимонада, картошкой в мундире со свежим салатом и белой рыбой в панировке, обдающей язык приятной сливочностью. За едой Лея, видимо, решив отвлечься от настоящего, стала умолять Тамару и Влада рассказать об их истории любви.
 — Но она ещё не закончена, милая, — обмахивалась плетёным опахалом Тамара со смущённой улыбкой.
 — Пожалуйста-пожалуйста, я уверена, ваше знакомство это та ещё история! Мне так хочется услышать, вы бы очень подняли мне настроение, Тамара.
 — И правда, чего вам стоит, — кивнула Вера, наливая себе и мужу красного вина. — Мне тоже интересно, как сошлись вроде бы столь разные, но столь дополняющие друг друга люди.
 — Ну что ж вы, засмущать нас совсем пытаетесь! — всплеснул руки Влад и вскочил к полке с альбомами с горящими глазами.
 На самом деле оба они лелеяли эту историю, означавшую конец и начало чего-то одновременно. Должно быть, для любви очень важно место её зарождения. Влад разложил перед гостями два альбома в слегка потёртых временем кожаных переплётах, бережно перевязанных кружевной лентой с кожаной вставкой.
 — Стоит начать с предыстории, — отложила опахало в сторону Тамара и, мягко переглянувшись с Владом, сложила руки у подбородка, перебирая увесистые перстни на пальцах. — Меня отдали в балетную академию с малых лет, отнюдь не по моему рвению, обозначу это сразу. Уважаемый мой отец занимал там должность замдиректора, и ожидалось, что я свяжу с балетом жизнь, но спросить меня даже не подумали. В детстве я ещё не выражала отвращения к танцам, пачкам и пуантам, но лет с 12 я уже не могла выносить каждый день одно и то же. Диеты, соревнования, дисциплина… возможно, сразу и не скажешь, но я далека от всего этого, хотя, к сожалению, балет заложил во мне свои корни уже навсегда, я это понимаю.
 — Томочка, не расстраивайтесь, — положила худенькую веснушчатую ручку на локоть хозяйки Вера. — Балет раскрепостил ваше тело, только и всего, не воспринимайте это за порчу.
 — Я осознаю, что виновато не искусство, а принуждение, — с лёгким напряжением кивнула Тамара, продолжая. — Принуждение длиною почти в 20 лет… не каждый вытерпит, но мне удалось вынести это с поднятой головой, поскольку я давно продумывала план в голове и жила им.
 После этих слов она поцеловала Влада в висок и открыла один из альбомов на первом развороте: слегка отливающая коричневатым чёрно-белая фотография посередине, помещённая под прозрачную плёнку, с тремя людьми, сидящими на каменном парапете фонтана с множеством вертикальных струй. Тучноватый мужчина с седыми кудрями в рубашке и брюках, чьё лицо скрывалось под громоздкими чёрными очками на орлином носе, сдержанно приобнимал женщину одного с ним роста в прямом сарафане поверх водолазки, копию Тамары, сидевшей рядом с нами, лишь с парой отличий вроде волнистых волос, строго срезанных по плечо, и хмурого взгляда. Рядом со своими родителями с руками на боках и улыбкой во весь рот стояла сама Тамара в свободном пиджаке и плиссированной юбке чуть ниже колен, совсем юная и явно озорная девушка, что особо не изменила себе, несмотря на десятки лет, утёкших с тех пор, — это я увидела сразу же в её взгляде, поскольку его же я встречаю и сегодня. Быть собой и двигаться по жизни с гордой осанкой, да, в этом Тамара мастерица, коих я ещё не встречала, так что я даже завидовала.
 — Единственная фотография моей семьи, тут мне только-только 19 лет, — вздохнула Тамара с лёгкой печалью. — Я была крайне взбудоражена, знаете, не каждый мог в те годы позволить себе поездку за границу, а меня отправили путёвкой на соревнование. Смеюсь рядом с родителями… настоящая редкость, но рассмешили меня не они, а прохожий, которого мы попросили нас снять, уже и не помню, что он такого чудного сказал.
 А ещё я, конечно, уже предвкушала воздух свободы… в Италии было всё такое яркое, несмотря на свинцовые семидесятые, там я впервые ощутила тепло и ритм жизни. Я могу об этом вечность болтать, дорогой, пора бы тебе меня прервать.
 — Шальной август свёл нас, лучше поры и не придумаешь, тогда я тоже был сам не свой, отучился первый курс в Politecnico di Milano и приехал на каникулы к родителям. Я к балету был равнодушен и, если бы не моя nonna, я бы не увидел в один из тех вечеров мою будущую жену… даже сердце как-то по-иному бьётся всякий раз, как думаю об этом. Я согласился пойти, надеясь поймать вдохновение на создание личной коллекции, но главным образом потому, что бабуле нельзя было ни в чём отказывать, — при  последних словах Влад смущённо улыбнулся, вызвав общую волну смеха. — Вижу, как сейчас: teatro amintore galli, песочные колонны, аркообразные окна и столбы в тёплом фонарном свете, неоклассика под летним ночным небом. Тогда я особенно много курил, но не при mia famiglia, certo…*
 — Милый, — осторожно приостановила супруга Тамара с взглядом, однако, полным глубокой нежности, какой я не замечала никогда в своей семье.
 — Да, простите, если заговариваюсь, — по-ребячьи усмехнулся в усы тот, помолодев будто бы на десяток лет. — Смело возвращайте меня из итальянского в русский! Так, о чём это я?.. курил, да, курил я тогда тайком от родственников, а потому усадил бабулю и тут же на улицу, но по пути, в фойе… господи, там я впервые увидел свою Мадонну во плоти. Ангельская пачка с кружевной оборкой алого цвета…
 — Которую ты увидел вообще-то позже на сцене, — вновь поправила его Тамара.
 — Ах, ну да! Но кокошник уж точно сразу бросился мне в глаза, коронообразный, заострённый, откуда же он, из Тамбова?
 — Архангельский.
 — Точно-точно! Как у Саши Балашовой в одном из выступлений… впрочем, я всё не о том, вот почему мне и трудно истории рассказывать.
 Мы все поспешили заверить Влада, что слушали его с интересом, что было чистой правдой, и я даже толком не могу сказать по какой причине: то ли забавное жонглирование темами, то ли сказочная манера повествования с доброй расстановкой и поглаживанием усов, то ли искренность и чувственность ностальгии, то ли всё вместе взятое.
 Рассказывая о шикарных залах и ложах главного театра Римини, Влад раскрыл свой фотоальбом, и я мельком увидела на внутренней стороне обложки серебристую гравировку: vlad&mir.
 На первом развороте красовались круглые, точно вырезанные откуда-то, фотографии, вероятнее всего, родителей Влада, а по центру сидел он сам, намного моложе и без усов, держа под руку пожилую женщину, до смешного похожую на него. Они нежно улыбались, касаясь друг друга щеками, а вокруг них сидело множество безымянных людей, ныне растворившихся по миру, но в тот вечер они все смотрели на балет, в том числе на Тамару. Я задумалась, на скольких фотографиях я стала такой же безымянной незнакомкой.
 Пока супруги вместе рассказывали о завязке их любви, мы листали фотоальбомы, словно книги великих тайн. Лоли положила мордочку мне на колени с просящими глазками, полагая, что мы делили вкусности, а не воспоминания. Я была так счастлива, словно сама являлась частью этой истории, и, обменявшись беглым взглядом с улыбающейся порозовевшей Леей, я поняла, что она разделяет со мной эти тёплые чувства.
 Помимо фотографий мы увидели пару писем в маленьких персиковых конвертах — первые слова любви, обещания и откровения. Читать их мы, разумеется, не решились бы, хоть любопытство и старалось взять верх. В разворотах Тамары часто прятались засушенные цветы, ленточки, фантики, а у Влада — квадраты и прямоугольники самой разной ткани (кусочки одежды, в которой они виделись первое время, — что особенно меня поразило), у обоих то там, то сям проскакивали билетики на выставки, в кино и просто на трамваи с счастливыми номерками.
 Как оказалось, в том театре Тамара выступила в последний раз и больше к балету не возвращалась никогда, явно осчастливленная свободой от гнёта чужих надежд. Как только Влад увидел её на сцене, его настигла небывалая волна вдохновения и чувства, что без этой женщины жить он больше не сможет. Он задумал создать коллекцию, посвящённую ей одной, и воплотить её ни на ком ином, как на Тамаре, которая в свою очередь долго не думала над предложением, хотя и держала дистанцию. С ним или без него, она планировала оторваться от родителей и остаться в Италии, поэтому в последнюю ночь пребывания в Римини она оставила им письмо, не особо длинное, впрочем, и отправилась в гостиничный номер, снятый на собственные сбережения, несмотря на уговоры Влада. С тех пор с родителями связь она не восстанавливала.
 — Это не было тяжёлым решением, к тому же, близких друзей на родине я тоже не заводила, чтобы не скучать зря.
 — Я бы так не смогла наверное, — ахнула Лея, с восторгом глядя на Тамару. — Для меня вы теперь точно героиня!
 — Надо быть готовой на всё, чтобы только ты могла управлять своей жизнью, это не прихоть, а нужда и право каждого из нас, хоть моим родителям так не казалось в своё время. Если ты будешь идти не туда, ты однажды обязательно воспротивишься, — подмигнула Тамара и опустила взгляд на альбомы, я заметила, что она взяла руку Влада под столом. Должно быть, даже спустя столько лет ей было не так уж просто рассказывать об этом, но я была ей чрезмерно благодарна, ведь узнавала всё больше себя в ней.
 — Слушая вас, я понимаю, что Мамука ввязал меня в компанию поистине интересных людей, — потёрла щёку со стеснительной улыбкой Вера. — Честно говоря, всё это так невероятно… вы полны отваги!
 Тамара уткнулась носом в плечо Влада с приподнятыми уголками тонких губ, окрашенных еле заметным слоем сладкого вина, заигравшего теплом у всех в желудке. Я наблюдала за душевностью, игравшей в их взаимных взглядах, и у меня захватывало дух от высокого чувства, существовавшего в одном пространстве со мной впервые в жизни. Сердце не могло поверить, что вот она — любовь, она взаправду, и я тоже её чувствовала, отчего всё прошлое казалось мне ничем, пустотой, которую я не имела возможности заполнить. Теперь мне казалось предельно ясным моё стремление вырваться и сбежать от всех. Так сделала однажды Тамара, а это давало надежду мне и уже не казалось столь глупым и инфантильным.
 — Если б мы рассказывали вам все наши приключения, ушла бы не одна ночь, друзья, — улыбнулся во весь рот Влад, перелистывая альбом и гладя образцы ткани, хранившие в себе так много дорогого их сердцам.
 С моих губ чуть было не слетело нечто вроде: “ Я бы не приняла от вас ни рубля, если бы вы рассказали мне всё-всё о вашей совместной жизни, это дороже любых денег”, но я вовремя опомнилась, однако Лея заметила моё замешательство и приоткрытый рот, поэтому, возможно, задала свой вопрос:
 — Но сейчас… почему вы вернулись, неужели вы о чём-то пожалели?
 На мгновение комнату обдало молчание, будто бы что-то разбилось, и я сжала край свитера в руках. Однако уже в следующую секунду супруги нежно посмеялись, соприкоснувшись лбами и завертели головами.
 — Никогда и ни о чём! — пару раз повторила Тамара, а Влад весело постучал по столу под одобрительные возгласы Мамуки и Веры. “Все они такие дети”, — не смогла я сдержать улыбку.
 Родившись и пожив в раннем детстве в России, Влад признавался, что тот природный мир, та плодородная почва, тот воздух, что вдыхают его лёгкие, — всё это всегда для него было на первом месте, где бы он не находился.
 — И спросите любого русского человека, выросшего в наших свободных краях, он ответит вам, что без этого, — он развёл руками в стороны. — Без этого в сердце всегда что-то ноет и тянет. Где бы ты не был, а Россия зовёт, не громко, но неустанно.
 Мне показалось это забавным на секунду из-за его твёрдого итальянского акцента, но на деле я ощутила отчего-то трогательную нежность, хоть до конца и не понимала описываемого им чувства, поэтому, видя, как засияли глаза Леи, мне захотелось как можно скорее поговорить с ней об этом, ведь она к природе куда ближе меня.
Ещё довольно много часов стены пропитывались историями прошлого, а бокалы принимали белое и багряное вино и ловко осушались. Неспроста нам с Леей поначалу привиделось что-то от хиппи в образе Тамары — она и это успела попробовать, помимо года жизни при храме, альпинизма, бизнесов и предприятий от магазинчика рукоделия до собственной пекарни, так что лодки уже никого не удивляли. Влад всю жизнь следовал за любой идеей жены при условии, что это не пленит его творческий дух, который не ограничивался модой и дизайном, а захватывал эскизную живопись, следы которой проскальзывали на полях альбомов, стихосложением и в последнее время даже крупицами портретной фотографии.
 Конечно, были времена, когда пути их расходились, но лишь физически, душевно же супруги были связаны прочно, однако без труда могли даже год провести на разных концах планеты. Помимо свободы Тамара любила и частенько брать всё в свои руки, но мы уже с самого начала это заметили и временами подшучивали над покладистостью Влада. Впрочем, мы и впрямь не заметили, как наступила полночь, об этом нас известили настенные часы над камином, выскакивавшая кукушка из которых постоянно заставляла наши с Леей сердца проваливаться в пятки. Влад и Мамука отправились на выгон позади дома в окружении взволнованных мохнатых труб, Вера и Тамара продолжили обсуждать дела сердечные и здоровье, переместившись на кухню, а мы с Леей пробрались на крышу.
 Спать совсем не хотелось. Внутри всё разгорелось и зудело от желания обговорить услышанное с Леей, вид которой стал, к счастью, здоровее. Дул едва уловимый свежий ветерок, а травинки покачивались от  моросящего дождя, опускавшегося на землю, издавая звуки бесчисленного множества бусинок или блёсток. Я присела недалёко от дымохода и обняла колени руками, растворяясь в мелодии наступившей ночи.
 — Лейка, — обратилась я к безмятежной соседке по привычному шутливому прозвищу, однако голос звучал серьёзно, заставив её обернуться. — Научи меня наслаждаться природой.
 — Что?
 — Ну… — я засмотрелась на танцующие блики в её тёмных глазах и не сразу могла собраться с мыслями. — Когда Влад говорил про нашу природу, ты выглядела так, словно точно знала, о чём он, словно чувствуешь то же самое.
 Лея склонила голову набок и принялась выводить пальцами спиральки на коленях, как частенько делала по привычке в моменты задумчивости.
 — Этому не научишь, это есть во всех нас. Ты тоже будешь скучать, если уедешь за границу, ты была где-нибудь? — она дождалась моего отрицательного покачивания головой и продолжила с лёгкой улыбкой. — Поехала бы ты подработать в деревню на месяц с лишним, если бы не любила природу? Вряд ли. А значит, эта привязанность внутри тебя есть, просто ты не замечала.
 — Так странно… я думала, что никогда ни к кому и ни к чему в жизни не привязывалась, и не понимала этого ощущения, — задумалась я вслух после нескольких минут тишины. — Но мне кажется, почему-то по этому месту я буду очень скучать, по этим людям… наверное, я приблизилась к тому, что мне правда близко. Впервые в жизни…
 Мы обменялись тёплыми улыбками, и, с позволения Леи, я положила голову ей на плечо. Так мы молчали ещё некоторое время, я прислушивалась к тому, как сочетается шум дождя с дыханием Леи, и не спеша закурила. Я вдруг ощутила небывалый прилив радости и свободы, — мне стало так легко от осознания того, что я молодая женщина, у которой ещё всё впереди. 
 — Не знаю, поймёшь ли ты, о чём я… обычно среди других я всегда ощущала себя где-то немного позади. Вроде бы рядом, а вроде всегда за незаметной стеной из стекла, которую я не могу пересечь и приблизиться к людям. Всё отлично видно и слышно, но не чувствуется на 100%, как у остальных, понимаешь?
 — Думаю да, продолжай.
 — А здесь… я правда вижу себя частью чего-то, ну, не знаю, важного? Звучит странно наверно. Но я хочу сказать, что, например, хоть прошло и мало времени, а с тобой я откровенна так, как ещё ни с кем. С тобой я понимаю смысл дружбы, — призналась я, и сердце моё забилось чаще. — Да, за 23 года у меня толком не было друзей, подруг особенно, можно сказать, я фрик.
 — Я прекрасно понимаю тебя, а значит, мы либо обе странные, либо же с нами всё нормальнее некуда, подруга моя! — усмехнулась Лея, игриво взлохматив мне волосы. — Кто сказал, что в 20 у тебя уже должно быть всё распланировано и намечено, кто вообще сказал, что именно в этом возрасте мы взрослеем? Да не важно, я их не буду слушать, а поэтому, — она встала и притянула меня наверх за руку, а затем протянула мизинец; дыхание её прерывалось от лёгкого волнения и воодушевления. — Давай пообещаем друг другу вот что: мы будем общаться всю жизнь, что бы ни случилось. Я сегодня, как и ты, особенно расчувствовалась после историй Влада и Тамары и думаю теперь, что мы с тобой тут встретились не просто так.
 Не знаю, подействовало ли так на нас несколько бокалов вина, но я, задумавшись всего на пару коротких секунд, согласилась и обвила палец Леи мизинцем, мы потрясли ими в воздухе, покачиваясь к тому же, и она разбила нашу клятву свободной рукой. Лёгкое головокружение всё же напоминало об опьянении, и мы решили спуститься с крыши на всякий случай. Взяв с крыльца плед, я закуталась на ходу, и мы уселись на накренившийся к потоку реки толстый ствол ивы.
 — Тебе лучше,  кстати?
 — Так-то да, Мамука даже вино уже разрешил, как видишь, но… — она обвила себя руками, смотря на пузырьки в воде, образующиеся от столкновения течения с преградой в виде разбросанных камней разного размера. — Не могу забыть то утро, ещё и пацан этот пропал... я паранойю, знаю, но не могу отделаться от ощущения, что это может быть связано. Просто надеюсь, что с этой проволокой мы в безопасности.
 Я не смогла ничего ответить на этот раз, на мгновение даже будто бы протрезвев от тревоги, забравшейся мне на плечи. Единственное, что я могла сделать для Леи, так это отвлечь её, а заодно и себя, поэтому через пару минут я спросила, что именно она чувствует, находясь здесь, в зелёной глуши. Глаза её тут же ожили, забегав по сторонам в поисках воспоминаний в сознании. Чёлка завилась сильнее от влаги, она машинально принялась разглаживать её, размышляя вслух:
 — У меня перед глазами сразу проплывают воспоминания из детства, когда я была совсем малышкой и слонялась бог знает где, но мне было так радостно на душе, тогда я только познавала мир… наверное, эта часть меня оживает, когда я наслаждаюсь природой. 
 — Типа исследователей, которые находят новые открытия, — невольно улыбнулась я.
 — Точно! — нежно улыбнулась Лея в ответ, а затем усмехнулась. — В детстве я вообще-то и мечтала стать учёной, ну, помимо актрисы, певицы, строительницы, учительницы и пловчихи… походу мне так и суждено хвататься за всё в этой жизни.
 — А я… — резко вспомнила я, но замялась на долю секунды. — В детстве долго верила, что я на самом деле потерянная дочь Падме Амидалы.
 — Кого-кого?
 — Ты «Звёздные войны» не смотрела что ли?
 Лея потупила взгляд, взявшись за подбородок, а затем воскликнула, точно её осенило:
 — Падме… королева Набе или Набу, как там правильно? Я несколько раз по телику видела, но не прям уж всматривалась… так крошка Рита думала, что она инопланетянка? Как это мило!
 Мне не показалось это точным суждением, но всё равно рассмешило. Я призналась, что Падме до сих пор являлась эталоном для меня во всём, быть может, поэтому меня так тянет к голубому цвету.
 — Ну, насколько я помню, ты даже чем-то на неё похожа, её же модель знаменитая играет, если не ошибаюсь?
 — Да ладно, я? Скорее, ты, — я присмотрелась внимательнее к лицу Леи, смутив её. — Если волосы распустишь.
 — Ни за что, — с хохотом прижала руками пучки к голове, готовясь к тому, что я могла отобрать их у неё.
 Нашим разговорам аккомпанировали десятки сверчков и неразборчивая трель соловья, струящаяся из лесной чащи в километре от дома или около того. Когда мы вернулись в комнату, все уже спали, лишь ковриком лежавшая Грушка завиляла хвостом при виде нас, и раскрытая на кухне форточка, сетку на которой отчаянно пытался преодолеть комар, нарушала сладкую тишину. Лея насыпала горсть фиников в миску, пока я складывала плед, и мы отправились в комнату, казалось бы, обуреваемые сном. Но не успела я приземлиться на кровать, как Лея раскрыла окно настежь, вдыхая ночную свежесть полной грудью, и уселась на подоконник, включив ночную лампу на моей тумбе.
 — Этот дом напоминает о бабушке, ей бы понравилось, — положила кукольный подбородок на колени она.
 — Скучаешь? — спросила я первое, что пришло в голову, принявшись расчёсываться.
 — Скажу сразу, пока могу… — она сделала резкий вдох и взглянула мне прямо в глаза, отчего по спине у меня пробежало что-то холодное. — Она умерла полгода назад, инсульт на фоне диабета, второй, после первого она с трудом могла говорить.
 — Мне… очень жаль, Лея.
 Не ответив, она зажмурилась и резко распустила правый пучок, сжав жгут-украшение в ладони, так что пальцы побелели. Я опешила, раскрыв рот от неожиданности, стало трудно дышать.
 — Лея…
 — Не спрашивай, так надо, — только и выговорила та, всё ещё с закрытыми глазами.
 Несколько секунд я завороженно наблюдала, как распадается причёска с одной стороны и карамельные пряди рассыпались ниже груди. Казалось, кудри излучали тепло из-за иллюзии света ночника, и мне так захотелось прикоснуться к ним, но я не осмеливалась. Идеальные блестящие волосы, которые Лея обычно постоянно скрывает, на самом деле таили в себе безупречность. Довольно жидкие, но настолько стойкие завитки, как будто их закрутили специальным прибором, они ложились на мягкие черты лица, точно масло на холсте.
 — У неё такие же волосы, и я… просто не могу их видеть лишний раз.
 Я испуганно подорвалось к Лее, заметив, что по её щеке бежит слеза, но так и осталась стоять около неё. Наконец, она приоткрыла глаза, принявшись рассматривать собственные ладони, как бы играясь с тёплым светом, и на порозовевших щеках показались крохотные ямочки.
 — Мне очень нравится держать бабулечек за руки, тепло и сухость их ладоней не похожи ни на что другое… еле себя сдерживаю, в поезде сорвалась, пока сюда ехала. Я часто не владею собой, ещё хочешь быть моей подругой?
 При последнем вопросе влажные покрасневшие глаза вновь устремились мне в душу, и я сама ощутила удушение от подступающих слёз. Сердце сжалось, но я не могла двинуться, — боль в её голосе всё ещё звучала у меня в ушах, как кристаллики льда в горячей воде.
 — Я не собираюсь осуждать тебя, — поспешила заверить я её как можно более спокойным тоном, голос всё-таки предательски дрогнул, но я не оставила попытки поднять ей настроение. — Да и не хочется мне попасть в книгу Гиннесса за самую короткую дружбу в истории. Я не бросаю слов на ветер, так что можешь подрасслабиться. У меня у самой в семье балаган и не без трагедий.
 Лея одарила меня благодарным взглядом и, перейдя на хрипловатый шёпот, рассказала немного о родственнице, что была ей самой дорогой среди прочих, поскольку была единственной, кого интересовала жизнь девочки. Расклад невесёлый, но не то чтобы удивительный в наше время: мать, что растворилась с братом-близнецом Леи, когда им стукнуло 3 года, знает только по паре фото, а флегматичный отец спустя года 4 и вовсе переключил внимание на чужую семейку, влюбившись в продавщицу в пивном магазине.
 — Не сказала  бы, чтоб он хоть раз со мной заговорил до того, как справить к бабушке, так что невелика потеря, — усмехнувшись, бросила она под конец, явно утомившись и огорчившись от воспоминаний, но слова сами вылезали наружу, и я могла понять вдруг возникшую из ниоткуда тягу откровенничать. — Прошу, скажи, что у тебя всё хоть на капельку получше.
 Опустив взгляд на край штор, беззвучно перекатывающихся по полу, я напрягла плечи и челюсть. Лея вытерла слёзы и подала мне сигарету с зажигалкой, я на секунду приподняла уголки губ и закурила. Видя во взгляде Леи понимание и даже принятие, я вдруг почему-то задумалась, почему мы с сестрой никогда не старались общаться, чья это была инициатива и могло ли быть иначе.
 — У меня было что-то вроде религиозной и строгой семьи, но со смертью мамы всё перевернулось с ног на голову, — осторожно подступала я к повествованию, прерываясь на долгие затяжки. — Хотя… вот по-настоящему верующей была как раз только она, мы с сестрой же страдали от её навязчивого воспитания и гиперопеки отца. Правильная и честная на первый взгляд семья, да…
 — Тебе необязательно рассказывать сейчас, — коснулась моего плеча Лея.
 — Я чувствую, что надо… в общем, первым слетел с катушек отец, когда Лиля, моя старшая сестра, уехала жить к парню, он как-то пытался ожесточить контроль за мной, но мне тогда было 16 и бунтовала я наравне с совершеннолетней Лилей, если не хуже. Ну и пока мама пахала на двух работах, в церкви и в конфетной лавке, он неплохо так пристрастился к алкоголю.
 — А из-за чего мамы не стало, если не секрет?
 — Это самое тяжёлое, — облизнула я сухие губы, ощутив вкус табака. — Я тогда на первом курсе была, выселялась из общаги, потому что планировала отчисляться, хотя мама так радовалась, что я на религию поступила… январь, я на вокзале с сумками, названиваю ей, чтоб она скорее встретила меня, морозило жесть, ну и… она побежала ко мне прям из церкви, и… и её сбила машина.
 — Какой ужас, — задержала дыхание Лея.
 — Да, ужас, — голос мой звучал как-то по-чужому, я присела на пол, затылком облокотившись о кровать. — Единственное, что я могла сделать, чтобы хоть как-то избавиться от чувства вины, это всё-таки закончить универ. Вообще не помогло.
 Лея молча взяла у меня сигарету и закурила, однако у меня не осталось сил удивляться, — опустошение поглотило всё моё тело, каждую мышцу, хотя я надеялась, что  мне полегчает. Я вдруг ощутила злость и сонливость, глаза совсем высохли, и, к моему стыду, я не проронила ни слезинки.
 — А с сестрой не общаетесь, как я поняла?
 Я покачала головой:
 — Она осталась там же, иногда названивает мне, чтобы спрятаться от сомнительных типов, но не более. Про отца вообще сейчас ничего не знаю, он перестал напоминать о себе.
 — Похоже, семья была полностью на твоей маме, — с грустью вздохнула Лея, обратив к себе мои удивлённые глаза сказанными словами. — Однажды ты поймёшь, что ты ни в чём не виновата, Рита.
 Спину вновь обдало холодом, и я изо всех сил старалась унять дрожь заледеневших пальцев. Лея оставила небольшую щель, не закрывая окно полностью, и предложила мне ещё выпить. Даже не помню, что я сказала тогда, но через пару минут она пришла уже с бутылкой оставшегося алкоголя. Пару капелек приземлилось на поверхность тумбы, пока вино лилось в прозрачные стаканы. Я протяжно зевнула, ощущая звон в ушах, и раскрыла окно пошире: часа через два с небольшим начнёт светать, а пока в темноте лишь поблёскивали звёзды, мягко проступая сквозь уходящие тучи. Взяв наполовину наполненный стакан, я залпом сделала несколько глотков, и Лея выхватила у меня его из рук, поставив обратно с взволнованным смешком:
 — Ты полегче давай, подруга.
 Я обернулась на неё спустя минуту, пока она печатала что-то в телефоне, и покачнулась, пытаясь забраться на подоконник. Я вытерла каплю вина с подбородка и всмотрелась в ладонь, что странно двигалась в приглушённом свете, будто не поспевая за моей мысленной командой, к тому же, всё слегка плыло, так что вместо пачки сигарет в руку я взяла вазу с цветами, едва не разбив её. Я не хотела пугать Лею, поэтому как можно скорее вернула цветы на место. Через несколько секунд я осознала, что плачу, а ещё чуть погодя уловила тихую музыку из динамиков Леиного телефона.
“Я же рассказала ей не потому, что пьяна?” — паника ворвалась в моё затуманенное сознание, и я прикрыла покусанные губы рукой, пытаясь отвлечься на незнакомую песню Lana Del Rey. Казалось, Лея думала о чём-то личном, далёком от нас. Как вдруг я заметила её уже у окна в момент, когда она выливала содержимое наших стаканов.
 — Странные мысли, — показала у виска она с изнемождённой улыбкой. — Ты привыкнешь. Думаю, надо спать.
 Я с потерянным видом выкурила сигарету прямо на кровати, и в одно мгновение мне показалось, что услышала хруст под нашим окном, но у меня не хватало сил, чтобы встать и проверить, к тому же звук более не повторялся. Из ванной вернулась Лея и, глядя на меня с доброй усмешкой, предложила сдвинуть наши кровати.
 — Бабушка всегда звала меня к себе, когда мне было не по себе по ночам. Но если не хочешь…
 — Нет-нет, я просто… мне надо умыться, справишься пока сама?
 Я кое-как доковыляла до раковины, включила мягкий тёплый свет на раме окна передо мной, где теперь замерцали витражными красками золотые рыбки, навечно прикованные к пруду с голубым лотосом. Умывшись прохладной водой и обмыв шею, я сразу ощутила значительное облегчение, и сознание моё несколько прояснилось, по крайней мере, рыбки стояли на месте, а не кружились зигзагами.
 Я вгляделась в круглое зеркальце, повешенное на уровне глаз и, приметив первым делом яркие синяки на бледной коже и расширенные зрачки в покрасневших глазах, убедилась, что сон бы не явно помешал. Однако внутри волнение не утихало, так что я даже сомневалась, что смогу уснуть. Я старательно пыталась описать свои чувства и привести себя таким образом в порядок. Первый поцелуй, бутылочка во дворе, кража пива, рассвет на крыше многоэтажки… всё это имело в чём-то переплетения с происходящим внутри меня, но не настолько глубоко и чувственно, как сейчас, я никак не могла понять, что конкретно вызвало взрыв. Неужели впервые озвученная правда может так окрылять?
 — Или я просто боюсь, что утром мы сделаем вид, будто ничего не было? — прошептала я, тут же отрезвив себя.
 Пока я возилась с мыслями, Лея уже давно сдвинула кровати и лежала, слушая что-то русское и грустное, но сразу выключила, как только я зашла. Ещё час мы не спали точно, просматривая в телефоне Леи жуткие сайты, вдохновлённые крипипастой, за одним из которых я как раз и уснула первая, но уже вскоре ощутила обмякшую голову рядом с локтём.
Спала я, как обычно, не особо крепко, но в эту ночь особенно плохо, — без конца ворочалась, путаясь в одеяле и обрывистых сновидениях. Под утро я и вовсе дёрнулась в липком поту, уловив секундное позвякивание чего-то тяжёлого, звук удара будто бы раздался за окном, но веки сами опустились, и я вновь провалилась в не менее тревожный сон.
Лея разбудила меня, когда солнце с излишней щедростью жарило нашу постель, я поспешила раскрыть глаза, испугавшись резких толчков от соседки. Протерев глаза, я увидела, что та с тревогой выглядывала во двор под нашим окном, я поспешила на её место. Голова немного кружилась от неожиданного пробуждения, однако всё вмиг прояснилось, как только мои глаза опустились на забор, вернее, на то, что было приделано к егозе наверху, куда так стремились допрыгнуть тревожные Лоли, Грушка и Мафка, жалобно поскуливая и переглядываясь после безуспешных прыжков, сотрясавших  ограду. Я переметнула взгляд на Лею, давно отвернувшуюся от этого зрелища и пытавшуюся сдержать рвотный позыв, а затем нахмурилась и вернула своё внимание увиденному, не веря глазам: небрежно ощипанный петух, чья окровавленная голова свисала с проволоки на неестественно длинной шее, словно маятник, покачивалась, движимая ветром, смотрел прямо в раскрытое окно, из которого выглядывала я. Меня передёрнуло от окровавленной травы под трупом животного, к которой иногда принюхивались псы, и тут меня осенило, — шея кровоточила и извивалась так странно оттого, что кто-то перерубил её топором, не слишком стараясь и бросив дело на полпути. Желудок сжался, и теперь тошнота заставила отвернуться и меня.
— Боже, надо сейчас же сказать Тамаре и Владу! — прошептала Лея и с дрожащим вздохом понеслась на первый этаж.
На ватных ногах я поплелась за ней, опираясь о шероховатые стены, обдавшие пальцы резким холодом. Кажется, стрелки часов в гостиной показывали половину десятого. Бледный Влад курил трубку прямо в зале, перешёптываясь о чём-то с Мамукой, пока Тамара гладила Лею по плечу с крайне озабоченным видом. Не сказать однако, что они не были готовы к подобной выходке, вот только явно не желали, чтобы мы или гости заметили это происшествие. Мамука вызвался убрать “это недоразумение”, как он сам выразился, выругавшись, и Влад, не выносивший насилие над животными не меньше Леи, был несказанно рад помощи друга. Я уселась на свободный пуфик, к несчастью, находившийся прямо у окошка, и не могла отвести взгляд от развернувшейся сцены освобождения замученной птицы. Когда Мамука нацепил животное на длинную палку и снял с проволоки, из жёлтого клюва вывалилось что-то маленькое и светлое, обратив к себе носы всех собак. Влад с руками на боках наклонился поближе к неизвестному предмету, и я заметила, как приоткрылся его рот и позеленело лицо. Он, опешив на мгновение, переглянулся с Мамукой и прикрикнул, чтобы Тамара завела питомцев внутрь. Я подхватила на руки Мафку, пока хозяйка дома подзывала к двери двух других собак, не так легко отказавшимися от соблазна, так что Мамуке пришлось достать из кармана летней рубашки платок и завернуть в него упавшее нечто, отчего нижняя губа его напряглась и на секунду опустилась в омерзении. 
 Влад с суровым видом отослал меня и Лею обратно в комнату, однако, поднимаясь за ослабевшей соседкой, я разобрала в его разгневанном шёпоте слово «палец» и, не желая слушать ничего более, поспешила плотно задвинуть дверь в спальню. Лея не могла найти себе места, соединяя странные детали воедино и гадая, к чему всё приведёт. Меня раздражала чужая паника, поэтому я вызвалась спорить с ней, прекрасно зная бесполезность этой затеи, однако я не желала допускать ни единой мысли о том, что с нами что-то должно случиться, или же просто слишком страшилась очевидности этого факта.
 Как бы то ни было, Влад сфотографировал каждый угол с места происшествия на ранее не показанный нам фотоаппарат, улику (в действительности оказавшуюся частью пальца), как и труп животного, засунули в мусорный пакет, и супруги уехали в ближайшее полицейское отделение, не желая видеть стражей порядка у себя на территории. Мы тем временем провожали Веру и Мамуку на автобус до ближайшего города, откуда они планировали поехать на поезде до Еревана, где сделают пересадку прямиком до Грузии, чтобы остаток отпуска провести на родине. Старались об утре не вспоминать, поэтому обсуждали стихи. Мамука поведал нам, на удивление, что Влад когда-то славился несколькими стихотворениями в газете, название которой тот не помнил.
 — Так давно было, там, кажется, что-то с птицей связано… воробей, нет, сорока. Ай, тьфу на них, всё равно быстро обанкротились и исчезли, а Влад и посчитал это знаком писать в стол. То давно было, последние лет десять я и не видел у него черновиков даже.
 — Я, когда пробовала, могла только о своих чувствах писать, выдумать чего-то ну вообще не получалось, а это слишком личное, — призналась Лея, удивив меня.
 — Любое творение всегда личное, понятное дело, тяжело это оторвать от сердца, чтобы равнодушным зевакам показать, — вздохнула Вера, поправив белую шляпку на голове, подчёркивающую лёгкость и в то же время манерность мудрой женщины. — В любом случае для ума это очень даже полезно, так что меня радует, что интерес к сочинительству у молодёжи никогда не иссякает… ах, ваши годы это золотая пора для творений!
 Мы шли по широкой дороге с глубокими следами от бесконечных колёс, сотни раз здесь проезжавших, и ветер вздымал пыль нам в спины, будто подгоняя. На небе ни облачка. Все, казалось, замедлились в ленивой праздности, изнемогая от удушающей жары, лишь пчёлы, шмели и кузнечики неустанно играли свою музыку.


Вскоре мы подошли к остановке, окрашенной почему-то в бирюзовый, который лёг не так уж охотно на старый слой коричневой краски. Лавочка была занята ссохшимся дедом с палкой, казавшейся толще его самого, парой детишек, радостно обсасывающих яркое мороженое и болтающих ногами, и ещё тремя разными бабулями с яркими волосами, косо оглядевших нас с головы до ног, рядом также стоял парень в футболке с капюшоном и луцкал семечки, очистками усеивая потрескавшуюся почву с трудящимися муравьишками.
 — Ой, наконец-то с шурином на рыбалку съездим, — мечтательно пропел Мамука, поглаживая жену по руке, а затем переметнул взгляд на нас. — Вас-то родители как, без уговоров на заработки отпустили?
 Я замялась, и, похоже, Лея тоже не знала, что ответить.
 — Не знаю, что бы они думали, будь им даже и дело до меня, — усмехнулась наконец Лея, и я с коротким смешком поддержала её ответ.
 — Как же так, вы обе с семьёй не общаетесь? — склонила голову чуть вбок Вера, придерживая шляпу, норовившую ухватиться за усилившиеся порывы ветра. — Хотя чего я удивляюсь, сейчас у вас это обычное дело.
 Меня задели эти слова, в особенности вежливая усмешка, с которой Вера произнесла их. Мамука явно огорчился от наших семейных обстоятельств и, как это свойственно некоторым старикам, чьё мнение обычно не спрашивают, но им оно кажется единственной допустимой истиной, врач забылся в лекциях о важности семейного древа, обычаев и уважении к роду.
 — У меня много сестёр и братьев, я самый младший, и как же мне страшно от того, что у нас остаётся всё меньше времени с ними на этом свете. Есть вот у вас, девочки, кто? Разве вы с ними не ощущаете себя так же чудесно, как в детстве.
 Лея покачала головой, рассказав вкратце о своём таинственном близнеце, заставив Мамуку побледнеть, а я отмахнулась, закурив, тем самым показывая всем видом, что эта тема не интересовала меня, но старик был упрям, хоть и чувствительно-мягок, отчего мне даже стало немного стыдно перед ним, хотя повода и не было. Но разве было редкостью последние лет так двадцать, что в семьях царил сплошной кавардак, осталось только слово, и, пожалуй, оно несло в себе не такую уж тёплую ассоциацию.
 — Знаете, моя семья очень сложная и я не очень-то хочу ворошить всё это, — невольно сделала гримасу отвращения я.
 Мамука вгляделся мне прямо в глаза, будто желая вывернуть моё нутро наизнанку, оливково-желтоватые круги под седыми ресницами сжались от прищура, растворившись в многочисленных морщинах от серьёзности его работы на протяжении жизни, и я вдруг ощутила себя безвольной пациенткой. Вдруг он погладил меня по плечу, но при этом нахмурил брови.
 — Помиритесь. Семья это всё, Маргарита, сестра или брат у тебя? Вижу, что ты младшенькая.
 Пока я пыталась придумать, как ответить, и старалась не злиться от полной формы своего имени, которым меня звали лишь родители, Лея вдруг встала между нами и указала за спину Мамуки с настойчивым тоном:
 — Рита ясно дала понять, что не хочет это обсуждать. Смотрите, ваш автобус подъезжает.
 Лея обвила мой локоть и мы подошли поближе к подъезжавшей ржавой буханке на колёсах, наполовину заполненную пассажирами, которых нелегко было разглядеть в грязных окнах, так что язык даже не поворачивался назвать это автобусом. Все встали с остановки и сразу же образовалась очередь. Тамара предупредила нас, что новая гостья подъедет на машине к этому же месту и вместе мы доберемся до дома.
 С лёгким напряжением мы попрощались с Мамукой и Верой, купили в соседнем ларьке по мороженому на палочке, растаявшему ещё в упаковке, и сели на пустую остановку в ожидании.
 — Всё в порядке? — спросила у меня Лея, слизывая фруктовую каплю от мороженого с запястья.
 — Да, он просто застал меня врасплох.
 — С мужиками, с любыми, надо строже, — неожиданно для меня посоветовала она с нахмуренными бровями. — Они всегда, знаешь, как будто… как сказать? Короче, ставят на место нас, типа они умнее. Но, как по мне, им бы хоть раз заткнуться и послушать.
 Я рассмеялась, отметив всё же, что она права. Я заметила решительный огонёк в её глазах, и сердце, наконец, стало меньше болеть за мою подругу.
 — Ты теперь в обиду себя не дашь, это классно, — прицелилась палочкой от мороженого в мусорку рядом я и попала в цель.
 Мы больше не обсуждали тему странных убийств животных и пропажу парнишки, чей портрет висел у нас за спинами, пробивая на тяжёлое чувство тревоги. Через полчаса из запылённой лады, когда-то сияющей белизной, нам помахала загорелая рука с ярко-бирюзовыми ногтями и пригласила сесть на задние сидения. В салоне пахло дешёвым одеколоном и лаком для волос, — крайне неприятное сочетание. Лысый пухловатый таксист молча довёз нас до дома под восторженные возгласы женщины с чёрной пышной и немодной укладкой на манер девяностых чуть ниже плеч. Немного прокуренный, но всё же мягкий и высокий голос гостьи в огромных солнцезащитных очках с напускным сюсюканьем общался по телефону, по всей видимости, с любовником или кем-то вроде того, если судить по количеству произнесённых «малыш» и «пусик». Мы скрытно улыбнулись, переглянувшись с Леей, и она спустила окно почти полностью, положив локоть на раму, а я последовала её примеру, хоть и опустила стекло едва ли на половину.
 Тамара и Влад ещё не вернулись к моменту нашего прибытия, поэтому, только на пороге гостья посмотрела в наши лица, как будто только заметила наше присутствие. Она неторопливо подняла очки на голову, обнажив чёрно-синий смоки, обрамляющий сероватые глаза с карими крапинками, точно хвост павлина. Так же неспешно она заколола локоны крабиком под цвет ногтей и, наконец, оглядевшись по двору, дабы убедиться в отсутствии друзей, обратилась к нам:
 — Как тут чудесно, да? Томочка утром предупредила меня о внезапном деле, а когда же они вернутся, девочки?
 Я отметила про себя, что в момент речи помимо того, что слегка вытягиваются пухлые губы, щедро залитые блеском, над ними также изгибается серповидный шрам. Мы не смогли ответить ей точно, поэтому пригласили её внутрь и помогли занести пару набитых кожаных сумок. Подходившее под её макияж, но не под сельскую местность, бордовое платье из вискозы с воланами на коротких рукавах вскоре сменилось бирюзовым платьем-халатом, отливающим на солнце, словно шёлк.
 Эта женщина не отличалась разговорчивостью, по крайней мере, с нами. Она лишь поинтересовалась, как и на чём можно включить музыку, а затем поставила пластинку Rihanna’ы, которую вынула из своего пакета. Лея с первых секунд оценила музыкальный вкус гостьи и предложила ей домашний лимонад. В это время с Грушкой лениво сидели на крыльце, курила, правда, только я, разглядывая огромную морду с обильными слюнями и карие, будто бы огненные глазки, остальные питомцы обнюхивали незнакомку.
 — Можно вас сфотографировать? Вы как из журнала выскочили!
 Звонкий смех озарил дом, словно лучи солнца после дождя, и Грушка вылезла из-под моей руки, радостно ринувшись внутрь из любопытства. Гостья поправила укладку и взглянула на Лею из-под густых нарощенных ресниц.
 — Киса, ты мне льстишь, я себя совсем неважно чувствую сегодня, но мне приятно. Как насчёт фотосессии на природе?
— С радостью, э…
 — Лейла, — мягко представилась женщина, протягивая руку, точно угадала мысли Леи.
 Они обменялись рукопожатиями, после чего мы сказали свои имена. Минуту другую спустя Лейла достала из сумки увесистую свечу и зажгла её, что окутало комнату нотами жасмина и жжёного сахара. В каждом её движении считывались рассчётливость, спокойствие и грация, почти как у Тамары, так что я ненароком спросила, занималась ли Лейла танцами.
 — При Томе лучше не упоминать танцы, — озорно хихикнула гостья. — По секрету скажу, я видела то, что позволено немногим: коллекцию её фоток в балетных костюмах, так до сих пор и не знаю, как Владик заставил её, но как же ей идёт! Прямо жалко… что до меня, я занимаюсь последние лет пять пилатесом, это единственное спортивное занятие за всю мою жизнь. Так-то я певица.
 — Ого! Правда? — принялась восторгаться Лея. — Споёте нам что-нибудь, пока вы у нас?
 — Голос зря растрачивать неприемлемо, — кукольно нахмурилась Лейла, но мне показалось, что настоящие злость или раздражение крайне редко находили на её гладкое лицо, украшенное лишь парой морщинок. — Но для вас нарушу свой принцип, когда мои дорогие друзья вернутся. Лимонад потрясный!
 Вслед за Rihanna’ой неожиданно потекли до стенам песни Queen. Лейла с расстановкой, будто смакуя слова, рассказывала о забавном знакомстве с Тамарой, случившемся несколько лет назад, в самый лучший год жизни гостьи, как уточняла она потом ещё не раз, — 2007.
 — Томочка это кошка хоть куда, клянусь, это моя любимая женщина! — сверкнула широкой улыбкой Лейла. — Она меня приютила, когда один паршивец бросил меня без гроша в Аргентине, и научила уму разуму. Мы с ней задумали тогда открыть студию кино, и всё — её идея, можете поверить? И как так повезло, что неподалёку жил её давний друг с маленькой, но вполне достаточной площадью, за которую мы и взялись! Дело-то пошло в гору, я до сих пор не верю, ей спустя пару лет надоело и бизнес достался мне.
 — Вы до сих пор им управляете? — изумилась я.
 — Давай на ты, кис. Да, прикидываешь? В плюс к кино мы там уже и занимаемся йогой, подружка танцы проводит… короче, будете в Мар-Дель-Плате, заглядывайте!
 Нам с Леей оставалось лишь с округлёнными глазами переглянуться и прикрыть рты руками, тем самым рассмешив Лейлу, гладившую Лоли, положившего шоколадную мордочку ей на колени.
 В этот момент на пороге показались покрасневшие и запыхавшиеся от разъездов Тамара и Влад. Злополучного пакета с ними я не увидела, поэтому вздохнула с облегчением. Лейла ту же бросилась на друзей с радостными прыжками, спровоцировав питомцев на похожее поведение, так что хозяева дома моментально оттаяли и искренне заулыбались.
 — Девочки, разогрейте пюрешку с котлетами, мне нужно прийти в себя после этой жары, — обмахивалась плетёным опахалом Тамара.
 — Да ты что, дорогая, по сравнению с Аргентиной у вас тут даже прохладно, — нежно погладила подругу по плечу Лейла и поцеловала её в щёку. — Ты всё хорошеешь, я насмотреться не могу, а Влад что-то похудел. Фернет прямиком с родины будете, есть у вас для него кола?
 Бывают, пожалуй, люди, чьё очарование замечаешь только при их отсутствии, хотя, сидя рядом, вроде и не замечаешь чего-то особенного. Я поняла, что Лейла для меня стала таким человеком, несмотря на то, что с ней я не успела и словом обмолвиться.
 Мы с Леей оставили давних друзей наедине, отправившись поливать цветы с кустами во дворе речной водой в пятилитровых вёдрах. Принюхиваясь к ярким флоксам, я вдруг задумалась, как же много на свете людей, но едва ли нам выпадает возможность пересечься дорогами хотя бы с третью населения. И при этом так легко человек может судить о других или даже ненавидеть себе подобных существ. Хоть меня и тянуло по большей части к уединению, я не могла подогнать всех людей на свете под один трафарет. Однако почему же тогда так часто случается, что со многими личностями так скучно общаться, как бы даже и не о чём вовсе?
 Меня отвлёк взрыв доброго смеха из раскрытого окна, я обернулась на Лею: та старательно склонилась с оранжевой лейкой над кустом чёрной смородины. Она шумно вздохнула, утирая пот со лба, и я заметила, что взгляд её часто падает на то же окно, чего, наверное, по большей части она и не осознавала.
 Мне вдруг стало очень грустно. Словно я была где-то далеко от всего и всех. Я не знала, о чём бы поговорить с Леей, да и ощутила укол неловкости и некого жгучего чувства, понимая, что интерес моей соседки сейчас прикован единственно к новой гостье. Лейла, эффектная женщина лет 35-40 максимум, выглядела свежо и впечатляюще, с сильной натяжкой, но всё-таки могла бы догнать нас по энергии и яркости, однако меня раздражала тяга Леи к ней.
 Я изнемогала от тягучей скуки, поэтому на следующий день предложила всем вместе отправиться искупаться. Тамара и Влад с энтузиазмом переглянулись, словно никогда и не думали об этом, хотя затея оказалась настолько простой. Лея и Лейла тоже загорелись плаванием на пляже, хлопнули в ладоши и вместе побежали наряжаться, поскольку певице показалось отличным провести фотосессию там.
 По местному каналу строгая женщина обращала внимание зрителей на особую бдительность в трёх определённых регионах, среди которых оказался и наш, в котором на днях, как оказалось, случилось две кражи со взломом. В одном из домов, через улицу от нашего, грабители забили собаку, перед тем как скрыться. Я тяжело сглотнула, нацепила солнцезащитные очки и выключила телевизор, дабы не тревожить остальных. На всякий случай мы закрыли псов внутри дома, тщательно проверили, заперта ли калитка, и отправились на стоянку, чтоб проехать пару остановок на маршрутке, откуда до пляжа было рукой подать по словам Влада.
 Пляжем, конечно, назвать заросший песчаный пустырь с кучей мусора под огромным камнем было сложновато, но народ купался в покрытой тиной мутной воде, поэтому мы поспешили снять лёгкие одежды и, будучи в купальниках, кто-то, к примеру, Лея, ринулся в воду. Я же расстелила плед, помогла разложить угощения и принялась уплетать кислую вишню одну за другой.
 Лейла часто поглядывала на меня с любопытством, в особенности прожигала взглядом мои проколы.
 — Я уважаю самовыражение, но вот это, — поводила она длинными пальцами у губ, намекая на мою далию. — Уж прости, кис, так жутко, что аж мурашки лишний раз. Ты, надеюсь, в секте никакой не состоишь? Эмо, панк, сатанисты там всякие…
 Заметив моё замешательство, она зашлась в высоком хохоте, отчего в напряжении дёрнулись мои брови, — смех не был уместным и показался мне наигранным. Всё-таки до Тамары ей ещё далеко. Она погладила меня по предплечью и подмигнула:
 — Что я как бабка в самом деле, да? Помню, тоже по молодости бунтовала, а кто нет?
 — Лейлочка, пойдём воду испробуем, а то лежим, как кильки из консервы, — позвала Тамара подругу, надевая резиновые тапочки.
 Лейла послушалась, сняла полупрозрачный платок и, наклонившись ко мне, нанесла мне крем от загара на нос:
 — Всё перерастёшь, панкушка.
 Я оглядела её равнодушным взглядом и уткнулась в книжку, но глаза протыкали буквы насквозь. С издёвками, особенно от пожилых, я встречаюсь регулярно, однажды группа шпаны меня даже слегка побила, — дело обычное. Для меня внешность играла маленькую роль, в том числе и всякие её модификации, так что я никак не могла понять, как люди могли рубиться в игры с различными скинами, но презирать ярких людей в обществе. Впрочем, мало ли в жизни парадоксов. Стоит ли ещё раз упоминать, что Тамара делила в себе дух хиппи, свободолюбивости и отточенной строгости одновременно? Мне было плевать, поскольку ничего ужасного я не совершала. Вполне вероятно, что в толпе я бы даже не различила маньяка. Может, оно и к лучшему.
 Но за пару недель нахождения в этой деревушке, сталкиваясь в основном с людьми в своих закрытых мирках, я как-то, на удивление, отвыкла от пристального внимания к себе. Внутри разлилась горечь, такая детская и противная. Терпеть не могу, когда ко мне относятся, как к ребёнку. Поздновато уж для этого.
 Я долго не решалась даже пальцем тронуть воду, на что Влад и Лея естественно удивились, ведь идея приехать сюда была моей. Чтобы не выглядеть глупо, я всё-таки пересилила себя и зашла ступнями в начало реки. Другие нахваливали температуру воды, у берега она и правда грела ноги, но чем дальше я заходила, тем явнее проступала гусиная кожа на теле. Малыши рядом играли в резиновый мяч, и всплески невольно попали мне на бёдра. Стиснув зубы от моментального раздражения я отвлеклась на обменивающихся комплиментами Лею и Лейлу, позирующую в зарослях густой ивы, склонившейся над водной мутью, точно в дрёме. Лея вовсе не боялась забрызгать не только себя, но и мыльницу. Вспышка едва была заметна, смешиваясь с бликами солнца. Лейла не переставала радоваться фотографиям, отмечая, как любит такие древние «штучки», какие по её нескромному мнению и камерой не назвать.
 Терпеть холод я не могу, однако резко погружаться в свежую воду жарким днём было удовольствием даже для меня, — есть в этом что-то радостное из детства. На миг удушающая волна обдала меня с головы до ног, и я расслабленно отдалась воде, представляя себя подводным существом.
 После купания играли в карты и слушали истории друг от дружки, но в основном от Влада и Лейлы. Пара чаек то и дело с криками взвивалась над рекой, пытаясь противостоять порывам ветра, но по итогу лишь застывала в воздухе, точно глюк. Я не заметила как, но мы переключились на мистику.
 — Была у моей бабушки в селе плотина, уж больно похожая на эту речку. Как приехали сюда, так меня и не отпускают воспоминания о чертовщине, что произошла однажды со мной там. Идём себе ночью, я мелкая ещё, ничё не соображаю, гуляю просто, а старшие братья за водой пошли, колодца у нас не было. Набрали вёдра и ушли, меня зовут уже вдалеке, а я как обычно загляделась на что-то, уж не помню, да только повернусь обратно — в нескольких метрах от меня, за деревом, белая фигура, женщина ли, мужчина ли, не разобрать. Я бегу к братьям, а мне снова как будто мерещится, что что-то белое зигзагом передвигается да пропадает. Я как давай на всё село рыдать, божечки! И вот чёрт его знает, что это было.
 — Да тебе приснилось может? — в очередной раз в любой истории старался находить разумные объяснения Влад.
 — Да куда уж там, мои визги не только весь дом, вся улица запомнила, — обнажила зубы в улыбке Лейла, закидывая в рот вишенку.
 В свою очередь Тамара пожала плечами, заявив, что, хоть в мире и бывает всё, что угодно, но в паранормальное ей верилось с трудом, и я с ней согласилась. Куда чаще мозгу хочется создавать иллюзии и дорисовывать образы, чтобы верить в желаемое, нежели в действительное, очень уж это приятный обман. Но никто не мог не согласиться с тем, что, даже если вычеркнуть все ложные случаи, оставалась хотя бы пара-тройка необъяснимых.
 — Ну как ты объяснишь тот могильный холод в разгар июня, который мы с тобой резко ощутили однажды в нашем домике, когда я ещё и свою зубную щётку не мог найти? Ты ведь видела, что её не было на месте, а потом бац — и появилась из ниоткуда.
 — Так, вы сейчас договоритесь, я уснуть потом у вас не смогу! — с гримасой паники открыла жестяную банку пива Лейла и протянула её мне, принявшись за вторую.
 Лея сжалась и предложила мне прогуляться по округе, закутавшись в полотенце. Она призналась, что в связи с происходящим в последнее время ей было не до смеха от подобных историй, поэтому она предпочла мою компанию, дабы отвлечься.
 Мы бродили вдоль берега, собирая интересные камешки или мягкие, искусно обточенные водой и временем разноцветные стекляшки. Мокрые волосы Леи ещё сильнее завились, облепив шею и уши. Немного сгорбившись, она вышагивала, точно птица, определённым путём, оставляя за собой петляющие следы, казалось, просчитывая шаги в голове наперёд. Я скрестила руки на груди, ощущая приятный материал полупрозрачной длинной рубашки.
 — Смотри, там гидроцикл! — вдруг с изумлением воскликнула я, заметив вдалеке чёрное скоростное судно, с прыжками бороздящее реку.
 Мы подбежали к длинному мостику, на котором болтали ногами дети разных возрастов, а подростки прыгали с разбега, бухаясь в глубину. Когда мы присели на самый край, почти у буйков, парень на гидроцикле пригнал поближе, засматриваясь на наши любопытствующие лица.
 — Хотите прокачу? — крикнул он то ли нам, то ли всей толпе глазеющей детворы.
 Не успела я хоть что-то сообразить, как Лея уже прыгала и махала незнакомцу рукой, она обернулась на меня и подозвала к себе энергичными движениями. Я запаниковала, поскольку трусила, вдобавок Тамара, Влад и Лейла могли потерять нас из виду, однако Лея и слышать ничего не хотела. Она так забавно радовалась, что я не смогла сдержать улыбки.
 Несколько секунд я отказывалась, заметив, что едва ли мне хватит места, но Лея взяла меня за руку и потянула за собой на кожаное сидение. Мы прижались, как могли, к загорелой спине парня лет двадцати семи, и он спросил, хорошо ли мы держались, но, не удосужовшись дождаться ответа, завёл оглушающий мотор. Мы с рёвом понеслись вперёд. Я изо всех сил обвила Лею руками, жмурясь первые пару секунд. Услышав несколько ликующих возгласов со стороны и воодушевлённый смех Леи, я всё-таки приоткрыла глаза: перед нами проносилась далёкая полоса берега. Лея помахала рукой сидевшим на берегу, среди которых были и наши, заметить их поражённые лица не составило особого труда.
 Влажный ветер приятно покалывал кожу, я подуспокоилась и увереннее держалась, хотя места мне хватало с очень сильной натяжкой, так что приходилось держать ноги в напряжении и втискиваться в горячею спину Леи. Мы сделали пару кругов, над головой пронеслись всё те же чайки, только теперь уже менее скованные ветром. Закрыв глаза, я могла представить себя в небе с ними. Минут через пять мы уже стояли на том же месте, откуда управляющий гидроциклом парень забрал нас. Он хотел было предложить Лее сходить куда-то, но мы развернулись и убежали, даже не дослушав его до конца.
 Тёплая рука Леи изо всех сил сжимала мою ладонь, а песок под ногами пытался обнять наши ноги, цепляясь за влажную кожу. Мы, наконец, остановились, выдохшись, и упали прямо там, где стояли, смеясь во всё горло. От адреналина кружилась голова и ноги вибрировали, готовые пробежать ещё пару километров. Громко отдышавшись и насмеявшись вдоволь, мы с улыбками приходили в себя.
 — Ну и ну, гидроцикл, — протянула Лея, как бы подытоживая авантюру.
 — Считай, на море съездили.
 Мы решили обогнуть пляж по траве, где на пледах сидело несколько семей и играли в волейбол. Сначала шли молча, я вспомнила, что не брала с собой сигареты, что немного расстроило меня. Сцепив руки за спиной, я старалась изо всех сил не думать о курении, но у меня ничего не выходило.
 — Я знаю, что у нас уже сто раз спрашивали, но вот мне интересно, у тебя и правда никаких планов на жизнь сейчас нет? Кроме как бросить курить, — к счастью, отвлекла моё внимание Лея.
 — А тебя это удивляет?
 — Нет, я ведь такая же, меня это скорее пугает. Сейчас перед нами столько возможностей, что меня удивляет, как люди поколение за поколением живут по одному и тому же сценарию: учёба, работа, семья, смерть. Я надеюсь посвятить себя экологии, но боюсь, вдруг уже поздно и я никак не смогу помочь планете? Вдруг лучше успокоиться, выйти замуж и жить без неожиданностей и рисков?
 — Ну, вот ты и разъяснила всё сама, — посмеялась я.
 — Ты о чём?
 — Наши родители, их родители и так далее… большинство выбирает то, что им знакомо, не осознавая этого, потому что их когда-то остановил такой же страх. Но ты сильная и смелая достаточно, чтобы принести пользу Земле, — говорила я, действительно веря в свои слова и пытаясь заверить Лею. — Выбирать себя сложно, особенно, когда царит травля, как последние лет пять, но это необходимо. Иначе, наверно, не будет ощущения, что живёшь жизнь по-настоящему.
 Вдруг я замолчала, замедлив шаг на мгновение, ведь поняла, что произнесённые слова касаются и меня саму, просто я никогда не произносила их вслух. Поразительно — давать кому-то совет, в котором нуждаешься сама. К счастью, Лея не заметила моего замешательства, глаза её сосредоточенно смотрели под ноги, над проносящиеся мимо островки травы. По лёгкому прищуру и напряжению морщинки у бровей мне стало понятно, что она серьёзно обдумывает мои слова.
 — Из «протоптанных» планов больше всего мне нравится покупка жилья, так что, думаю, поработаю годик и куплю небольшую квартирку в каком-то морском городе, — поделилась я спустя пару минут молчания. — Но скорее всего она будет служить мне складом, я ведь хочу больше ездить по миру.
 — Эх, Рита, с кем я буду разговаривать так, когда разъедемся? — с нотой искренней печали задумалась Лея, хоть и улыбалась. — Как думаешь, наши пути потом ещё пересекутся?
 — Мы же пообещали дружить, — напомнила я, хотя в рёбрах что-то ёкнуло. отчего-то мне казалось, что мы могли бы больше и не встретиться с большой вероятностью. — Я бы очень этого хотела. Хотя не обещаю, что сердце выдержит твоей тяги к странным приключениям.
 — В этом я хороша, — легонько толкнула она меня локтём. — И по этому ты будешь скучать. Чем больше спонтанных решений принимаешь, тем сильнее это затягивает.
 Когда мы вернулись, тревога с лиц Тамары и Влада рассеялась, они неодобрительно покачали головой секунду, но ничего не сказали, только Лейла неугомонно пыталась выяснить про гидроцикл, однако парень, им управлявший, давно скрылся из виду. Да и ребятни стало значительно меньше. Солнцу ещё далеко было до сна, поэтому мы домой не спешили. Каким-то образом в нашему пледу уже пристроилась пара с гитарой, и Лейла тихонько напевала что-то испанское, ни мне, ни Лее не знакомое, но слушать было приятно.
 Карты давно спрятали от ветра, а банки пива опустели. Мы покачивались под плавные аккорды и смотрели как бы сквозь друг друга. Хорошо было не цепляться за людей, а заговорить с незнакомцами, да так, как будто общались уже несколько лет, а потом так же легко распрощаться навсегда. И хотя на душе у меня ворочались беспокойные мысли, в этот вечер я отпустила их погулять по берегу так далеко, как только могла. Хотелось кружиться в солнечных лучах и разливавшихся по песку нотам. Я ощущала себя частью чего-то, и, наверное, этим чем-то являлся мир сам по себе. В этом ощущалась опьяняющая свобода. Я пересеклась взглядом с такой же расслабленной Леей, и мы нежно улыбнулись друг другу.
 По пути обратно, во время приближающегося заката, теперь уже мне хотелось ехать с ветерком, и я раскрыла ржавую и громкую форточку в полупустой маршрутке, несмотря на неодобрительный взгляд сидевшего рядом старика в потрёпанной бейсболке. Лея встала рядом, и мы цеплялись глазами за проносящиеся мимо деревья и домишки. Я ощущала её плечо рядом, и необъяснимая радость заставляла меня улыбаться.
 — Часть мира, — случайно прошептала я.
 — Что? — с улыбкой взглянула мне в глаза Лея, и я, засмотревшись на развевающиеся карамельные колечки, обрамляющие овал её лица, лишь повертела головой всё ещё с приподнятыми уголками губ.
 За три дня, что пробыла у нас Лейла, она всё же успела мне симпатизировать. Хоть она и болтала часами напролёт с разными любовниками, не сдерживала резких комментариев и слишком уж прыскала приторностью, я поймала себя на мысли, что даже чуть-чуть завидовала ей, — она жила в хорошо известной системе, но извивалась и танцевала в ней так, что та подгонялась под неё, становилась в каком-то смысле ей подвластной. Лейла имела голос и использовала его по максимуму. Она знала свою изюминку и никогда не расставалась с ней, несмотря на «протоптанную» дорогу. Знала ли она об этом или всё вышло само собой? Хотела бы я знать, но так и не поговорила с ней, осознавая, что она не поймёт меня. 
 Размышляя об этом в один из тёплых вечеров за совместным просмотром олимпийских игр в Лондоне по телевизору, я поняла, что всё куда проще. Должно быть, возможности будут попадаться нам всегда, а пользоваться ими или нет зависит от того, насколько мы с собой ладим. И для этого не так уж важно знать себя досконально, достаточно сначала пробовать хоть что-то, так и поймёшь, надо оно тебе или нет. Без попыток не будет знаний. К тому же, у всех настолько разные жизни, хоть и во многом могут переплетаться, что правильных и неправильных вариантов нет. Главное ощущать принадлежность к этому миру, а значит — жить, не торопясь, опираясь на себя в особой степени.
 Осталось только не забыть эти интересные мысли, они мне ещё пригодятся в будущем.
 Спокойствие и рутинность наших дней с плаванием на лодках, уходом за огородом, выполнением мелких поручений и уборкой по дому нарушило очередное необъяснимое происшествие, поначалу никем не замечаемое.
 За питомцами мы следили с настороженностью из-за «подношений» к нашему (и не только, как выяснилось) двору. Гуляли под присмотром теперь не только Влада, но и нашего с Леей, чаще всего на поводках. Ночью спали в доме, как и при наших отъездах куда-либо. Тем не менее, вскоре мы заметили вялый вид у Мафки: ушки устало висели, глаза потеряли влажный блеск, нос нагрелся и засох. А обнаружив вскоре пару блевотных луж в доме, мы перепугались не на шутку. Мафка в свои 3 года до статуса старого животного явно не доходил, поэтому Влад и Лея отправились в ближайшее клинику в часе езды от села.
 Весь оставшийся день мы провели в тревоге, поскольку Влад имел привычку почти не заглядывать в мобильник, так что, зная это, Тамара молча ждала, пытаясь так же стойко выполнять дела по дому, что скорее напоминало судорожные попытки убить время. Я её понимала, поэтому, прибравшись в сарае, выметая из него пыль и паутину, я ходила по двору и всматривалась в каждое дерево, словно оно могло мне что-то сказать. В какой-то момент у меня закружилась голова и я бухнулась в раскладной стул. На лбу и шее выступил горячий пот, а спина вибрировала, точно кто-то сверлил её наглым взглядом. Я обернулась, и в глазах потемнело, сердце ёкнуло от метнувшейся чёрной тени за одной из берёз. Надеясь, что мне показалось, я протёрла глаза и заметила лишь портрет пропавшего до сих пор Лёши, который ветер пытался оторвать от чёрно-белого ствола. Еле управляя телом, я сглотнула и всё же предпочла вернуться в дом, беспрерывно оглядываясь на то место.

*mia familia, certo — (не при) моей семье, конечно