10. Моё сладкое бремя. Анна

Странное дело. Пока я разбиралась с перспективами своей беременности, отрекалась от отца ребёнка, адаптировалась к новой жизни, меня не беспокоили никакие физические отклонения в самочувствии. Прекрасненько толстела и раздавалась вширь. Быстрее, чем положено.

Но вот все устаканилось. Я смирилась со статусом одинокой матери, и даже начала ощущать некий кайф от своей свободы. Было достигнуто моральное равновесие. И вдруг рухнул физический балансир. Лерку бы сюда, она б мне все про инь и янь в лучшем виде поведала. Чай, китайская теперь дама...

Я задумалась. Что-то давно мы с ней не общались. Надо бы созвониться, поболтать от души.

— Аня, на укол! — соседка по больничной палате, легко и стремительно передвигаясь, несмотря на огромный живот, забрала со стола связку бананов. Видать, дочке передоверит принесенные вчера кем-то гостинцы. Лена живёт небогато. И муж у неё то ли безработный, то ли тунеядец...

Да. Я вторую неделю лежу в гинекологии. На сохранении. Приехала на скорой. Прямо с лекции в университете увезли. Угроза выкидыша.

Врач у меня молодой, но консервативный. По старинке мучает меня уколами магнезии. Дескать, обязательно поможет. И улыбается. Знает, что это невыносимо больно. Но считает, что материнский подвиг начинается с первого дня зарождения жизни...

Побрела к процедурной. Ой, как страшно. Это ж терпеть невозможно. Интересно, а Полька чувствует мою пытку? Или ей тоже больно? Я задохнулась, заволновалась, в животе тут же наметился тонус. Идиотка, прекрати, пока не потеряла ребёнка!

Укол вытерпела молча. Немало удивив этим медсестру. Обычно я попискиваю, а иногда и плачу.

— Аня, все в порядке? Ничего не болит? — заволновалась она. Но, услышав мой ответ, что, дескать, только душа, засмеялась. Мол, на то мы и женщины, чтобы страдать...

Это так. Я совсем ещё немного живу на свете, но понимаю, что чем старше становишься, тем больше сердце стонет. Впрочем, и преувеличивать не стоит. Мужикам тоже бывает несладко.

А в палате у нас тем временем начался переполох. У Маринки начались преждевременные роды. Вчера только чаю выпили за её благополучное пережитие опасного срока.

12-ая акушерская неделя, скачки гормонов, интенсивное формирование плаценты и тому подобное. Маринка накануне про это долго рассказывала. Радостная, что миновала угрозу...

А сегодня... Трагедия. Мы сидели на своих кроватях и молчали. Каждая загадывала, чтобы её такой исход миновал во что бы то ни стало.

Лена была спокойнее всех. У неё такой срок, что ребёнок в любом случае будет жизнеспособным. Хотя все равно лучше рожать вовремя...

Маринку привезли через несколько часов. Бледную, несчастную и опустошенную. Мы боялись на неё смотреть. Хорошо, пришёл психолог больничный. Утешать стал. И мы послушали...

Оказывается, есть теория, что угроза выкидыша на ранних сроков никем и никогда не может быть вылечена. Если женщина здорова, просто происходит выбраковка некачественного зародыша. Иностранцы, как правило, не практикуют такое сохранение.

Но старенький доктор на нас обнадеживающе глянул. Дескать, наши же, отечественные, акушеры сохраняют огромное количество беременностей вопреки той концепции. И дают возможность рожать мамам даже с привычным выкидышами...

— Хотя, — врач помолчал, — надо понимать, что никакие наши усилия, никакие лекарства не могут заставить развиваться нежизнеспособный эмбрион. Обреченная беременность все равно прервется, чем ни лечи. Вот как сегодня случилось. Но следующая точно пойдёт, как надо...

Я вдруг заметила, что все мои соседки держат руки на своём животе. Как будто оберегают малышей от беды. Не знаю, как они, а я свою Полька выношу. И рожу. Красивую, здоровую и счастливую...