В тот вечер город дышал сыростью, и фонари казались размытыми мазками на мокром стекле. Я шёл рядом с ней молча, слушая, как наши шаги то совпадают, то расходятся, будто мы учимся быть вместе заново. Она рассказывала о детстве — не подробно, а обрывками, где смех вдруг сменялся паузой, и в этой паузе было больше правды, чем в любых признаниях. Я смотрел на её лицо и ловил редкие мгновения, когда она забывала держать себя в руках, и тогда в её взгляде появлялась мягкость, от которой становилось страшно потерять время. Мы остановились у витрины с картинами: на одной было море, нарисованное так, словно художник писал его не с натуры, а по памяти о чьей-то ладони. Она сказала, что у каждого человека есть свой цвет, только не все решаются его увидеть, и тихо добавила, что мой — тёплый. Я хотел ответить чем-то точным, но понял: точность здесь лишняя, важнее не спугнуть. Когда мы дошли до её подъезда, она не попросила меня остаться — просто задержала пальцы на моём рукаве, и этого оказалось достаточно, чтобы ночь стала близкой. Я ушёл один, но впервые за долгое время не чувствовал одиночества: будто в кармане лежал маленький, невидимый огонь, который можно не показывать, но нельзя забыть.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.