Новогодняя ночь

Он сидел в кресле у холодного окна, положив ладонь на стекло. Внизу, за его отпечатком, растекался город — гирляндами, смехом, бенгальскими огнями. А здесь, в тишине, было слышно, как тикают часы и шуршит за окном снег.
Ему было хорошо в пустой квартире. Хорошо, потому что не нужно было притворяться. Не нужно было напрягать мышцы лица в улыбке, поднимать бокал с правильным тостом, делать вид, что веселье проникает и в его сердце. Здесь можно было просто молчать. Быть собой — этим усталым, немного потрепанным человеком, у которого на душе был не праздник, а тихая метель.
Среди людей ему было плохо именно поэтому. Потому что их счастье было живым, острым, как запах мандаринов, и он его чувствовал кожей. А своё... своё было похоже на старую фотографию, выцветшую по краям. Он вспоминал не само счастье, а скорее его тень. Тёплый бок любимого человека под ладонью, общий смех над пустяком, звон бокалов — не новогодних, а просто каких-то, самых обычных. Это воспоминание было сладкой болью, как прикосновение к почти зажившей ране. А может, он и не был счастлив никогда — просто тогда, в прошлом, он этого не замечал, а теперь идеализировал.
Огоньки на ёлке у соседей напротив мигали бездумно и весело. Он смотрел на них и грустил. Не о подарках или шампанском. О времени. Эти огни, как маячки, отмечали пройденный год. А что он мог отметить? Дни, похожие один на другой, как снежинки — вроде узорные, а в совокупности — просто белая масса.
Снежинки падали, пушистые и невесомые. Он сожалел о нежности. О том, что некому сейчас сказать: «Смотри, какая ажурная». О том, что его собственная нежность, как этот снег, таяла, не долетев ни до чьего сердца.
Он был задумчив, глядя на праздничную иллюминацию, потому что видел в ней красивую, но чужую сказку. Историю, в которой он не был персонажем. Он был лишь зрителем, купившим билет на галёрку.
И вдруг он улыбнулся. Сидя в нетронутой праздником квартире. Улыбнулся именно потому, что здесь не было ни единого намёка на Новый год. Ни мишуры, ни запаха оливье. Были только он, темнота и тишина. В этой аскетичной чистоте не было обмана. Не было попытки догнать всеобщее ликование. Была правда. А правда, даже горькая, всегда даёт странное облегчение.
Почему ему так плохо, когда всё хорошо? Потому что «всё хорошо» — это для других. А его «хорошо» — другое. Это возможность не ломать себя.
Почему ему так хорошо, когда всё плохо? Потому что в тишине своего одиночества он наконец перестаёт бороться с этим чувством. Он принимает его, как принимает тиканье часов и падающий снег. Это — его территория. Его правда этой новогодней ночи.
За окном начали бить куранты. Он не стал загадывать желание. Он просто прислушался к тишине внутри себя. И в этой тишине, странным образом, и было его настоящее — без прошлого и будущего. Просто тиканье секунд в тёплой комнате, пока за окном кружился новый, чистый снег.