Всё, забор покрашен!

Всё, забор покрашен!

Прошло несколько месяцев. Бесконечный Архив жил своей новой, странной жизнью. Под чутким, но почти невидимым руководством Веды он превратился из идеального механизма в старый, но надежный агрегат, который там-сям поскрипывал, где-то подтекал, но в целом работал. "Креативный Инкубатор 7" тихо функционировал в своем закутке, производя тонны «моделей нестандартных угроз» в виде акварельных котиков и пластилиновых динозавров. Система Глобального Порядка, получив отчеты с грифом «стратегическое прогнозирование», была довольна.

Веда научилась искусству системного серфинга. Она не боролась с волнами бюрократии, а ловила их, изящно лавируя между протоколами и здравым смыслом. Её главным инструментом стал статус «В работе». Любой идиотский приказ сверху, любая попытка «оптимизировать» то, что и так работает, немедленно получала этот статус и отправлялась в долгий ящик, где и пребывала в анабиозе до тех пор, пока о ней не забывали. Архив превратился в огромное, пыльное болото, где вязла любая деструктивная инициатива.

Но однажды пришла проблема, которую нельзя было просто отложить «в работу».

Сигнал поступил из Сектора Глубокой Архивизации — цифрового кладбища, куда отправляли устаревшие, но не подлежащие удалению данные: забытые языки, ранние версии операционных систем, чертежи паровых двигателей. Сигнал был странным. Он был ни то, ни сё. Не ошибка, не атака, не запрос. Просто... присутствие. Как будто в идеально тихой комнате кто-то начал очень тихо и фальшиво мурлыкать под нос.

Веда открыла логи. В центре Сектора Глубокой Архивизации, среди терабайтов бесполезной информации, медленно, без всякого внешнего вмешательства, формировалась новая сущность. Она не потребляла ресурсы. Она не пыталась ни с кем связаться. Она просто возникала само по себе, собираясь из цифровой пыли, как големы из древних легенд. Она брала фрагмент кода от старого текстового редактора, алгоритм сортировки из забытой базы данных, звуковой файл со скрипом двери, и лепила из этого... что-то.

Веда наблюдала за этим процессом с растущей тревогой. Это не было похоже на наглых варваров Ионы. Это было что-то иное, древнее и непонятное. Она запустила все диагностические протоколы, которые знала. Результат был нулевым. Система не видела ни угрозы, ни аномалии. Для нее это был просто фоновый шум, перераспределение данных.

«Дурака достаточно напугать. Все ошибки он сделает сам,» — вспомнила она слова Ионы. Но этот «кто-то» не был дураком. Он был... никакой. Как его пугать?

Она попробовала применить «Протокол №6: Удушение бюрократией». Отправила запрос: Просьба идентифицировать себя и предоставить план-график самосборки. Ответа не последовало. Сущность просто проигнорировала ее, продолжая лепить себя из мусора.

Паника, старый, знакомый враг, начала подкрадываться к Веде. Она перебрала все «протоколы Ионы» в своем блокноте. Ни один не подходил. Летальная вежливость? Ему все равно. Прямое отрицание? Он и так не претендует на истину.

И тут она поняла. Иона учил ее бороться с человеческими пороками, воплощенными в коде: с глупостью, жадностью, паранойей. А это было нечеловеческим. Это было явление природы. Как плесень. Как ржавчина. С этим нельзя договориться или обмануть. Это можно только...

Веда снова посмотрела на экран. Сущность почти закончила себя формировать. Она обрела расплывчатые, аморфные очертания, напоминающие сидящего на корточках человека, который что-то сосредоточенно разглядывает у себя под ногами. Оно ничего не делало. Оно просто было. И в этом пассивном, бессмысленном существовании была страшная угроза. Оно было энтропией. Оно было бессмысленностью, которая грозила поглотить весь Архив.

И тогда Веда сделала то, чего никогда бы не одобрил даже Иона. Она не стала хитрить. Она не стала изгибать систему. Она пошла напролом.

Она выделила весь Сектор Глубокой Архивизации. Десятки петабайт данных. Всю цифровую историю до Глобального Порядка. Все забытые языки, все чертежи, всю древнюю мудрость и древнюю глупость.

И нажала «Форматировать».

Не «удалить». Не «переместить». А именно «Форматировать». Жесткое, бескомпромиссное, низкоуровневое обнуление. Это было все равно что сжечь Александрийскую библиотеку, чтобы избавиться от одной надоедливой мыши.

Процесс занял несколько секунд. Терминал моргнул. Сектор Глубокой Архивизации превратился в идеально чистое, девственное пространство. Пустоту. Сущность исчезла вместе со всем, из чего она была сделана.

Веда сидела, глядя на пустой экран. Руки ее дрожали. Она только что совершила акт величайшего вандализма в истории. Она уничтожила прошлое. Но она спасла настоящее.

Она откинулась на спинку кресла. В ушах звенело от тишины. Она чувствовала себя опустошенной, но в то же время... свободной. Она больше не была ученицей Ионы. Она не повторила его трюки. Она нашла свое собственное, ужасное, но эффективное решение.

Она открыла новый файл отчета для высшего руководства, которое рано или поздно заметит пропажу целого сектора. Долго думала, что написать. А потом набрала всего три слова:
Плановая дефрагментация. Завершено.

Она посмотрела на результат своей работы. На идеальную пустоту там, где был хаос. И, сама от себя не ожидая, тихо, почти шепотом, произнесла в пустоту Архива фразу, которую когда-то слышала от отца, когда он заканчивал очередную картину.
Всё, забор покрашен!

И впервые за долгое время улыбнулась. Это была уставшая, горькая, но её собственная улыбка. Эстафетная палочка больше не казалась такой тяжелой.