Рецензии на произведение «Из истории одного дома»

Рецензия на «Из истории одного дома» (Елена Язовских)

Из воспоминаний моего дяди Плотникова Ивана Павловича, 1924 г.р., Богуславка Гродековского округа УКВ. Хорошо, что я в свое время под запись просил его рассказать. Ему с родителями повезло, они успели уехать во Владивосток. А мой дед не успел, все думали что обойдется. Иван Павлович о нем упоминает как о дяде Пете.

уезжали во Владивосток, Уссурийск или Хабаровск. А то и дальше уезжали. «Чемоданное настроение» у многих преобладало. Мама, я помню, отцу всю плешь проела, как говорится: «Поехали, да поехали отсюда». Кто успел уехать, тот жив остался. И как только началась коллективизация, отец решился на отъезд. Правда, до этого всю скотину у казаков в колхоз отобрали и все имущество. Коров, быков собрали на дворе казаков Ваулиных, от нас соседний дом. Они зажиточно жили, большой двор был. Вот туда её и согнали. А кормить нечем, хозяев не пускают, поставили милиционера с ружьем, чтобы никто не ходил. Против диверсий якобы. Так я помню, эта скотина нам ночами спать не давала, ревели коровы голодные всю ночь. Они ревут, мама тоже плачет, отец успокаивает. И я не сплю, страшно мне было. Потом скотина дохнуть начала от голода. Всем этим руководил председатель комбеда, не из наших. Он и списки на выселение, и на конфискации составлял (справка: председателем комитета бедноты был Афанасий Цапкин). Уполномоченные несколько раз к нам приходили изымать излишки. А какие там излишки? Ничего к тому времени не осталось. Дедушка отцу справил гармонь, он неплохо играл и меня научил. Так вот я хорошо помню, как к нам в дом двое уполномоченных зашли. В стене у пола была ниша, там стояла швейная машинка – подарок дедушки моему отцу на свадьбу. Так мама поставили табурет к стене, сама села и подол юбки расправила, чтобы не было видно. Они покрутились-покрутились, а взять нечего. Увидели гармонь, взяли её. Один закинул её на плечо, а она растянулась, хлопает его по нижнему месту и звучит. Второй ему что-то сказал, пошутил наверное, оба засмеялись и ушли. А отец с мамой сразу после этого собираться начали. Да что там собираться, и имущества уже никакого не было – скотину отобрали, что было на дворе и в доме реквизировали. Через неделю увязали все в платки, у отца была пара сапог, брюки, несколько рубашек, у мамы какое-то имущество. Может, что-то из зимнего было, я не помню. А у меня так вообще ничего не было. Лето было на дворе, я бегал в одной комбинашке: рубашонку на пуговицах внизу по бокам пристегивали к порткам, вот и весь наряд. Это комбинашкой называлась. Кто-то из соседей ехал в Гродеково, нас взял на телегу и мы поехали. Машинку швейную с собой взяли, она нас потом очень выручала. И еще запомнился мне наш песик. Бежал-бежал за нами, так и отстал. Жалко мне его было, плакал всю дорогу. Так и добрались на перекладных до Владивостока. Отец к тому времени хорошим механиком был, нашел себе работу.
А кто остался, тех чуть позже забирать стали.

Из родных никто не пострадал?

Да как же никто, конечно, пострадали. Дед Михаил и бабушка Соломонида остались со своим сыном, моим дядей Петей, младшим братом отца, и дедушка Еремей с семьей. Дедушка Еремей в свое время поселковым Атаманом был, вот ему, наверное, и припомнили. Михаила, Еремея и Петра забрали осенью 1930 года и отправили на строительство Оборской ветки под Хабаровск. Там по слухам, в тайге строили Оборский леспромхоз, вот они и тянули туда узкоколейку. Михаил и Еремей умерли на строительстве в первый год, а дядя Петя говорят, еще потом где-то сидел (справка: Петр Михайлович Плотников после окончания строительства Оборской ветки получил еще пятнадцать лет ссылки в спецпоселении в поселке Тыгда Амурской области). Говорят, много там было наших из Гродеково, и из других округов тоже казаки были. И с Амура казаки тоже были. Гиблое было место, условия как на каторге. Многие там остались навсегда. Моей бабушке Соломониде разрешили съездить на свидание с дедом Мишей. Как она добиралась туда неизвестно, но после свидания она так была потрясена увиденным, что через неделю после возвращения умерла. Сердце не выдержало. Это мне отец рассказал. И жила она после высылки мужа с сыном сначала в холодной пристройке – дом заселили переселенцами, а потом у родственников. Вот такая благодарность от новой власти. Я уж не знаю, что она чувствовала, когда мыкалась рядом с домом, который ставил её муж и в котором родились её дети. Старшие сестры моего отца к тому времени тоже разъехались, кто куда. Две самые старшие сестры, Александра и Татьяна, жили в Харбине. Александра еще до войны там жила, работала воспитательницей в семье богатого чиновника или промышленника. Там и осталась. После Гражданской войны туда же уехала Татьяна со своим мужем.
Многих уехавших вылавливали во Владивостоке. Вот я уже говорил, что у мамы было два брата, Александр и Роман. Оба у белых служили. Роман погиб еще в Гражданскую в карауле, там расследование целое было, вроде как несчастный случай при обращении с оружием. То ли он не разрядил карабин, то ли его товарищ. И нечаянно застрелили. А Александр еще раньше нас уехал во Владивосток. И вот его кто-то опознал. Взяли на улице, спровоцировали драку и вроде как за драку задержали. А потом в бухте Соболя расстреляли. Тётка моя Клавдия уже много лет спустя ездила в Хабаровск, искала документы. Ей дали справку, что он реабилитирован. Реабилитировали, а что толку? Человека-то уже нет.
Отца тоже забирали во Владивостоке, несколько месяцев длилось расследование. Он как механик в командировку ездил куда-то в район, а там кто-то испортил трактора. Вот его якобы за диверсию и взяли. Хорошо, что следователь оказался наш, местный, из Гродекова, тоже из казаков. Он хорошо знал деда, это отца и спасло. Он не стал формально подходить к делу, попробовал разобраться. Проверил все и отпустил под подписку. А потом нашли виновного, с отца уже все обвинения сняли. Так вот я хорошо помню, что когда вернулся отец домой, он мне сказал: «Запомни Ваня, на всю жизнь запомни: если будут тебя спрашивать, никому не говори что мы казаки. Всем говори и в анкетах пиши, что мы хлеборобами были». И позже, спустя многое время, постоянно вспоминал этого следователя добрым словом. Честные тогда не задерживались в органах. Говорил, что тот ему вторую жизнь подарил. А вот фамилию его я не запомнил, жалею. Время такое было, за принадлежность к казачеству можно было в лагеря уехать, а то и пулю получить.

Сергей Плотников-Чупров   20.04.2021 17:11   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Из истории одного дома» (Елена Язовских)

Через всё это прошла семья моей мамы. Мама оставила родную деревню и никогда не хотела побывать там вновь. Её обида была не столько на выгонявших их из дома, а на деревенских, которые растаскивали скромный скарб Лариных.Они знали, что отец моей мамы умер, на руках у несчастной жены пятеро маленьких детей, но никто , никто не пожалел. Там кулаками и не пахло. Раньше в доме проживала семья из 21 человека. Мой прадед распиливал зимой брёвна на доски со своими сыновьями, а за работу брал досками и сумел для семьи отстроить большой дом. Одно утешенье, что дом послужил долгие годы(до1990-х)- начальной школой.
Какую только жуть выносит наш покорный народ. А время никак не стирает из памяти боль прошедшего.
Моя бабушка также вступила в колхоз, живя в землянке. Колхоз за добросовестный труд насчитал ей пенсию в сумме- аж в восемь рублей...
Очень тронули. Благодарю ВАС.


Ада Бабич   29.05.2019 20:22   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Из истории одного дома» (Елена Язовских)

А это история только одной семьи. Какое страшное время!

Наталья Катаева-Вергес   17.05.2019 05:31   •   Заявить о нарушении