Банда Гринчей

До десяти лет я верил в Деда Мороза. И в Новый год. Он был нашим с мамой любимым праздником, нашим личным волшебством. Мы начинали наряжать ёлку ещё в первых числах декабря, растягивая удовольствие. Придумывали костюмы из старых занавесок и мишуры. К нам приходили гости, пахло мандаринами и мамиными пирогами. А утром я находил под ёлкой подарки. И свято верил, что ночью, пока я спал, приходил он — седой, в синей шубе, сам Дед Мороз.

В тот последний год я мечтал только об одном: о большой железной дороге, с электрическим паровозом, стрелками, семафорами и станцией. Я вёл себя идеально, тише воды,ниже травы, и постоянно спрашивал у мамы, найдёт ли Дед Мороз такую дорогу, ведь я знал, она очень дорогая. Мама гладила меня по голове и, глядя куда-то поверх ёлки, уверяла: «Дед Мороз постарается изо всех сил. Он же видит, какой ты у меня хороший».

В тот Новый год к нам пришла целая толпа коллег отца. Мама была невероятно красива в изумрудном бархатном платье, которое оттеняло огонь её рыжих волос. Я ловил на ней восхищённые взгляды гостей и расплывался от гордости.

И всё шло великолепно. Всё было как в лучшие времена. Гости хвалили мамины салаты — «Оливье» и «Сельдь под шубой». Я рассказывал стихи про снежинку, и мне хлопали. Включали музыку, и все танцевали. Взрослые — парами, медленно кружась, а я вертелся волчком между ними, под ногами. Мама потанцевала со мной трижды, и мы смеялись.

Потом мама пошла искать отца, чтобы позвать его резать торт. Она нашла его на холодном, застеклённом балконе. Он целовался с  коллегой, блондинкой в блестящем платье.

Что началось потом… Наверное, это была худшая ночь в моей жизни. Крики, звон разбитой посуды, слёзы. Гости, растерянные и пьяные, оттаскивали от отца мою маму, которая металась по квартире в истерике. Отец что-то кричал, поправляя смятую рубашку. Утром, хлопнув дверью, он ушёл от нас навсегда.

И Дед Мороз не принёс мне железную дорогу.

И мама перестала смеяться. Перестала танцевать. В её глазах, таких ярких раньше, поселилась тусклая усталость. Ёлку мы не разбирали до февраля, пока не осыпалась вся. А потом просто вынесли, как мусор. Больше мы Новый год не отмечали.

Она умерла, когда мне исполнилось восемнадцать. Врачи говорили о кардиомиопатии. Но я-то знал правду. Её сердце, разбитое в ту ночь, так и не смогло восстановиться, оно просто медленно истекло кровью за восемь долгих лет.

Все эти годы я ненавидел Новый год. Ненавидел гирлянды, глупые песни, ложное веселье и эту всеобщую веру в чудо, которой больше не существовало.

А потом я нашёл союзников. Тех, кто, как и я, ненавидел этот праздник лжи и притворства. Мы стали своеобразным анти-клубом. Газеты, найдя на месте одной из наших акций шутливое граффити «С Новым Годом от Гринча!», окрестили нас «Бандой Гринчей». БГ. И мы были хороши. Мы грабили склады с готовыми подарочными наборами, корпоративные «новогодние корзины» — всё, что должно было создать иллюзию праздника. Как когда-то та женщина-коллега на балконе разрушила его для нас. И мой отец — подлец. Я так и не смог его простить, даже на похоронах мамы мы с ним не разговаривали.

Мы грабили склады и продавали добычу на Avito. А чтобы как-то договориться с собственной совестью, все деньги переводили в собачий приют на окраине города. Собаки лучше людей. Они не целуются на балконах в новогоднюю ночь. Они не разбивают сердца тем, кто их любит. Они не предают.

И вот однажды зимним вечером что-то пошло не так. Мы вскрыли простенький замок на складе небольшой фирмы, но внутри не было привычных штабелей коробок с логотипами. Нас ждал… стол.

Длинный, накрытый на десять человек стол. С «Оливье», «Селедкой под шубой», холодцом с хреном, мандаринами, бутылками с газировкой. И большой, рукописный плакат, приклеенный к стеллажу:

«Товарищи грабители! Мы знаем, кто вы. Мы следили за вами два месяца. Мы приготовили для вас угощение. И подарки. Они под ёлкой. Это искренне для вас. С наступающим».

Под искусственной, скромно украшенной ёлкой лежали пронумерованные коробки. Моя была под номером «1».

Я не хотел её открывать. Вообще не хотел. Сердце бешено колотилось — это была ловушка, насмешка, что-то неправильное. Но руки, будто чужие, сами разорвали упаковку.

И там, на стружке, лежала она. Та самая. Точь-в-точь как в детском каталоге. Большая, сложная, блестящая железная дорога. С электрическим паровозом, стрелками, семафорами и станцией. Та, о которой я мечтал в ту последнюю, страшную ночь.

Я сел на холодный бетонный пол и заплакал. Впервые за много лет.

Это угощение, эти подарки, подобранные для каждого из нас с пронзительной точностью… Говорят, только хорошие дети получают подарки от Деда Мороза.

Неправда. Мы, плохие, — получили.

И это изменило всё. Мы перестали быть Бандой Гринчей в тот же миг. Я смог, наконец, отпустить прошлое. Я с ужасом понял, что, мстя всему миру за свою боль, стал ничем не лучше своего отца — таким же разрушителем чужого счастья, пусть и анонимным.

Мы стали Бандой Волонтёров Деда Мороза. Теперь мы узнаём, где дети ждут чуда, а родителям не хватает средств, и тайком оставляем подарки у дверей. И конечно, везём горы гостинцев, игрушек и кормов в наш собачий приют.

И я понял одну простую вещь. Добрым жить проще. Легче. Да, это звучит как пошлый лозунг, но это правда. Доброе сердце бьётся ровнее и не ноет по ночам каменной тяжестью.

Я простил. Не сразу, не в один момент. Но я простил отца. И ту женщину с балкона. И маму — за то, что она не смогла остаться. И себя — маленького, беспомощного, и себя — большого, ожесточённого.

А вчера я купил билет на поезд. Настоящий. Поеду к отцу. У нас есть о чём поговорить. И, кажется, мне есть что ему подарить.