На подоконнике лежали письма, которые никто не отправлял: тонкие листы, пахнущие краской и дождём. Лена рисовала по вечерам, и каждый новый мазок казался ей попыткой сказать то, что в разговоре всегда распадалось на паузы. В мастерской было тихо, только старый радиоприёмник шептал чужие мелодии, а кот время от времени проверял, не пришёл ли кто-нибудь важный. Однажды зашёл Саша — не как гость, а как человек, которому давно пора было вернуться — и долго смотрел на холст, будто узнавал в нём знакомую улицу. Он не спрашивал, почему она исчезала на месяцы, и она не спрашивала, почему он научился не звонить первым. Вместо этого они вместе открыли окно, и холодный воздух смешал запахи масла, чая и мокрой листвы, как будто мир решил примирить их за двоих. Лена протянула ему кисть, и это было почти признание: не громкое, не театральное, а простое, как жест в семье, где заботу показывают делом. Саша поставил на холсте маленькое светлое пятно — едва заметное — и вдруг стало ясно, что картине не хватало именно этого. Позже они сложили письма в коробку, не выбрасывая: пусть лежат, как доказательство того, что молчание тоже бывает честным. А наутро Лена подписала работу новым названием и впервые за долгое время не почувствовала, что ей нужно что-то объяснять.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.