Санки

*** Поездка за родниковой водой в морозный день превращается в небольшое путешествие — с ожиданием, холодом, детскими голосами и неожиданной помощью незнакомого человека. История о простых вещах, которые делают мир теплее.***


Прогноз погоды опять пугал нас морозами.На завтра обещали резкое похолодание — до минус тридцати. Тут хочешь не хочешь, а надо бы запастись заранее родниковой водой. Кто знает, заведётся ли в такой холод наша старая машина.

Собрали все пустые пятилитровые баклажки, проверили, ничего ли не забыли, и поехали за водой.

Пока колесили по городским улицам, я жалела только об одном: выехали слишком поздно.
Скоро начнёт темнеть. А это значит — я не пройдусь по своим тропинкам. Не дойду до пересечения двух просек, пока ещё снежный покров в наших горах позволяет это сделать.

Мы проехали мимо новенького кордона. Асфальтированная дорога закончилась — и машина тут же нырнула в яму. Сколько раз её засыпали, а щебень спустя время просто исчезал.

А вот и пятачок, где люди, приехавшие на родник, оставляют свои машины. Он находится между сараями двухэтажных домов и лесом. Я всегда немного завидую тем, кто живёт здесь. Рядом и горы, и родник.

Мы вышли из машины, разделили баклажки поровну и пошли через лес к самому подножию горы.

И тут я заметила санки. Они были привязаны прочной верёвкой к столбику. Обычные детские санки, а к ним приколочен ящик из свежих досок. На передней стенке висело объявление:
«Для общего пользования».

— Надо же как придумали… Может, возьмём санки?! — крикнула я вслед мужу.
Но он, как всегда, торопился к роднику, чтобы побыстрее набрать воду.
Я же никуда не спешила.
Зачем?
Это в городе мы всё время куда-то торопимся, суетимся…
А здесь хочется медленно идти по тропинке, слушать, как скрипит снег под ногами, и оставить мысли. Ни о чём не думать, дать наконец свободу тому городскому жителю, который одичал от комфорта и четырёх стен.

— Скриип, скрииип… — ветер раскачивал старое дерево.

— Побежали быстрее! —  раздались позади детские голоса.
Я повернула голову: по соседней тропинке, со своими санками, бежали мальчишки лет шести-семи.

«Ох, сорванцы, — подумала я. — Это же они бегут кататься с горы».
Каждый раз у меня замирает сердце, когда такие отчаянные храбрецы несутся со склона между сосен. Ведь стоит съехать совсем немного в сторону — и можно со всего размаха влететь в дерево.

Ну вот и родник.
Я аккуратно прошла по узкому мостику через лесной ручей и поняла: стоять нам тут в очереди минут тридцать, а то и больше. Странно. Вроде бы сегодня рабочий день, а людей собралось много. Да ещё и пустой пятилитровой тары у каждого — штук по двадцать.
Постояв минут пять, я почувствовала, как холод пробирается под куртку. И ногам становится зябко. По иронии судьбы в голове крутились слова:«Надо меньше пить. Надо меньше пить».

Я начала переминаться с ноги на ногу, но холод не сдавался.
Голоса детей, смех, скрип санок — всё это перемешалось с моими шагами. Время растянулось и перестало быть временем. Оно просто стояло вместе с нами в очереди и мёрзло.

Где-то рядом обрывались разговоры.
— «Говорят, завтра крепко прижмёт…»
— «Да я столько не утащу…»
— «У меня в прошлом году и в ;35 заводилась», — донёсся уверенный голос.

Я начала маршировать вдоль очереди — шаг туда, шаг обратно, украдкой поглядывая на остальных. Они стояли спокойно, словно им было всё равно, мороз сегодня или нет. Я же чувствовала себя единственной, кто не умеет стоять неподвижно.

Наконец-то наша очередь! Мы подошли к роднику. Из серой, потёртой трубы вытекала вода — живая, ледяная. Она спокойно скользила по камням, становясь частью ручья.

Муж спустился ниже, а я то подавала пустые баклажки, то принимала наполненные водой и относила в сторону, чтобы следующему человеку было удобно подойти.
Руки горели от холода, пальцы немели, крышки не всегда легко закручивались, а баклажки становились всё тяжелее.

Шаг за шагом мы продвигались вперёд, пока наконец все баклажки не были заполнены.
На короткий миг можно было остановиться и выдохнуть, почувствовать: мы справились, несмотря на холод, тяжесть и суету вокруг.

Теперь предстояла ещё одна задача — перетащить все баклажки к машине. Обычно, у кого нет санок, люди носят их частями. Берут в руки кто сколько может пятилитровок и идут. Остальные оставляют кучкой недалеко от родника. Пройдут метров сто, поставят возле тропинки, по которой шли, первую партию и возвращаются назад — за следующей. Так, мелкими перебежками, и доносят до места, где оставили машину.

Муж взял по две баклажки в каждую руку и пошёл. Я же смотрела на оставшиеся восемь совсем не вдохновенно.

— Вы на машине? — раздался из очереди голос.

Я машинально повернула голову. Мужчина в пятнистой бело-чёрной куртке смотрел на меня. Его ушанка почему-то напомнила мне почтальона Печкина из Простоквашино.

— Да… — закивала я.
— Так возьмите мои санки. Только потом назад верните, — предложил усатый мужчина.

Пока я сомневалась, стоит ли вообще принимать помощь, он быстро подкатил рыбацкие санки-корыто, загрузил баклажки и помог перевезти груз по мостику через ручей.

— Вот, возьмите, — передал он мне верёвку от санок.
Я взяла её в руки и попыталась сдвинуться с места.
«Ох, и непростая это работа —
из болота тащить бегемота», — тут же вспомнился детский стишок.

А следом:
Однажды, в студёную зимнюю пору
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу — поднимается медленно в гору
Лошадка… везущая восемь бутылок...

Тем временем муж донёс свою партию до машины и пошёл мне навстречу.
— Ого! — удивился он. — Откуда такое богатство?
— Почтальон Печкин дал на прокат, — отшутилась я.

Санки мы, конечно же, потом вернули.
— Спасибо, — сказала я.
Он только махнул рукой и улыбнулся, будто в этом и правда не было ничего особенного.