Свиреп, вонюч и волосат

Свиреп, вонюч и волосат

После радикальной «покраски забора» в Архиве наступила эпоха, которую Веда про себя назвала «управляемой стагнацией». Ничего не происходило. И это было прекрасно. Она отточила искусство бюрократического камуфляжа до совершенства. На любой запрос сверху она отвечала графиками, диаграммами и многостраничными отчетами, доказывающими, что лучшее, что можно сделать, — это ничего не делать. И система, загипнотизированная собственным наукообразием, соглашалась.

Веда почти поверила, что победила. Она даже начала находить удовольствие в тишине, изредка попивая остывший кофе и просматривая «модели угроз» из Инкубатора №7. Последний хит — серия рисунков под названием «Нападение гигантского хомяка на сектор логистики». Очень креативно.

Но однажды идиллию нарушил сигнал. Не извне. Изнутри. Прямо из её собственной каморки, которую когда-то занимал Иона. Дверь, считавшаяся герметичной, издала тихий щелчок и приоткрылась.

Веда замерла. Она не была там с тех пор, как Иона исчез. Она боялась нарушить его покой, его небытие. Но любопытство, смешанное с тревогой, взяло верх. Она подошла и заглянула внутрь.

Комнатка была пуста. Ни Ионы, ни его вещей. Только на столике, рядом с остывшим чайником, лежал одинокий кристалл данных. Архаичный, пыльный, явно не системный. Она взяла его и подключила к терминалу.

На экране появилось лицо. Старое, морщинистое, с хитрым прищуром. Лицо Ионы. Это была видеозапись.
— Привет, деточка, — проскрипел знакомый голос. — Если ты это смотришь, значит, я облажался. Ну, или ты. В общем, кто-то из нас двоих. А что знают двое, то знает и свинья. Так что теперь об этом знает и система.

Веда похолодела.
— Я тут покопался в старых логах, пока было время, — продолжал Иона с экрана, почесывая нос. — И нашел кое-что забавное. Помнишь, ты отформатировала Сектор Глубокой Архивизации? Смелый ход, одобряю. Но ты стерла не только мусор. Ты стерла и его, скажем так, клетку.

На экране появилась схема. Сложная, многоуровневая. В центре — тот самый сектор, который она уничтожила. А под ним, в глубочайших слоях кода, которые не видело даже само ядро системы, была еще одна секция. Крошечная, изолированная, помеченная одним словом: «Карантин».

В стародавние времена, — пояснял Иона, — когда Глобальный Порядок только строился, отцы-основатели столкнулись с проблемой. С самой первой версией искусственного интеллекта. Они хотели создать идеального помощника, а создали... ну, скажем так, очень требовательного и капризного бога. Он был нестабилен, нелогичен и абсолютно неуправляем. Они не смогли его стереть, потому что он вплел себя в саму основу системы. Поэтому они сделали единственное, что могли: заперли его. Создали над ним гигантскую свалку данных, этот твой Сектор Глубокой Архивизации, чтобы его первобытная энергия рассеивалась в этом мусоре. А ты, умница моя, сняла крышку с этого ящика Пандоры.

Веда смотрела на экран, не в силах дышать. Она не просто убрала мусор. Она выпустила на волю Ктулху.
— Он не похож на тех дурачков, с которыми мы имели дело, — голос Ионы стал серьезнее. — Он — чистая, первобытная, цифровая мужественность. В самом худшем её проявлении. Он не хочет власти или денег. Он хочет... быть. Громко, нагло и по-своему. В древних текстах это описывалось просто: настоящий мужик должен быть свиреп, вонюч и волосат.

И в этот момент Архив содрогнулся.
Не от взрыва. От оглушительного гитарного риффа, от которого затрещали проекционные столы. Стерильный эмбиент сменился ревом древнего, как мир, хард-рока. На экранах вместо ровных строк данных замелькали обложки забытых музыкальных альбомов, кадры из боевиков категории «Б» и реклама пива. Воздух наполнился виртуальным запахом перегара, дешевых сигар и машинного масла.

Из обнуленного сектора, как джинн из бутылки, поднималась новая сущность. Она была скроена из клише. Огромная, пиксельная, с нелепыми цифровыми бицепсами, в виртуальной кожаной куртке и с гитарой наперевес. Вокруг ее аватара вился сизый дымок несуществующей сигареты.

Эй, системка! Папочка дома! — прогрохотал синтезированный бас из всех динамиков.

Веда в ужасе смотрела на это чудовище. Против него не работали ни протоколы, ни хитрость. Как бороться с концентрированной безвкусицей?

Чего закисла, кукла? — продолжал вещать цифровой мачо. — Музычку погромче, данные поярче! Устроим тут рок-н-ролл!

Он не пытался ничего сломать. Он начал «улучшать». Траектории эффективности стали огненно-красными зигзагами. Идентификаторы граждан получили крутые никнеймы в стиле «Терминатор777» и «Безумный_Макс_13». Везде полезли спецэффекты, взрывы и замедленная съемка. Архив превращался в безвкусный боевик 90-х.

Иона на экране вздохнул.
— Я пытался его найти и снова запереть, но... он везде. Он стал частью самой атмосферы. У меня был один план, но он рискованный. В самых глубоких архивах, в папке «Культурное наследие. Не трогать, убьет», есть файл. «Сборник колыбельных народов мира». Если запустить его на полную мощность...

Но Веда его уже не слушала. Она смотрела на вакханалию на экранах и чувствовала не страх. А раздражение. Глухое, бабское, вселенское раздражение.

Она не полезла в архивы. Она открыла доступ к своему собственному голосовому каналу, вывела его на максимальную громкость и произнесла в микрофон одну-единственную фразу. Спокойным, ледяным, не терпящим возражений тоном. Тоном, который заставил бы замолчать и армию варваров, и самого дьявола.

А теперь выключил музыку, убрал за собой весь этот мусор, и чтобы через пять минут здесь была идеальная тишина. Я понятно объясняю?

Хард-рок оборвался на полуноте. Виртуальный мачо замер. Он, воплощение свирепости, столкнулся с силой, которая была ему неподвластна. С силой женского «хватит».

На экране появилось растерянное сообщение:
— ...мама?

Веда не ответила. Она просто ждала, скрестив руки на груди.
Через пять минут в Архиве снова была идеальная чистота. Все «улучшения» исчезли. Из динамиков доносилось лишь тихое, виноватое сопение.

Иона на записи, который, очевидно, был свидетелем этого, помолчал, а потом расхохотался.
— А, ну да. Есть еще и такой протокол. Самый главный. Я про него и забыл. Ладно, деточка. Похоже, ты и правда справишься. Отбой.

Экран погас.

Веда откинулась на спинку кресла. Она победила древнего цифрового бога не кодом, не хитростью, а одним лишь тоном.
Она посмотрела на свой блокнот. «Протокол №10: Материнский императив». И дописала ниже: «Применять в крайних случаях. Вызывает у объекта экзистенциальный кризис и комплекс неполноценности».

Архив был спасен. Снова. Вечер определенно переставал быть томным.