Из истории одного дома

    Мартовской ночью 1930 года в окно постучали. Несмотря на поздний час, Татьяна Михайловна не спала. Тревожные мысли роем кружились в голове. То вспомнит свекра, со смерти которого и полугода не прошло. Такой крепкий был, а как о раскулачивании слухи пошли, так сердце и не выдержало – от разрыва умер. Свекровь Любава Пименовна после этого в себе замкнулась, все время молчком и дела позабросила. А тут на днях мужа Тимофея в ОГПУ забрали. Спросила уполномоченного «за что мужа арестовали», ответил: «Никто его не арестовывал, допросят и отпустят». Сказал и сунул бумажку, где было написано, что «Василий Филиппов – кулак, не выполнивший план хлебозаготовок».
- При чем тут Тимофей, - подумала Татьяна, - ведь брат за брата не ответчик. И какой с Василия кулак, ведь как отец его отделил, единоличным хозяйством владеет не превыше середняцкого.
     Стук по стеклу испугал ее и отвлек от мыслей. Она подошла к окну и негромко спросила:
- Кто?
Узнав по голосу брата Григория, отворила створку. Его голос дрожал:
- Сестренка, завтра вас придут кулачить. Сегодня уже затемно объявили. Меня от комсомольской ячейки в комиссию включили. Подымай деда, у вас амбаров много, схороните чего-нибудь.
     От неожиданности Татьяна, едва удержавшись на ногах, присела на край кровати. Слезы застилали глаза. На печи мирно спал 86-летний дед Ераха. Глухонемой от рождения, он постоянно жил с семьей брата. Разве может она разбудить старика – что, если спокойная ночь у него последняя? Татьяна посмотрела на шестерых посапывающих детей. Как в калейдоскопе перед глазами прокрутилась история дома, куда молоденькой невесткой пришла она. 
     В феврале 1899 года аккурат на Тимофея-зимника после двоих дочек у Ивана Лукича и Любавы Пименовны Филипповых родился долгожданный сын. Жили они в небольшом рубленом доме, и хотя достаток семьи позволял расширить жилье, Иван Лукич необходимостью это не считал. «Девки разлетятся, – рассуждал он. – К чему нам с тобой, Любава, на старости хоромы?» А уже через несколько дней после рождения сына засобирался в дорогу: «Покамест лед с Уссури не сошел, поеду в Китай». Много чего привез он: цинк на крышу, скобы, краску, но главное, договорился с мастерами.
     Обычно казаки строились помочью, и строились добротно. Иван Лукич решил нарушить традицию, потому что китайские мастера знали секрет каменной кладки фундамента. Он объявил станичникам:
- На века дом строю: для детей, внуков и правнуков. На расходы не поскуплюсь!
Лес, лиственницу, привезли из Реттиховки, самый лучший. Дом получился добротным, красивым, с резным орнаментом вкруг под крышей. В переднюю избу вело высокое крылечко с резным навесом, а с база – просторные сенцы.
     Согласно реестра от 1914 года дом получил высокую оценку в пятьсот довоенных рублей, два амбара рубленых потянули по 175 рублей, а сарай оценился в двести, стоимостью повыше иных домов. В целом домовладение было названо зажиточным. В Гражданскую войну останавливалось в доме японское начальство. Отвел им Иван Лукич половину дома, а сами в другой ютились. Уж как они потчевали японцев: стряпали и варили целыми тазами, развлекали игрой в карты. Как-то тычет офицер пальцем в фотографию на стене, спрашивает: «Кто это?» Иван Лукич с достоинством отвечает: «Мои сыновья». Тогда японец обращается к ней, Татьяне: «Где муж твой?» И она ответила: «Воюет». Японцам и в голову не могло прийти, что разговаривают с женой красного партизана, который воюет с ними.
     Вспомнилось, как около года назад задумал Иван Лукич животины часть распродать, а она его отговорила:
- Тимофей за советскую власть воевал, налоги платим какие, и в семье одиннадцать ртов. Сколько вложено в этот достаток, ведь работаем, как каторжные. Нет, не подымется рука у своих, станичных, разорять семью!
     Татьяна Михайловна не спала всю ночь. Встала спозаранку, приготовила завтрак повкуснее, накормила всех и была сама не своя. Услышала, как скрипнула калитка: «Вот и все. Явились». Их было семеро. Зачитали постановление, громом прозвучало: «Дом!»
- Как, а жить нам где?
В ответ прозвучали безразличные фразы. Стали собираться. Татьяна подхватит на руки то годовалую Настю, то Колю. Трехлетняя Агафья, почуяв неладное, обхватила мать ручонками и зашлась криком. Кое-как собравшись, Татьяна Михайловна вышла с детьми на улицу, за ней следом, с единственным узелком, свекровь. Она обняла внуков, перекрестила всех и без оглядки пошла вон из села. Любаве Пименовне удалось добраться до Владивостока на попутках, там жила старшая дочь, но ни внуков, ни невестку она больше не видела. Никогда!
     Татьяна как через пелену смотрела на толпу за воротами. Некоторые женщины вытирали слезы. Ребятня, подученная взрослыми, кричала:
- Дядьки, уходите!
- Ребятишков пожалейте, изверги!
- Не грабьте!
     Но они не уходили и продолжали грабить. По усадьбе всюду сновали люди. Кто-то тащил за поводья лошадей, запрягал в телеги, гонялся по двору за птицей. Тащили мешки с зерном, кадушки с медом и разносолами, сорванную прямо с проволокой сушеную рыбу, кованый сундук. С радостным гиканьем голос из дому кричал: «У них кровати железные! Куда нести? Патефон!?» Татьяна поспешила со двора, боясь смотреть в глаза лошадей и коров.
     Дома при раскулачивании в Благодатном забирались в исключительных случаях. Изымая дом, сельсовет выполнял распоряжение свыше – осенью открыть в селе школу. Строительство новой школы – дело затратное, использовать один из брошенных домов без достройки и капиталовложений тоже не представлялось возможным. Этот же дом  с расположенными анфиладой четырьмя комнатами и передней подходил, как подумали вначале, идеально. Только и  требовалось, что выгнать на улицу одиннадцать человек.
     Как и планировалось, в конце сентября 1930 года в доме открылась школа. Вскоре обнаружилось, что места  мало, классы не могут уместить всех учеников. Взоры руководства поневоле обратились к обветшалой церковно-приходской школе, а в доме разместилась первая читальня. Когда и она перебралась в клуб, дальнейшую судьбу дома решил февральский пленум Благодатенского сельсовета от 1938 года. В нем, в частности, говорилось: «Передать дом бывший Филиппова для переселенцев-красноармейцев». Дом поделили надвое и заселили две семьи.
     У Татьяны Михайловны в зловещем 1930 году тоже началась новая жизнь. В тот же день она с детьми и дедом Ерахой обосновалась в недостроенном доме родственников. Тем же вечером ее мать Татьяна Дмитриевна украдкой принесла одеяло и какие-то тряпки, чтобы закрыть зияющие пустоты окон, да узелок с продуктами. Через несколько дней без предъявления обвинений отпустили на свободу мужа Тимофея. Меньше, чем через месяц, от пневмонии умерла младшая дочь, годовалая Настя. Следом за нею умерла вторая дочь. Спустя год они с мужем вступили в колхоз. Впереди их ждали: голод, унижения, репрессии, смерть еще двоих детей.

Фото: бывший дом И.Л. Филиппова. с. Благодатное. 2010 г.